Читать онлайн «Хмельницкий. Книга третья». Страница 61

— Пан полковник, хорунжий коронного гетмана возвращается из похода!

— Конецпольский?

Неожиданное появление тут чигиринского старосты не обрадовало, а встревожило полковника, который по приказу коронного гетмана должен был арестовать Хмельницкого. Может быть, не только это встревожило Скшетуского? Ведь хорунжий Конецпольский был владельцем Чигиринского староства! Скшетуский вдруг понял, что он невольно оказался в положении человека, который чуть ли не укрывает беглеца Хмельницкого от своих гусар.

Он пришпорил коня и поскакал следом за гусаром навстречу сыну великого Конецпольского, которому сам верно служил.

Встретились как старые друзья. Конецпольский был в хорошем настроении, довольный своим походом. Победил ли крымских татар, или только устрашил их — слава одна.

Татары, напуганные армией Конецпольского, отступили на противоположный берег Дуная. Да, татары действительно боялись его армии, как и самого имени Конецпольского! Но ему достаточно того, что враг испугался появления его с казаками.

— Уважаемый пан староста, мы поймали казаков-бунтовщиков! — докладывал всадник, разыскав Конецпольского.

— Снова бунтовщики? Кто такие, гунцвот, чего они взбунтовались?

— Не вем! Говорят, что возвращаются от австрийского цесаря домой.

— Так почему вы их называете бунтовщиками? Отобрать оружие и отпустить по домам! — кричал Конецпольский, рисуясь перед Скшетуским. Ведь он — староста в этом крае! А староста имел право не только наказывать, но и миловать людей в его пограничном старостве!

Всадник галопом поскакал выполнять приказание.

Подъезжали к прибрежному хутору, из которого только утром выехал Скшетуский, терзаемый сомнениями и угрызениями совести. Он был смущен, порой невпопад отвечал Конецпольскому.

Вдруг к ним снова подскакал на взмыленном коне джура. Теперь из отряда гусар, который пробирался по прибрежным днепровским зарослям.

— Что за спешка, пан дозорный? — спросил Конецпольский, останавливая его.

— Полковника Хмельницкого задержали на хуторе! Собирался ехать в Боровицу, менять там коня. В хате хлопа гусары поручика Скшетуского схватили его… — сообщил джура, захлебываясь от радости.

Разгулялись ветры-вьюги, разгулялись бури, разгорались распри меж людьми. Даже на Среднем Днепре установилась настоящая зима. Поля и леса покрылись снегом, когда-то оживленные, торные дороги были непроезжими. Снежной зиме на Приднепровье не хватало хороших морозов.

Потоцкий не по собственному желанию отсиживался в каменном доме в Белой Церкви, зорко охраняемый жолнерами, хотя в это время никто и не нарушал его спокойствия в городе. Кривоносовцы рассеялись, словно сон, даже при разговоре с коронным гетманом о них никто уже не вспоминал.

Однако гетман не мог забыть своей стычки с ними. Он был рад, что никто не видел его унизительного бегства. Но сам-то он, наверное, никогда не забудет позорящих его военных неудач в этом неспокойном пограничном крае!

Сидя в одиночестве, он терзался мыслями, стараясь трезво оценить свое поведение. Вот до чего дожил, управляя страной, держа меч вместо скипетра власти. Теперь приходится надеяться только на крепкие стены, спасаясь от людей, которые при других условиях должны бы встречать его с хлебом-солью.

С хлебом-солью!..

Даже усмехнулся. Но не радость, а горечь проявлялась в этом смехе. Это скорее был упрек Потоцкого-человека Потоцкому — шляхтичу и коронному гетману.

Под впечатлением этих размышлений в Белой Церкви Потоцкий и писал письмо канцлеру Осолинскому:

«…Почти ежедневно ко мне приходят просители из местных жителей. С какими только жалобами не обращаются они, обиженные нашими панами подстаростами и государственными служащими!.. Поля, сенокосы, пасеки, зерно, да и все, что понравится нашим служащим, они отбирают у крестьян, а непокорных избивают или запарывают до смерти… Это может привести к очень плачевным результатам не только для милиции, которую могут уничтожить, но и для Отчизны, если разразится страшная внутренняя война, которая, как буря, может нагрянуть на шляхту…»

Потоцкий писал это письмо в Варшаву с намерением, чтобы о его содержании узнали и на Украине! На следующий день после того, как курьеры ускакали с письмом, о нем уже говорили на каждом перекрестке Белой Церкви. Спустя некоторое время об этом письме узнали в Кагарлыке, Терехтемирове и даже в Чигирине. То ли со страху, то ли руководствуясь здравым смыслом, коронный гетман хотел как-то обелить свою погромную акцию на Украине.

Коронный хорунжий Александр Конецпольский в то же самое время вместе с обоими Скшетускими и гусарами направился в Киев, оставив под началом Стефана Потоцкого большую часть своего войска. В помощь ему еще дал Самойла Лаща. Так хотел сам коронный гетман!

Богдан Хмельницкий в это время находился в заключении в Боровице. За селением был Днепр, на котором шуршал пока еще крохкий лед. Богдан ждал, когда замерзнет река, надеясь вырваться за Днепр, во что бы то ни стало ускользнуть из рук врагов. Жолнеры лишь ждали приказа коронного гетмана, когда и как казнить присужденного к смерти генерального писаря казачьих войск Богдана Хмельницкого.

Хотя судьба Богдана и находилась в руках карателей, он верил в свое счастье и напряженно думал о победе. Хмельницкий не знал, что еще кое-кто заботился о спасении его жизни.

А таких людей было немало, даже в полках реестровых казаков, которыми сейчас полновластно распоряжался полковник Барабаш. О смертельной опасности, грозившей Богдану, узнала и Гелена. Подстароста до сих пор держал ее в своем чигиринском доме, добиваясь от нее согласия на брак с ним.

Богдану ничего не было известно об этом. О своей старой дружбе со Станиславом Кричевским, другом и кумом, он боялся даже вспоминать. Кричевский сейчас полковник реестровых казаков, однако не со всеми ними Богдан сел бы за один стол. Чем можно измерить ныне чувство дружбы, когда над твоей головой занесен дамоклов меч?

Все эти мысли отягощали голову Богдана, сидевшего в заточении. Задумывался он и над своей жизнью, вспоминал молодые годы, друзей. И с каким-то чувством раскаяния он прислушивался к доносившейся старой песне, напоминавшей ему об ушедших юношеских мечтах. Не умели ценить молодости, транжирили ее, как нетрудовые доходы, не заботились о достойной встрече зрелости…

Не знал Хмельницкий и о разговоре полковника Кричевского с наказным атаманом войск Конецпольского, Стефаном Потоцким.

— На мой взгляд, уважаемый пан Кричевский, Хмельницкого следовало бы передать в руки чигиринского полковника, — рассудительно доказывал Стефан Потоцкий.

— Полковника или подстаросты? Должен сказать вам, уважаемый пан: как друг заключенного, я не верю в измену Хмельницкого и не понимаю, почему в этом не разобрались. Какой-то трусливый глупец распространил версию о его измене…

— А другие глупцы поверили, — засмеялся молодой Потоцкий.

— Я, уважаемый пан Стефан, этого еще не говорил. Но такой вывод подсказывает закон логики. Схватить человека, когда он спешит к своим обиженным детям, схватить только по навету, несмотря на то что у него была охранная королевская грамота!.. Такая политика коронного гетмана является для меня загадкой…

— Коронный гетман как гетман, уважаемый пан полковник. Что мог сделать мой отец, получив донесение от полковника, находившегося вместе с Хмельницким во Франции? Очевидно, там происходил затрагивающий интересы нашей отчизны разговор наказного атамана с враждебным нашей вере полководцем Франции… Но посмотрите, какое письмо направил мой отец канцлеру Осолинскому, в котором проявляет он столько озабоченности о судьбе украинских хлопов! Вероятно, тогда у отца были основания именно так поступить с Хмельницким. А вот письмо… Собственно, пан полковник сейчас является тут военным представителем коронного гетмана.

Кричевский пристально посмотрел в глаза сыну Потоцкого. В них, как в зеркале, увидел отображение своей тревоги и горячности. Ярким пламенем вспыхнуло в его воображении первое знакомство с Богданом в Киеве — именно тогда зародилось священное чувство побратимства!

Кричевскому казалось, будто он целую вечность стоит, пылая на костре аутодафе. И вдруг он расправил плечи, словно проверяя, выдержат ли они предстоящее испытание.

Молодой Стефан Потоцкий даже залюбовался казаком-полковником. Кричевский прошелся по комнате и снова подошел к наказному атаману Потоцкому.

— Пан Стефан считает?.. — спросил и облегченно вздохнул.

— Да, — не раздумывая, ответил Потоцкий, понимая, что идет речь о смертельной угрозе другу полковника.

Счастье перестало улыбаться Богдану. Голова кругом шла от мыслей о грозном, печальном будущем. Что ждет его завтра? Ночью или днем будут казнить? Ведь его враги стремятся казнить бунтовщиков при всем народе, для острастки другим. Или, может, они будут ждать окончательного решения всесильного коронного гетмана Потоцкого?