Читать онлайн «Владимир Храбрый. Герой Куликовской битвы». Страница 20

Ноябрь выдался холодный и снежный. Москва-река, Неглинка и Яуза покрылись толстым льдом, поверх которого выпал снег глубиной почти до колена.

Пожары охватили Москву со всех сторон, ветер далеко разносил запах гари и темные клочья пепла. Особенно сильно полыхали дома в Зарядье и Занеглименье, поскольку застройка там была скученная и почти все жилища были укрыты соломой.

Многие из московлян в тот ветреный ноябрьский день поднимались на каменную стену Кромника, желая поглазеть на буйство огненной стихии, с треском и гулом пожиравшей московские посады. Лица у мужчин и женщин были хмурые и задумчиво-серьезные; тут и там слышались горестные вздохи и недовольные сетования на действия московских воевод, которые сначала прозевали литовское вторжение, потом проиграли битву Ольгерду на подступах к Москве. Полки из Ростова, Суздаля и Стародуба так и не подошли. Владимирское ополчение повернуло обратно с полпути, узнав о разгроме московской рати на реке Тростне. Тревога и беспокойство одолевали купцов и ремесленный люд. Смогут ли князь Дмитрий и тысяцкий Василий Вельяминов оборонить Кромник от литовцев с имеющимся у них войском?

Владимир, поднявшийся на башню близ Фроловских ворот, неожиданно столкнулся на верхней смотровой площадке с боярышней Кристиной, дочерью Федора Воронца. Кристина была не одна. Тут же толкались возле узких бойниц, взволнованно переговариваясь, еще три юные боярышни и младший брат Кристины.

Кристина негромко ойкнула, когда Владимир, топая сапогами по деревянным ступеням, стремительно вынырнул из широкого квадратного проема в дубовом полу.

Владимир поприветствовал Кристину, слегка поклонившись ей. Он был в желтом нагольном полушубке, в яловых сапогах и в лихо заломленной собольей шапке с красным парчовым верхом.

Кристина зарделась, ответив на приветствие Владимира и отвесив ему поклон. Она выглядела красиво и нарядно в своей длинной темной душегрее с воротником из черно-бурой лисы. Ее изящная головка была плотно повязана белым платом и увенчана круглой бархатной шапочкой с опушкой из куньего меха. Владимир уже не казался Кристине нескладным отроком, за прошедший год он сильно вытянулся, став выше ее ростом. Изменился и голос Владимира, в нем явственно звучали властные и мужественные нотки.

Владимир первым заговорил с Кристиной, признавшись ей, что он несказанно рад этой внезапной встрече с ней. Кристина покраснела еще сильнее, не смея признаться, что и ей эта встреча в радость. Ее смущение и неловкость объяснялись присутствием подруг-боярышень и младшего брата Елисея. Впрочем, пятнадцатилетний Елисей живо сообразил, что Владимира и Кристину нужно оставить одних. Он недвусмысленно намекнул троим боярышням, что им пора бы спуститься с башни и заглянуть на торжище, куда они изначально и собирались пойти.

Подруги Кристины, поняв намек ее брата, поспешили удалиться с верхней площадки башни. Спускаясь вниз по крутым дощатым ступеням, девушки то испуганно вскрикивали, то заливались смехом, ненароком наступая на волочившиеся по лестничному спуску длинные подолы своих шуб. К тому же во чреве круглой каменной башни было довольно темно, свет туда проникал лишь через узкие щели-бойницы в стенах. Если бы не расторопный Елисей, вовремя подававший руку каждой из троих боярышень, то какая-нибудь из них непременно оступилась бы и расшиблась на этом неудобном спуске.

Живя в Москве, Владимир имел возможность несколько раз издали видеть Кристину на городских улицах и на торговой площади. Подойти к ней Владимир не решался, поскольку вокруг было много посторонних глаз. К тому же подле Кристины всегда находились либо ее служанки, либо кто-нибудь из родственников.

По воле случая оказавшись на вершине башни наедине с Кристиной, Владимир в порыве откровенности признался ей в том, как тягостно ему живется с нелюбимой женой, как часто он вспоминает ее, Кристину.

— Ты одна — свет очей моих! — воскликнул Владимир, стиснув пальцы Кристины в своих руках. — Мучениям моим не видно конца, оттого что я прозябаю в разлуке с тобой, лада моя.

Кристина решила действовать так, как ей советовал ее отец. Федор Воронец убедил свою дочь-красавицу в том, что супружескую пару всякому человеку подбирает Бог, живущий на небесах. Коль Владимир не равнодушен к Кристине — значит, это Господь заронил ему в сердце искру любви к ней. Стало быть, Божьим провидением Владимир предназначен в мужья Кристине, и никакая другая девица прав на него не имеет. Тверская княжна Мария не уживется с Владимиром, как бы того ни желали князь Дмитрий и его тетка Мария Александровна, уверял дочь Федор Воронец.

Признание Владимира только укрепило Кристину в ее намерении бороться за него, чтобы в конце концов пойти с ним под венец. Отдавшись страстным лобзаниям Владимира, Кристина горячим шепотом заверила его, что и она страдает по нему, что любит его безмерно. Мысли Владимира и вовсе смешались от сладостного волнения, когда из уст Кристины вырвалось признание, что она готова отдаться ему, что она лелеет свою невинность только для него.

На продуваемой студеным ветром Фроловской башне, на ее круглой вершине, обнесенной каменными зубцами, Владимир и Кристина договорились приложить все усилия к тому, чтобы соединиться в законном браке. Кристина надоумила Владимира, как ему вести себя в постели с тверской княжной, дабы та не забеременела. Как правило, Церковь не препятствовала князьям давать развод бесплодным женам.

Едва догорели московские посады, как под стенами белокаменного Кромника объявились конные и пешие полчища Ольгерда. Разбив становища за Москвой-рекой и за Неглинкой, литовцы рассыпались по округе в поисках поживы. Однако подмосковные деревни были пусты, а от пригородов Москвы остались лишь черные пепелища. Во всей округе не было ни одного смерда, ни единой копны сена. По санным следам на снегу было видно, что местные селяне ушли — кто на юг вдоль Москвы-реки, кто в сторону Дмитрова и Переяславля-Залесского, кто в приклязьменские леса.

Такая война не нравилась Ольгерду. Долгие осады он не выносил, поскольку это было чревато голодом и упадком дисциплины в его собственном войске. Потому-то Ольгерд и предпочитал застигать врага врасплох. Решимость московского князя стоять крепко против литовцев за каменными укреплениями своего града озадачила и рассердила Ольгерда. Бросить своих воинов на штурм каменных московских стен и башен Ольгерд не решился. К такому развитию событий он был не готов. После трехдневного бездействия Ольгерд вступил в переговоры с князем Дмитрием.

Чувствуя себя победителем, Ольгерд выставил Дмитрию следующие условия. Дабы получить мир от литовского князя, Дмитрий был обязан выплатить тому отступное мехами и златом-серебром, а также московский князь должен был вернуть Михаилу Александровичу имущество, вывезенное его войском из Твери и Микулина. Кроме этого, Дмитрий должен был признать за Михаилом Александровичем право занимать тверской стол и не принимать у себя его недругов.

Поскольку провизии в Кромнике было мало, а людей в его стенах набилось очень много, Дмитрий решил не упорствовать и откупиться от Ольгерда. Не доверяя злопамятному Михаилу Александровичу, Дмитрий не пустил на переговоры с Ольгердом ни своего брата Владимира, ни Василия Вельяминова, никого из бояр своих.

К удивлению Ольгерда, на встречу с ним прибыла Мария Александровна, у которой имелись все полномочия для принятия окончательных условий мирного соглашения с литовским князем.

Благодаря гибкому уму и умению очаровать собеседника Марии Александровне удалось убедить Ольгерда снизить почти вдвое размер отступной выплаты для московского князя. Также Мария Александровна столковалась со своим братом Михаилом Александровичем, уговорив его не выдвигать заведомо неприемлемых требований князю Дмитрию и не подталкивать Ольгерда к непримиримой вражде с Москвой.

Тверская княжна Мария любила Владимира пылко и страстно. Когда Владимир уходил с дружиной из Серпухова в тверской поход, то его юная жена обливалась слезами, не желая его отпускать. Мария была очень ревнивой и мнительной, она верила в сны и различные приметы, часто ходила к гадалкам. Вот и перед уходом Владимира на войну Марии приснился какой-то нехороший сон, предвещающий недоброе ей и ее супругу. Потому-то Мария с рыданиями так упорно висла на шее у Владимира, не позволяя ему сесть в седло. Владимиру с трудом удалось вырваться из объятий своей истеричной и нелюбимой супруги.

Вернувшегося в Серпухов Владимира Мария встречала бурно и радостно, с глазами, полными слез. Эта четырехмесячная разлука с любимым человеком извела Марию мучительной тревогой дальше некуда. Слух о нашествии Ольгерда и об осаде Москвы литовцами докатился до Серпухова вместе со смердами-беженцами, нахлынувшими сюда с берегов Москвы-реки. Мария денно и нощно на коленях молилась перед иконой Богородицы, моля Царицу Небесную отвратить от Владимира литовские стрелы и копья.