Читать онлайн «Потемкин. Фаворит и фельдмаршал Екатерины II». Страница 43

Это относится ко многим легендам о князе Таврическом [81], что он обыкновенных солдат из просветительских и гуманистических принципов освобождал от варварского притеснения и муштры плохих офицеров и хотел создать в известной степени «творческого» солдата, который бы добровольно и патриотично приносил свою жизнь на алтарь Отечества. Легенда также говорит о том, что это стремление у Потемкина родилось из ненависти к консервативному офицерскому корпусу. Это утверждение не может быть истинным. При Екатерине II армия подчинялась императрице. Потемкин действовал от имени своей госпожи, и маловероятно, чтобы офицерский корпус из-за традиционно консервативного настроя отверг военные реформы Потемкина, который проводил колонизацию земель и участвовал в войне против Турции.

Когда Потемкин писал в 1788 году: «Евангелие и долг командующего во время войны побуждают меня заботиться о бережном отношении к людям…», то его мысль соответствовала общественной моральной обязанности верующего человека, а отнюдь не была целенаправленным мероприятием по реформированию армии. Его усилия по сокращению унизительных физических наказаний до минимума отвечали разумным соображениям о более высокой боеспособности армии. В апреле 1788 года Потемкин наставлял генерала Суворова: «При Вашей любви к людям, я твердо надеюсь на то, что Вы не упустите ничего, что может служить сохранению здоровья и поддержанию порядка по службе при максимально возможном освобождении от излишних работ. Для достижения этих целей упраздните чрезмерные побои, вместо которых должно быть найдено более хорошее средство понятно объяснить людям, что они должны знать. При раздаче пищи прикажите следить за тем, чтобы она всегда была горяча; котлы необходимо часто чистить; варить щи из той зелени, которую солдаты обычно употребляют, с добавлением уксуса, о поставке которого я позабочусь. Каждый день нужно выдавать порцию вина, кашу варить погуще и в постные дни с маслом, а если стоит жаркая погода, нужно заставлять людей купаться и стирать свое белье. Это не последнее средство для сохранения здоровья».

Потемкин заботился обо всех солдатских проблемах и стремился укреплять дисциплину в войсках, применяя переносимые нагрузки и освобождая солдат от всех тягот, не связанных непосредственно с решением боевых задач. По этой причине отказ от порки, смягчение существующих наказаний и неоднократно повторяемое требование к офицерам, «чтоб с людьми обходились со всевозможною умеренностью, старались бы об их выгодах, в наказаниях не преступали бы положенных, были бы с ними так, как я, ибо я их люблю как детей». Князь следовал старому и традиционно русскому патриархальному принципу: не бывает плохих солдат, а в крайнем случае бывают непригодные офицеры.

Конечно, реформаторские представления наталкивались на упорное сопротивление консервативных или же просто ленивых офицеров. Многие офицеры имели весьма незначительное образование. Официальный строевой устав являлся универсальным руководством для обращения с солдатами. Любое его изменение привносило ненужное беспокойство и требовало умственного напряжения, так же как и личного умения настоять на своем. Офицер, однако, не был к этому никак подготовлен. При этом требования Потемкина не были чрезмерными. Сначала он довольствовался требованием «…служить своему государю и пренебрегать жизнью…». Даже 10 лет спустя его тактическое понимание не простиралось далее нравственного лозунга: «Смелость и усердие необходимы для службы больше, чем компас и астрономия».

Моральное изречение не противоречило бесчисленным практическим инструкциям. Сановник Потемкин и рубака Суворов в основе своей отлично дополняли друг друга. Оба не проповедовали прописные истины и избегали сиюминутных лозунгов. Они предпочитали придерживаться в военном искусстве практической, ощутимой реальности. Различие состояло в том, что Суворов применял этот принцип только для себя самого и для своих собственных действий. Потёмкин пытался найти общую систему и запутался в противоречиях между теорией и практикой. «Науку» он признавал пригодным методом, только если она приносила практическую пользу. Потемкин, сетуя, писал Екатерине: «Наши портят науку, которую они используют больше для размышлений, чем для дела».

Тесное сплетение всех этих проблем относительно теории и практики в военном руководстве проявилось во время второй турецкой войны в деле Мордвинова. Потемкин в мае 1787 года назначил полковника Николая Семеновича Мордвинова контр-адмиралом и командующим Черноморским флотом. Мордвинов имел репутацию хорошего флотоводца. Тем не менее репутация оказалась ложной. Мордвинов осенью 1787 года спасовал перед врагом и оказался в 1788 году неспособным провести реорганизацию флота. Потемкин лишил его всех командных постов. Мордвинов ушел в отставку, и только Екатерина II снова назначила его в 1792 году после смерти Потемкина в Адмиралтейство. Персональные ошибки в политике совершаются повсюду и в любое время. В данном случае речь шла о соотношении «метода» и «практики» в военной науке, о столкновении традиции и реформ в России.

В трудных условиях, существовавших в Новороссии, строительство Черноморского флота могло стать успешным только с помощью искусства организации и импровизации. Потемкин объяснял Мордвинову в октябре 1788 года свой взгляд на вещи: «Есть два образа производить дела: один, где все возможное обращается в пользу и придумываются разные способы к поправлению недостатков — тут по пословице — и шило бреет; другой, где метода наблюдается больше пользы — она везде бременит и усердно ставит препоны». Князь принципиально не был против более долгосрочной программы реформ. Ему просто казалось более полезным то, что приносило практическую пользу. Мордвинов же ценил больше «метод» ради метода: «При всех усилиях я возлагаю надежду на честь, которая руководит законами и поступками». Потемкин так комментировал эту точку зрения: «Я вам откровенно скажу, что во всех действиях правления больше формы, нежели дела».

Мордвинов вел дела так, как будто бы он мог создавать флот в хорошо развитой стране с надежной инфраструктурой и достаточным количеством вооружения. Потемкин оставался убежденным в необходимости импровизации в не подготовленном еще даже наполовину регионе. Оба, адмирал и генерал-губернатор, обладали по своей должности правом отдавать приказания. В результате их двоевластия флотские и воинские склады лопались от бесполезного хлама, в то время как чрезвычайно необходимое вооружение и снаряжение отсутствовало. Процветали бюрократия и коррупция. Великие цели князя Потемкина разбивались о действительность в образе подстерегающего повсюду Мордвинова.

Потемкин поистине боролся как лев. 12 октября 1788 года, сердясь и угрожая, он писал Мордвинову: «Вы сообщаете мне относительно подготовки строительства порученных Вам кораблей, что весной они выйдут в целых три раза дороже. Я желаю, чтобы Вы назвали мне необходимые виды товаров, а я уж отыщу средства раздобыть их. В какой инструкции найдены троекратно завышенные цены, я не знаю. Я замечал, что во все сезоны года цены одинаковы; я также замечал, что после многих попыток отыскания средств управление адмиралтейства почти всегда обращалось, наконец, ко мне — я должен был быть извозчиком и поставщиком… Я могу дать денег, если у меня их хоть сколько-нибудь имеется… Беритесь (за дела) с таким же энтузиазмом осенью и весной; усердие дает средства и открывает возможности. Я не так хвастлив, чтобы ставить себя в пример, но если бы я был командующим, который ищет возможности в печатных правилах, то мне многого бы недоставало, так как в регламенте и в предписаниях не говорится, чтобы 36-фунтовые пушки ставить на лодки и стрелять из них 24-фунтовыми ядрами…»

Потемкин дал только в одном этом тексте отличный автопортрет и очень удачно охарактеризовал общую ситуацию относительно своей обязанности импровизировать. Не было никакой другой возможности лишить Мордвинова власти руководителя отдельного ведомства управления Адмиралтейства и вынудить его, наконец, уйти в отставку. Для Потемкина решение оставалось обоюдоострым, так как он сам брал на себя непосредственную ответственность за путаницу в бюрократическом лабиринте. Когда он к тому же сопровождал отставку Мордвинова саркастическими словами: «Присмотритесь повнимательнее и тогда Вы увидите, что я, как говорит пословица, делаю хлебы из камней», то он все же видел ловушку и для себя самого. Мордвинов воплощал собой принцип многоголовой гидры, головы которой Потемкин должен был рубить теперь сам.

Также и преемник Мордвинова, командир Севастопольской эскадры Марк Иванович Войнович, оказался как будто вырезанным из того же куска дерева, что и его предшественник. Не прошло еще долгого времени, как Потемкин стал считать его ненадежным. Теперь он должен был выдать Войновичу продиктованное обстановкой распоряжение: