Читать онлайн «Бремя власти: Перекрестки истории». Страница 55

«Здесь – ваш закон!»

Получив наконец столь долго ожидаемую власть, Павел со всей страстью принялся рушить ненавистные ему екатерининские порядки и установки, преобразовывая и совершенствуя, как нынче выразились бы, «властные структуры».

Трудно представить себе всю глубину развращенности екатерининских вельмож: «Не обладая ни знаниями, ни кругозором, ни воспитанием, ни честностью, – пишет Ш. Массон, – они не имели даже того тщеславного чувства чести, которое по отношению к настоящему является тем же, чем лицемерие в сравнении с искренностью. Грубые, как паши, жадные, как мытари, хищные, как лакеи, и продажные, как субретки в комедии, они, можно сказать, были государственной сволочью. Их прихлебатели, креатуры, слуги и даже родственники наживались не за счет их великодушия, а путем притеснений, которые вершились их именем, и за счет торговли их влиятельным положением, впрочем, их самих грабили так же, как они обирали государство. Услуги, которые им оказывали, даже самые низменные, оплачивались из казны. Часто их прислуга, шуты, музыканты, личные секретари и гувернеры их детей получали жалованье из какой-нибудь государственной кассы, находившейся в их ведении» [33; 43–44].

Павел принялся наводить порядок. Император вставал очень рано, и екатерининским вельможам, в прежние времена прибывавшим во дворец хорошо если к 10 утра, приходилось приниматься за работу чуть не в 5 часов поутру! Современник пишет: «Мир живет примером государя. В канцеляриях, в департаментах, в коллегиях, везде в столицах свечи горели с пяти часов утра; с той же поры в вице-канцлерском доме, что был против Зимнего дворца, все люстры и все камины пылали. Сенаторы с восьми утра сидели за красным столом» [54; XXI].

Павел пытался самолично входить во все мелочи управления, что ему плохо удавалось. Г. Р. Державин приводит в своих записках характерный анекдот павловского царствования: Павел «приказал в коллегии, в общем собрании знатных купцов и адмирала Кушелева,[147] сделать постановление о внутреннем судоходстве, то есть какой конструкции где строить суда к хождению по рекам удобнейшие; вследствие чего в собрании коллегия объявила свое мнение, адмирал свое, а купечество свое, и как в указе предположено не было, в случае разных мнений представить Сенату, а поднести прямо государю: то и вышла его резолюция, надписанная его рукою над всеми теми мнениями: «Быть по сему». Никто не осмелился спросить объяснения, так напечатано и опубликовано» [17; 204].

Преобразования Павла во внутренней политике были также противоречивы: он продолжил начатую еще Екатериной централизацию власти, возвращаясь в то же время к разнообразию форм управления на окраинах империи. Изменилось положение Сената: генерал-прокурор превратился как бы в премьер-министра, сочетавшего функции министров внутренних дел, юстиции и финансов. В результате реформы системы внутреннего самоуправления были ликвидированы должности наместников, закрыты приказы общественного призрения, управы благочиния, ликвидированы городские думы, что вместе с судебной реформой было шагом назад.

В обществе происходили бесконечные «кадровые перестановки». Многие дворяне начали покидать военную службу. Например, из 132 офицеров конногвардейского полка, состоявших на службе в момент воцарения Павла, через четыре года осталось всего двое; зато подпоручики были уже полковниками.

Только за первые три года правления Павла было уволено со службы семь фельдмаршалов (в том числе А. В. Суворов и П. А. Румянцев[148]), 333 генерала и 2260 офицеров, а за все время царствования – почти 12 тысяч человек (правда, часть отставленных была возвращена на службу еще самим Павлом).[149] Состав павловской администрации полностью обновлялся три раза, а на посту генерал-прокурора, к примеру, практически каждый год был новый человек.

Те, кто сумел вписаться в павловские порядки, продвигались по службе очень быстро. В результате вознеслись угодливые и исполнительные люди, не обладавшие особыми способностями и знаниями: «…птенцов екатерининского гнезда» сменили «гатчинские выходцы» – Аракчеев, Кутайсов, Обольянинов[150] и им подобные.

Павел намеревался облегчить положение крепостных крестьян, издав в 1797 г. «Манифест о трехдневной барщине», который почти не нашел себе практического применения. Последовавший через некоторое время указ запретил продавать крестьян без земли в Малороссии. Впервые крепостные крестьяне должны были принести присягу новому императору наравне с вольными. В то же время количество крепостных при Павле резко возросло: не зная действительного положения вещей, он был убежден, что помещичьи крестьяне живут лучше казенных, и за четыре года своего царствования роздал в частные владения почти 600 тысяч душ казенных крестьян – примерно столько же, сколько его мать за все 34 года своего правления!

Для государя, привыкшего править миниатюрным гатчинским королевством, Российское государство было слишком велико и обильно, слишком расстроено правлением Екатерины. Он хватался за все и не успевал ничего.

Помощников у него не было.

За четыре года Павел внес некоторый порядок в гвардию и армию, упорядочил финансы и правосудие, в некоторой степени облегчив участь народа. Все – и вельможа, и простолюдин – были равны перед «быстрой и скорой» справедливостью императора. Даже Адам Чарторыйский, в целом критически настроенный по отношению к Павлу, не может не признать, что «в его кратковременное царствование русские чиновники допускали менее злоупотреблений, были более вежливы, держались начеку, менее грабили и были менее заносчивы, чем в предыдущее и последующее царствования» [54; 219].

Несмотря на многочисленные «ошибки и глупости», совершенные Павлом за краткое время правления, нельзя не отметить, что руководствовался он всегда только лишь благородными побуждениями и намерениями. Военная и гражданская системы, заложенные Павлом, продолжали существовать и после его кончины, определив направление российской государственности на полстолетия вперед.

«…Я, Я, Я один во всей вселенной!..»

Внешняя политика Павла, как казалось современникам, не отличалась четкостью и продуманностью, а часто зависела от его импульсивного характера, в котором рыцарство парадоксальным образом сочеталось со здоровым прагматизмом. Многие действия императора казались непонятными, а порой и просто безумными. Сам Павел не видел никаких противоречий в собственных поступках и решениях.

В 1800 году, в беседе с датским посланником, Павел разъяснил колебания внешнеполитического курса следующим образом: «Российская политика вот уже три года остается неизменной и связана с справедливостью там, где его величество полагает ее найти. Долгое время он был того мнения, что справедливость находится на стороне противников Франции, правительство которой угрожало всем державам. Теперь же в этой стране в скором времени водворится король, если не по имени, то, по крайней мере, по существу, что изменяет положение дела. Он бросил сторонников этой партии, которая и есть австрийская, когда обнаружилось, что справедливость не на ее стороне. То же самое он испытал относительно англичан. Он склоняется единственно в сторону справедливости, а не к тому или иному правительству, к той или иной нации, а те, которые иначе судят о его политике, положительно ошибаются» [40; 82].

Итак, следуя благими путями поисков мировой справедливости, Павел прекратил начатую Екатериной войну с Персией и вышел из антифранцузской коалиции. После того как Наполеон разгромил Австрию, Павел примкнул к союзу с Англией и Австрией, к которому позже присоединилась Турция. Пруссия отказалась участвовать в коалиции, и дипломатические отношения с ней были прерваны. Усилия коалиции и блестящие победы А. В. Суворова не привели к прочному успеху из-за взаимного недоверия союзников и разницы интересов: Павел видел себя защитником рушащихся европейских тронов, а союзники преследовали собственные корыстные цели. Затем Павел поссорился с Англией, захватившей Мальту, находившуюся с 1798 года под покровительством Павла. В 1800 году коалиция окончательно распалась.

Поддавшись влиянию Наполеона, сумевшего сыграть на рыцарских струнах его характера,[151] Павел объединился с Францией против Англии. Интересы России и Франции всегда были близки, и только революция нарушила взаимное притяжение двух стран. Переворот 18 брюмера ознаменовал новую эру в истории Франции, что сразу же оценил Павел, признав законность власти Наполеона – «Нам все равно кто, лишь бы государь законный!» Наполеон, хотя и был консулом республики, продолжал тем не менее традиции абсолютной монархии. И Павел в полной мере осознал этот факт.