Читать онлайн «Еретик». Страница 38

Кто сильнее: папа или патер Муций? Первый носит на голове тиару. Зато другой держит в руках железную организацию иезуитов. «Первейший слуга» настолько приблизился к апостолическому престолу, что чуть ли не лишал понтифика пастырского посоха. Иезуиты густой сетью опутали все правоверные католические дворы, епископаты, армии и, помимо того, овладели тайнами человеческих душ. Следует признать, что многие предсказания генерала сбываются, а решения осуществляются, и это делает его незаменимым при умножающихся повсеместно сумятице и безвластии. Орден иезуитов стал главной силой, которая приводит в движение католический мир, причем это заметно повсюду, начиная от учебных заведений и кончая политикой европейских держав. Солдаты и вельможи с колыбели до самой кончины полностью подчинены своим исповедникам-иезуитам. Некто в сером непременно стоит у тронов королей и возле святого престола. И хотя железный орден клялся в абсолютной преданности папе и церкви, а патер Муций неоднократно на это ссылался, Маффео Барберини все мучительнее ощущал превосходство генерала. Импульсивный и умный, жаждавший единоличной власти, папа не желал становиться игрушкой в руках другого и ловко противостоял планам иезуитов и Габсбургов. Слишком уж усердствовали вокруг апостолического престола его собственные слуги, ревностные рыцари католицизма, пылкие проповедники слова господня, рьяные искоренители ересей, дабы он мог оставаться спокойным и не желать им втайне поражения или по крайней мере чувствительных ударов в столкновении с не менее опасным простестантизмом. Вчера вечером, после аудиенции Скалье, всезнающий иезуит сумел привести Урбана VIII в состояние такого раздражения, что тот чуть не выложил свои истинные планы.

Итак, по-вашему, патер Муций, императору следует назначить Валленштейна генералиссимусом? Этот онемеченный чех, разоривший гуситскую Богемию, изгнавший курфюрста Фридриха, опустошивший лютеранские города, должен возглавить католическое войско? Да ведь это вызов для любого христианина. Сей опекаемый вами гениальный стратег есть самый большой разбойник, который когда-либо вышел из иезуитской семинарии. То, что он творит в Чехии, Моравии, Венгрии, Германии, Фландрии, это не война и не борьба за веру. Приходские священники, епископы, нунции сообщают об ужасах, которые превосходят злодеяния султана Сулеймана. Воспитанник иезуитов превратил борьбу за утверждение подлинной веры в неслыханный грабеж. Позарившись на чье-либо имущество, он не долго думая провозглашает этого человека гуситом или лютеранином, а зарится сей поименованный генералиссимус на всю Европу. Его отряды хватают, насилуют, сжигают и убивают людей на огромном пространстве от Карпат до Атлантического океана; там, где промчатся его апокалипсические всадники, остаются бездомные и голодные толпы, новые подданные Его Высочества герцога Смерти. Да поистине гениально изобретение ревностнейшего католического величества: война питается войною! Крестьяне и горожане, у которых ты сжег дома, изнасиловал жен, зарезал скот, разграбил имущество, должны пойти за твоим черным знаменем, герр фон Валленштейн! Сей сатана своими действиями оттолкнет от святого престола самые верные провинции. На восточных границах и так уже устанавливают контакты с турками, видя в них меньшее зло. Венгерские гайдуки, патер Муций? Венецианское лицемерие? А теперь и Ришелье поставил под угрозу мост, соединяющий сторонников Габсбургов на юге и севере…

В ночной тишине как бы отдавалось эхо вечернего разговора, но тяжкая духота заглушала все звуки. В неподвижном воздухе, насыщенном теплыми испарениями, рождались молнии. На мрачном горизонте клубились тучи, суля непогоду. Хоть бы раскололось, в конце концов, это небо! Мокрый от пота, недовольный всем и вся, Скалья пытался сейчас определить свою собственную позицию в борьбе между папой и генералом. Выведенный из равновесия Барберини слишком много сказал коварному иезуиту, и один бог знает, не скачет ли уже скорый гонец сквозь спарную ночь к его габсбургским союзникам. И подумать только, в то время как Его Величество император Священной Римской империи Фердинанд до победного конца ведет войну с протестантами, святой отец вчуже молится о поражении и тех и других!

Кто кого одолеет? Если б точнее определить силу каждого из них, стало бы легче. Папа теперь пресекает любые попытки Муция управлять помимо него самого, опираясь на сеть шпионов, кардиналов и дипломатов, однако множество иезуитских злоязычников торопятся разнести по Риму и его окрестностям слух о том, будто подозрительный флорентиец сбывает иностранцам наследие святого Петра. Обе стороны стоят накануне окончательного взаимного расчета, именно в этом свете предстал теперь перед Скальей процесс против Марка Антония. В какую сторону повернуть следствие – в угоду генералу или пойте туда, куда подталкивает Маффео?

Недобрые вестники скакали под угрюмым небосклоном Скалья вслушивался в смутную далекую грозу. Что-то глухо громыхнуло в черном небе, и дуновение свежего ветерка коснулось его кожи. Должно быть, в горах шел дождь, и потому здесь все так напряглось в ожидании ливня. Обнаженные нервы ждали, когда расколется мрачный небосвод. Тоска с небывалой до тех пор сплой овладела кардиналом, душила и сокрушала его. Не было больше мочи оставаться в мертвом дворце. Судорожным движением он коснулся сонетки, вызывая пажа.

– Карету! И мирской костюм!

Золотой канделябр жадно лизнул воздух жаркими язычками, точно стремясь осушить озеро тьмы над собою. И кардинал ожил, надеясь избавиться от окружавшей его черной оболочки удушливой неизвестности. Процесс против сплитского отступника прежде всего ведет он, Скалья. Он не собирается вставать ни на чью сторону, он ни с кем не заключит союз, ни с кем не порвет отношений. Он должен выйти из Замка святого Ангела, обретя новую силу. Гром грянул над холмами Рима, и первая молния озарила высокие стволы деревьев и крыши, но лишь на миг. Подобно молнии, он, Скалья, должен сверкнуть над хмурым городом. И в этом ему поможет испанский граф, вскормленный под крылышком мадридской инквизиции, который наверняка больше других знает об архиепископе.

Первые капли дождя разлетались в прах на каменных статуях Бахусова сада, за ними, шурша по широким листьям редкостных растений, легко скользнули другие. Сонные и захмелевшие гости воспрянули в ожидании грозы, словно надеясь найти облегчение. Скалья вел игру до полуночи, однако и после этого настроение у него оставалось мрачным, как небо над головой, откуда наконец хлынул дождь. Громовые раскаты и шорох дождевых струй сливались в однообразный плотный шум, становившийся сильнее и сильнее. Наконец-то, прошептал приобщившийся к Бахусу неофит, наконец-то ливень! Ему захотелось, чтобы звонкая струя ударила прямо в пего, раздробив его плоть, как комочек земли; и ручейки грязной воды тогда б потекли сквозь его тело. Он словно чувствовал, как они размывают все внутри, стремительные, проворные и азартные. Ох, эта грязь… И граф Гондомар тоже показался Скалье размытым этим потоком, который заглушил все его свидетельства о венецианском шпионе Доминисе.

– Как вы можете, граф, – шепнул словно про себя инквизитор, – так ненавидеть этого человека? Ведь вы довели его до темницы…

– Он первым возненавидел меня, – запальчиво парировал испанский посланник.

– Он вам ничего не сделал.

– Он посмеялся надо мной весьма оскорбительным образом.

– Шутка!

– Он хотел подавить меня своим остроумием.

– При английском дворе?

– Да, именно так. После долгих церемоний мне удалось добиться, чтобы ничтожный и вздорный король стал считать меня другом наряду со своим фаворитом Джорджем Вилльерсом, которого он назвал герцогом Бэкингемским. Мне удалось убедить Иакова и его любимчика в том, что принцу Чарльзу необходимо жениться на нашей инфанте. Брак между Стюартами и испанскими Габсбургами поначалу был задуман во имя того, чтобы ликвидировать соперничество между Испанией и Великобританией на море и ослабить английскую поддержку Венеции и Савойе в конфликте по поводу нашей, испанской Ломбардии. В общем, Иаков, или, как его прежде звали, Джеймс, который патологически боялся войны и не терпел близ себя солдат, получил еще одно основание для этого, когда вспыхнула вражда между императором и его зятем Фридрихом, кандидатурой палатинцев… И вот тут-то в дворцовую интригу вмешался этот Сплитянин, как его прозвали, со своей идеей примирения христиан. Естественно, увенчайся успехом его замысел, это нанесло бы ущерб Габсбургам и укрепило позиции Франции и Венеции. Моя миссия в Уайт-холле тогда оказалась бы завершенной, а в Мадриде меня ожидал бы пенсион!

Дьявольски опасная игра! Блестящее положение Гондомара, а возможно, и сама его жизнь висели на волоске, который чуть было не оборвал другой королевский советник. Из плотной тьмы над садом Бахуса низвергались потоки воды, оживлявшие недвижимые деревья и античные статуи; и казалось, будто змеи расползлись по саду. Ливень усиливался с каждой минутой, и в его шуме Скалья едва разбирал бормотание графа: