Читать онлайн «Хмельницкий. Книга третья». Страница 50

— Подать вина и закуски на четверых! — потребовал он, словно находился в корсунской или чигиринской корчме.

И удивился, увидев обеспокоенного его появлением пана Янчи-Грегора Горуховского. Тот вдруг застыл на месте, словно испугался полковника Хмельницкого. Словно шелудивого пса, разглядывал Богдана прихвостень пана Радзиевского. Горуховский остановил слугу, который должен был обслуживать Богдана Хмельницкого.

— Пану полковнику лучше было бы пообедать у меня в комнате… — понизив голос, сказал он.

— Пан Янчи-Грегор хочет пригласить меня в гости или… предостеречь? — спросил Богдан, не выдавая своего беспокойства. И тоже понизил свой немного охрипший голос и, как бы извиняясь, окинул взглядом свою загрязнившуюся в дороге одежду.

— По-дружески хочу предостеречь уважаемого пана Богдана. Прошу вас в мою служебную комнату, там поговорим.

Он даже взял Хмельницкого под руку, то ли проявляя уважение, то ли торопя его поскорее пройти мимо подвыпивших жолнеров, купцов и разгулявшихся шляхтичей.

— Уже почти две недели вас всюду ищут гонцы коронного гетмана, получившие приказ арестовать как изменника, — шепотом сказал Янчи-Грегор, плотно прикрывая за собой дверь. — Приказано схватить пана и немедленно заковать в цепи. И я не могу поручиться, что и в нашей корчме не находятся такие гонцы.

— Получается, что пан Янчи-Грегор на себя накликает беду, принимая тут банитованного! Или, может быть, я уже и арестован? — Хмельницкий схватился за саблю. — Банитованный… За что, дьявольская ты судьба, за что? Ведь я повел свои войска, выполняя волю королевы… Оказывается, не в ту сторону повел их, будучи верен верноподданническому долгу. Что же, можно и изменить направление!

Хмельницкий тут же овладел собой, опустил руку. Кому жалуется?

— Кстати приехали, пан полковник! С минуты на минуту ждем пана Иеронима, еще вчера условились. Коронный гетман такую кашу заварил в стране! Король сейчас остался один. Канцлер Осолинский и хорунжий Конецпольский сейчас где-то на Украине. Пан Иероним сейчас в немилости у шляхты из-за того, что поддерживает оскорбленного ею короля Владислава и его политику. В этой стране шляхта может оскорблять даже короля, и не только на заседаниях в сейме.

— Так король еще не отдал приказа о моем аресте?

— Сила короля у нас сейчас измеряется силой взбесившейся шляхты. Король, очевидно, сам остерегается, боясь стать жертвой заговорщиков. Он весьма сожалеет о том, что не вовремя отправил Осолинского. А ведь королева отправила вместе с паном Хмельницким и полковника Пшиемского… Разве разгадаешь их замыслы… А вот и пан Иероним! — воскликнул Горуховский, посмотрев в окно.

«Разве знаешь, разве разгадаешь их замыслы? Делают одно, а думают о другом, посылая с тобой таких шпионов, как Пшиемский!..»

Чтобы освободиться от гнетущих мыслей, Богдан резко встал из-за стола и подошел к окну. Он увидел большой двор корчмы. Утренний туман рассеялся, поднявшись над лесом, окружавшим Варшаву, начинался теплый летний день.

Во дворе стояла карета с гербом, запряженная тройкой лошадей. Молодой, но уже располневший Радзиевский молодцевато выскочил из кареты, словно хотел покрасоваться перед окнами своего многолюдного заведения. Он что-то приказал сопровождавшим его всадникам и легко взбежал по ступенькам на просторное крыльцо корчмы.

Богдан отошел от окна, стараясь подавить гнев, вызванный сообщением Горуховского. Резко обернулся к двери, куда опрометью выбежал этот слуга, встречая своего хозяина. Богдан одернул смятый в дороге кунтуш, потрогал рукой саблю и пистоль.

Полковник Пшиемский скакал напрямик, по кратчайшей дороге к Бару, где размещалась военная резиденция коронного гетмана, а не в Варшаву. Пшиемский почти на две недели опередил Хмельницкого. Стремясь как можно скорее найти гетмана, он загнал не одну лошадь, словно под их копытами горела воеводская земля. Не щадил он и себя. Прискакав в Бар, он не думал об отдыхе, а тотчас же направился к гетману. И, как воин с поля брани, предстал он перед глазами коронного гетмана!

— Измена, вашмость пан гетман! — закричал он, едва перешагнув порог кабинета гетмана, вместо приветствия и пожелания здоровья хозяину.

— Пресвента матка боска! Пан полковник Пшиемский? О какой измене говорите вы в моем доме? Что за наветы! И в каком виде явились вы, пан Пшиемский! Позор для шляхтича!

— Хмельницкий!.. Известный вам Хмельницкий с графом Конде, родственником королевы, в заговоре!

— В своем ли вы уме, пан? С французами, с родственниками королевы, — хлопы в заговоре! Мог бы пан Пшиемский спокойно, без истерики, подробно доложить, как подобает воину? Вижу, что пан явился ко мне прямо с дороги!

— Да, ваша милость, чуть живой. Но дело не терпит промедления. Ваша милость, очевидно, знает известного итальянца кардинала Мазарини, этого ренегата и интригана… Сейчас глава французского правительства привлек на свою сторону такого же, как и сам, но совсем еще молодого интригана — главнокомандующего вооруженными силами Франции графа Конде.

— Это все нам известно, ведь наша королева родственница ему. Но при чем тут измена Хмельницкого? Он послан во Францию нашим королем!

— Хмельницкий становится орудием интриг молодого политика! Конде задумал создать всеевропейскую коалицию против Речи Посполитой и хочет вовлечь в нее Хмельницкого с казаками. А это означает, что вся украинская чернь по призыву Хмельницкого возьмется за оружие!..

Слова Пшиемского прозвучали как предупреждение о приближающейся гражданской войне. Слава Конде Луи де Бурбона, молодого полководца, туманила головы европейским самодержцам, немецким курфюрстам. Втягивание казаков, этой огромной вооруженной силы, в союз с протестантской коалицией действительно представляло неожиданную и грозную опасность для польской шляхты. Очевидно, и король состоит в этом заговоре! Почему вдруг он так внезапно направил канцлера Осолинского на Украину? Не по этим ли соображениям король настаивал на том, чтобы казацкое войско, направляемое во Францию, непременно возглавил Хмельницкий? Казацкая сила подобна сухому пороху, которому не хватает только искры, чтобы вспыхнуло пламя на восточных границах Польши. Не повез ли пан Осолинский казацким экстремистам эту искру от короля?

Войско Речи Посполитой деморализовано, обессилено бесконечными войнами в Европе под знаменами иезуитизма! Даже полк самых лучших гусар преступно разделили между собой коронный гетман и хорунжий Александр Конецпольский не для войны, а для тщеславия, чтобы сопровождали их, как янычары турецкого султана. Самые лучшие полки реестровых казаков прихватил хорунжий якобы для отражения нападения крымских татар.

— Сознает ли пан Пшиемский, какую он, с позволения сказать, новость привез для шляхетской Польши? — грозно изрек коронный гетман Потоцкий.

— О, вполне! Я не страшусь первым пасть от меча этого изменника. Перед шляхтой стоит альтернатива — или мы сложим свои головы, или должны обезглавить мятежных хлопов!

С этой минуты снова зашевелились сановники Речи Посполитой, руководимые Николаем Потоцким. На Украину поскакали отряды, чтобы схватить возвращающегося из Франции Хмельницкого. Потоцкий приказал Александру Конецпольскому использовать жолнеров и реестровых казаков для поимки Хмельницкого. Родного сына не жалел коронный гетман, гоняя его, как гончего пса, по Приднепровью, готовя из него еще одного усмирителя казацкой вольницы.

Подготовив силы для междоусобной войны, коронный гетман поскакал в Варшаву. Он стремился сюда не затем, чтобы получить у короля разрешение на ведение этой войны, а похвастаться перед ним на сейме своей политической дальновидностью. И напомнить королю о его слепой вере в казаков, на помощь которых рассчитывал в своей борьбе с сановной шляхтой, захватившей управление государством. Потоцкий обуздает своевольных украинских хлопов, бросив против них коронное войско, которое сражалось с ним у Кумейковских озер, усмиряло непокорных на Левобережье.

Любимец королевы, заранее предупрежденный Горуховским о Хмельницком, вошел в комнату с улыбкой на устах. Улыбка его должна была означать, что ему, пользующемуся доверием короля, встреча с человеком, которого обвиняют в измене, нисколько не повредит. Разве только с одним Хмельницким приходится ему встречаться тайком, помогая королю бороться с зазнавшейся родовитой шляхтой. Одетый с иголочки, Радзиевский, розовощекий, словно херувим, нарисованный на лаврских киотах, похлестывал, забавляясь, модным английским стеком.

— Что здесь произошло? Пан Иероним, прошу объяснить мне. Ведь ясно, меня оклеветали?.. — горячился Хмельницкий, даже не стараясь скрыть волнение.

Радзиевский игриво приподнял вверх стек: мол, успокойтесь! И тут же протянул правую руку Богдану, переложив стек в левую. В пожатии его руки Богдан не почувствовал прежней искренности, и это еще больше насторожило его. Как он возвысился! Это уже не тот Иероним, с которым встречался Хмельницкий на свадьбе у Мартына Калиновского.