Читать онлайн «Джебе – лучший полководец в армии Чигизхана». Страница 2

– Четырнадцать.

– А как тебя зовут?

Рыжий помолчал и нехотя ответил.

– Темуджин.

– А меня, Чиркун, – напомнил мальчик.

Темуджин промолчал, но почему-то усмехнулся, скривив угол рта.

– А зачем на тебя надели колодку? – продолжал допытываться мальчишка.

– Лишний я, вот и надели.

– Я тоже лишний, – согласился мальчишка, – но на меня не надели.

– Я лишний для родственников, потому что внук хана, – заявил Темуджин.

– А я… А я… – начал мальчишка мямлить и, решившись, тихо сказал: – А у меня никого нет. Я один. Я сам.

Темуджин покосился на собеседника, открыл рот, но промолчал.

Для всех кочевников было естественным, что в куренях обитает много беспризорных детей, родители которых были убиты нукерами из соседнего племени, или умерли, забитые нагайками за какие-то провинности.

Посидев еще немного, они разошлись: Темуджин в кузницу, где колдун Джарчи стал греметь железом, а мальчишка пошел мимо юрт, хлопая большими сапогами, ожидая, что кто-нибудь пошлет его за кизяком и что-нибудь даст за работу.

На следующее утро мальчишку в очередной раз пнули у чана с киснувшими бараньими шкурами, когда он, как и все, хотел туда пописать. Шкуры должны откисать в моче. Его ударил толстенный Агучу-богатур. Конвульсивно дернувшись, после справления нужды, Агучу злобно рыкнул:

– Щенок! Прибить бы тебя… – и подтянув штаны, ушел, сверкнув нехорошими глазами.

Мальчик до полудня сидел за юртами, ожидая, когда люди спрячутся от жары в жилища. Он не хотел еще раз получить от кого-нибудь пинок.

Интуитивно он искал путь для того, чтобы стать своим в этом стойбище, но его не принимали. Он плохо помнил, как попал сюда. Где-то в глубине его сознания плавали смутные образы лихих джигитов налетевших утром на их курень. Нукеры свалили юрты, погрузили обрешетки и кошму в повозки и пригнали Чиркудая вместе со скотом и лошадьми сюда. Позже он узнал, что попал в племя тайджиутов.

В те времена в Великой степи сильные всегда грабили бедных, своих же, но принадлежащих к иному племени. Разноплеменники грызлись друг с другом, словно юртовые собаки. Где-то в туманном прошлом маячили какие-то добрые люди, с которыми мальчику было хорошо. Но куда они делись, он не знал.

Ночевать ему приходилось в куче почерневшей от копоти и времени полусгнившей кошмы, снятой с отжившей свой век юрты и выброшенной около селения в степь. По ночам он смотрел на звезды и гадал: что же это там так долго светится, вспоминая, что думал об этом же давным-давно, когда смотрел на небо сквозь зарешеченное дымовое отверстие в навершии юрты. И еще ему смутно чудился ласковый женский голос, но чей, он не мог вспомнить.

В полдень Чиркудай опять пошел за кузницу, где нашел Темуджина. Рыжий сидел на пеньке, закрыв глаза, подпирая руками оттягивающую шею тяжелую колодку. Он раскачивался из стороны в сторону, как в седле коня и, то ли тихо пел, то ли стонал, словно ветер в степи.

Сегодня у мальчика не было еды. Темуджин почувствовал его и затих. Оглянулся. В его изумрудных глазах стыла тоска. Посмотрев на малыша, он тихо спросил:

– Кумыс принес?

– Нет, – выдохнул мальчик: – Сегодня не дали, – и опять почувствовал, что сзади кто-то подкрался, поэтому прянул в сторону. К ним подошел черноволосый, как ворон, паренек, одного возраста с Темуджином, с чашкой кумыса в руках.

– Попей, – он протянул чашку колоднику.

– Не хочу, Джелме, – отказался Темуджин. – Напои мальчишку.

Джелме помедлил и протянул плошку мальчику, который проворно вытащил свою, выщербленную. Перелив кумыс, Джелме ушел.

Ему не дали напиться, за юртой послышались громкие шаги.

– Убью ублюдка! – донеслось с той стороны и мальчик сразу узнал злобный голос Агучу, поэтому попятился и стал уходить за другую юрту, расплескивая питье, надеясь, что Агучу его не найдет. Рыжий не пошевелился, только весь напрягся. Это мальчик почувствовал всей своей кожей, покрывшейся неприятными пупырышками.

– Где этот волчонок! – свирепо орал Агучу, выбегая из-за юрты.

Увидев Темуджина, он, зло сопя, вцепился в деревянную колодку и поволок рыжего на улочку, пролегающую между юрт. Темуджин молчком стал яростно сопротивляться. Агучу протащил подростка от юрт к кучке смеющихся нукеров, свалил в пыль около чана со шкурами, и задрал на его спине рваный кафтан.

Друзья Агучу, тыкали в колодника пальцем и подбадривали толстяка выкриками. Вырвав из сапога плетку, Агучу переполосовал спину Темуджина по старым, уже начавшим подживать, рубцам. Зверея от истязания, он принялся стегать подростка с удвоенной силой. Поверх подживающих ран на коже колодника вспухали новые красные полосы.

Услышав шум, из жилой юрты выскочил полуодетый кузнец и вперевалку побежал к месту расправы.

– Вот я покажу тебе!.. – надсадно кричал Агучу на все стойбище, стегая подростка. – Станешь шелковым!..

Из соседних юрт повысовывались головы любопытных. Кузнец подбежал к ним и перехватил руку Агучу с занесенной нагайкой. Толстяк задергался, пытаясь вырваться, но у него ничего не получалось: Джарчи держал его словно клещами.

– Отпусти!.. Отпусти!.. – брызгая слюной, вопил Агучу.

– Уходи, – тихо посоветовал Джарчи, отпуская руку нукера, которого тут же обступили посерьезневшие друзья, и потащили в сторону.

– Я не посмотрю, что ты старше! – зло оглядываясь на Джарчи, кричал Агучу, вырываясь из рук друзей. Но они его быстро увели.

Любопытные тут же исчезли за пологами юрт.

Кузнец помог подняться с земли Темуджину, стиснувшему от боли зубы, и повел его в жилую юрту, приказав выскочившему на улицу сыну Джелме:

– Натопи в кузнице курдючного жира! – а сам осторожно помогал избитому пройти в дверной проем. Заметив выглядывающего из-за юрты мальчика, кузнец сказал:

– Ты пей, пей свой кумыс… А потом заходи… Должен будешь его отработать.

Мальчик быстро допил кумыс, облизал чашку и нырнул в прохладный полумрак юрты. Правее очаговой ямы, животом на кошме, лежал Темуджин. Кузнец сидел рядом, и, макая скрюченные тяжелой работой пальцы в чашку с топленым жиром, осторожно размазывал его по спине рыжего. Чашку держал Джелме. А у головы избитого раба присел на корточки маленький мальчишка, одногодок Чиркудая. Он наклонил голову на бок, как сорока, и с любопытством рассматривал лицо колодника.

Темуджин вздрагивал от прикосновения жестких рук Джарчи – не для этого они были у него приспособлены. Кузнец понял, что причиняет боль, встал, и, ткнув пальцем на свое место, сказал старшему:

– Давай… Мажь ты.

Джелме присел и начал осторожно втирать жир в посиневшие рубцы. Темуджин перестал вздрагивать.

Окончив лечение, Джарчи велел оставаться побитому на месте, а сыновей и новенького повел в кузницу.

В соседней гере пахло горелым. И внутри она была иной, не такой, как обычная юрта. Вместо очаговой ямы посреди кузницы в утрамбованную землю был вкопан толстый пенек, на котором лежала массивная железная пластина с дырками. Слева у стены, а не в центре, как в обычных юртах, возвышался на земляной насыпи очаг. В нем лежала горка черных дымящихся камней. А сбоку от очага висел на ремнях огромный морщинистый мешок из кожи, с привязанными к нему палками.

Чиркудай никогда не заходил в эту юрту, про которую говорили, что кузнец в ней колдует, и потому с любопытством стал рассматривать приспособления, при помощи которых, совершалось, наверное, что-то страшное.

– Раздуй огонь, – приказал кузнец старшему сыну.

Джелме с азартом взялся за палки и начал сжимать и разжимать засопевший, словно живой, мешок. Камни в очаге пыхнули, порозовели, а затем накалились до бела.

– Субудей, – Джарчи повернулся к младшему: – Бери наконечники стрел и затачивай их с ним, – кузнец показал глазами на новенького. Помедлив, спросил:

– Как тебя зовут?

– Чиркун.

– Не Чиркун, а Чиркудай, – строго поправил старик, добавив: – Относись к своему имени с уважением, – он помолчал, рассматривая кусок железа, поднятый с пола, и пояснил: – Давай, отрабатывай свой кумыс, Чиркудай, – после чего отвернулся к горну. Сунув железо в огонь, брызнувший искрами, прикрикнул на Джелме: – Шевелись!

Старший заработал быстрее. В очаге запыхтел огонь.

Субудей выволок тяжелый мешок из-под стены юрты и извлек из него тонкие и хищные наконечники для стрел. Молча протянул несколько штук Чиркудаю вместе с шершавым камнем. Сам тоже взял камень, зажал его коленями, присел на корточки, и стал усердно тереть об него черную заготовку.

Приглядевшись, Чиркудай тоже присел, как Субудей, сжал камень коленями и принялся обрабатывать деталь. Джарчи повернул освещенное дьявольским огнем лицо к новенькому, удовлетворенно хмыкнул и пробурчал:

– Сообразительный.

Чиркудай, сопя тер наконечник о камень до тех пор, пока тот не заблестел. И так увлекся, что даже не вздрогнул от буханья молота по раскаленному железу на наковальне.