Читать онлайн «Гурко. Под стягом Российской империи». Страница 4

Ненастная погода — и неспокойно на душе у российского канцлера князя Александра Михайловича Горчакова. Хитро плетет интриги бывший прусский канцлер, ныне рейхсканцлер германский Бисмарк[6]. Заручившись его поддержкой, нагло ведет себя империя Габсбургов, ее территориальные аппетиты непомерны, в предстоящей войне дорого обойдется России Австро-Венгерский нейтралитет. Подстрекаемый лордом Биконсфилдом, турецкий султан Абдул-Хамид настроен к России непримиримо.

Горчаков вернулся к столу, уселся в жесткое кресло. Старческие руки с синими прожилками легли на резные подлокотники. Чисто выбритое лицо с пышными седыми бакенбардами, чуть выдающийся подбородок и плотно сжатые губы выражали строгость, а стоячий воротник белоснежной сорочки и темный фрак придавали российскому канцлеру вид официальный.

Стар князь и хвор ногами. К восьмому десятку подбираются годы, но мудрость и ясность ума не покидает его. Более шестидесяти лет служит Горчаков в Министерстве иностранных дел. Довелось быть послом в Лондоне и Риме, Берлине и Вене. Дипломатию с азов познавал, преданность и честность России делами выказывая; Душой князь Горчаков не кривил и перед министром иностранных дел графом Нессельроде не угодничал. Не гнулся даже перед всесильным начальником Третьего отделения Бенкендорфом и за то долгое время в немилости был, слыл в официальных кругах либералом.

Однако сам канцлер таковым себя не считал. О том история судит. Когда 18 марта 1871 года революционный Париж впервые создал правительство пролетарской диктатуры, прусское командование в тот же час поспешило выразить готовность помочь правительству Тьера подавить выступление парижского пролетариата. Бисмарк разрешил Тьеру увеличить армию для расправы над коммунарами. У русского царя диктатура пролетариата вызвала гнев, а канцлер Горчаков выразился при этом совершенно определенно: «Парижская коммуна угрожает всему европейскому обществу». И немедленно рекомендовал версальскому правительству быстрее заключить мир с Германией, дабы покончить с парижским пролетариатом.

Министром иностранных дел Горчаков стал после неудачной Крымской войны[7]. Тогда прежний министр иностранных дел Нессельроде[8] заявил о никчемности российского Министерства иностранных дел. Впрочем, немец Нессельроде на данном посту никогда честно не служил России.

Вступая в новую должность, Александр Михайлович Горчаков в присутствии близких друзей, поэта Тютчева и дипломата Жомини, выразил свою политическую линию вполне определенно: «Отныне № 1 положим конец немецкой дипломатии графа Нессельроде… Мою внешнюю политику будут определять интересы России, и только России».

Прошло короткое время и о российской дипломатии заговорили с почтением. С ней начали считаться. В кабинетах и салонах Европы с уст не сходила доктрина горчаковской циркулярной депеши, в коей русский канцлер наметил четкую программу действий, отражавших определенный этап в истории внешней политики России после Крымской войны…

К отмене унизительного Парижского трактата Горчаков готовил российскую дипломатию пятнадцать лет. И едва смолкли пушки пруссаков, а французские дипломаты, смирив гордыню, покорно подписали мирный договор, означавший конец Франко-прусской войны 1870 года, как канцлер Горчаков объявил всему миру, что Россия более не считает себя связанной Парижским трактатом, ограничивающим ее суверенитет на Черном море, и будет строить корабли Черноморского флота, а Севастополь будет военно-морской базой…

Поверженная пруссаками Франция вынужденно промолчала, Британия и Османская Порта — смирились…

Горчаков снял очки в золотой оправе, мягкой замшей протер стекла. Неожиданно мысли унесли его в далекие юношеские годы… Лицей… Первый набор… Друзья-лицеисты — Пушкин, Дельвиг, Пущин…

Он, Александр Горчаков, баловень науки, пример прилежания, безуспешно подражающий Александру Пушкину в пиитстве… Припомнились пушкинские строки, к нему, Горчакову, обращенные:

«Провидец был дорогой друг Пушкин», — промолвил сам себе князь. Память донесла другое пушкинское послание:

— Любезную супругу, — прошептал князь.

Сжало сердце. Четверть века, как умерла красавица-жена Мария Александровна Урусова. Пятнадцать лет всего-то прожил с ней, а иной теперь и не надо…

Явился советник посольства барон Жомини с неизменной папкой синего сафьяна. Тот самый Жомини, который с приходом Горчакова на пост министра иностранных дел воскликнул: «Наконец-то Россия приобрела министра, какой будет стоять на страже интересов этого достойного государства».

В Министерстве иностранных дел говаривали: канцлер и старший советник — две части одного целого. Для подобных утверждений имелись основания, у Горчакова и Жомини на внешнюю политику России один взгляд;

— Садитесь, дорогой Александр Генрихович. Какие известия из Порты?

— Реакция Стамбула на условия конвенции по-прежнему отрицательная.

— Рука лорда Биконсфилда[11].

— Коварство туманного Альбиона, и несть ему начала и конца. По всему, не миновать войны, как мы ни бьемся.

Горчаков промолчал. Барон близок к истине. Но в душе канцлера все еще теплилась надежда на мирное решение балканского вопроса.

Если бы только Британия не подстрекала Порту…

Дипломатическая обстановка в последние годы обострилась.

Бисмарку удалось объединить Германию. Немцы добились успеха во Франко-прусской войне. Агрессивные аппетиты Германии росли, Бисмарк искал повода для нового похода на Францию. При этом он пытался заручиться согласием России. Но во внешней политике Российской империи не предусматривалось дальнейшее ослабление Франции, тем более усиление военного могущества Германии. Находясь в Берлине в 1875 году, царь и Горчаков оказали давление на Бисмарка, и тот свалил подготовку войны с Францией на фельдмаршала Мольтке и штаб.

В тот раз позиция России спасла Францию от поражения. Горчаков прекрасно понимал: Бисмарк не простит этого, он затаился, и теперь, когда обстановка на Балканах предельно обострилась, германский канцлер станет действовать во вред России. Русский министр иностранных дел оказался прав. Вспыхнувшее в 1870 году восстание в Боснии и Герцеговине привлекло внимание всей Европы. Освобождение славян от многовекового угнетения под лозунгом «защита братьев славян» Россия принимала как свое кровное дело. Однако оказание конкретной помощи восставшим наткнулось на сопротивление Австро-Венгрии. Министр иностранных дел Дьюла Андраши[12] на запрос Горчакова, согласна ли Австро-Венгрия добиваться автономии для Боснии и Герцеговины, ответил отказом. Боснийский вопрос страшил Андраши и императора Франца-Иосифа возможностью слияния Боснии, Герцеговины с Черногорией и Сербией в крупное южнославянское государство у границ Австро-Венгрии, Андраши пугали и славяне, входившие в состав Австро-Венгрии. Они также могли потребовать для себя автономии. И Андраши настаивал всего лишь на реформах для Боснии и Герцеговины.

Горчаков на встрече с Бисмарком и Андраши (они съехались в Берлине в мае 1876 года) предложил меморандум, в котором содержались гарантии по осуществлению некоторых реформ для славян, находившихся под турецким владычеством.

На тут вмешались англичане. Хищный британский лев давно уже занес свою когтистую лапу над Балканами и Черноморским побережьем Кавказа. Биконсфилд в который раз продиктовал султану курс внешней политики. С присущей средневековой жестокостью турки подавили восстание в Боснии и Герцеговине.

Еще не смолкли залпы и не развеялись пороховые дымы, как поднялись против турецкого ига сербы и черногорцы. В Сербию выехали русские добровольцы, Россия оказала повстанцам дипломатическую и материальную помощь. Назревали русско-турецкие и русско-австрийские конфликты, грозившие перерасти в общеевропейскую войну. Горчаков был склонен решить дело дипломатическим путем. Вместе с тем на его запрос о том, каково будет отношение Германии к возможным осложнениям между Россией и Австро-Венгрией, Бисмарк ответил четко: немцы поддержат Австро-Венгрию. С другой стороны, Бисмарк не скрывал, что он заинтересован в военном конфликте между Россией и Турцией…

Горчаков прикусил губу.

Мир на Балканах… Он слишком призрачный. Абдул-Хамид[13] играет на соперничестве великих держав. Еще в Ливадии Горчаков и царь убедили английского посла лорда Лофтуса в необходимости созыва международной конференции. Александр Второй, успокаивая английское правительство, заверял Лофтуса: Россия не посягнет на Константинополь и проливы…