Читать онлайн «Самвел». Страница 37

Пользуясь этим обстоятельством, Тиран приказал рукоположить в католикосы некоего епископа Парена, или Парнерсеха, из Аштишатского монастыря. Этот епископ полностью подчинялся царю, считался во всех делах с его волей и даже льстил ему.

К этому времени жадность церковников возросла беспредельно. История сохранила несколько отвратительных примеров того, как эти отрекшиеся от мира и удалившиеся от земной суеты монахи стремились разбогатеть и стать владельцами сел и имуществ.

Сын упомянутого католикоса Парена, епископ Иохан, являл собою образец такой жадности. Этот лицемер представлялся глубоким аскетом и человеком, чуждым честолюбия. Он одевался в лохмотья, ходил полунагой и даже не носил обуви — летом обертывал ноги рогожей, а зимой обматывал их веревками. В этом странном одеянии он часто являлся перед царем Тираном и начинал чудить и кривляться. Становясь на четвереньки, изображал верблюда, подпрыгивал и приговаривал: «Я верблюд… повезу на себе грехи царя… кладите на меня царские грехи!»

Царь же взамен своих грехов накладывал ему на спину дарственные грамоты на села и земельные участки. Так разбогател он сам и обогатил свой монастырь.

Насколько род Просветителя был строг и беспристрастен в своем отношении к высшей светской власти, настолько церковники были лицемерны и угодливы. Насколько род Просветителя был благороден и великодушен, настолько эти раболепны.

Продажа духовных должностей носила у этих обманщиков крайне безобразный характер. Однажды тот же епископ Йохан встретил по дороге хорошо одетого молодого человека на красивом коне. Конь понравился преосвященному. Остановив молодого человека, он велел ему сойти с коня. Молодой человек подчинился его требованию. «Преклони свою голову, — сказал путнику епископ, — я рукоположу тебя в священники». Удивленный путник отвечал: «Я разбойник, убийца и злодей, я недостоин такого сана!» И действительно, всадник возвращался после только что совершенного грабежа. Но епископ, не обращая внимания на возражение, насильно сорвал с путника верхнюю одежду, набросил на него рясу и, возложив на его голову руку, молвил: «Посвящаю тебя в сан иерея, теперь будешь священником в своем селе!» Затем сел на коня, принадлежавшего молодому человеку, и, удаляясь, сказал: «А это пусть будет мне вознаграждением».

Ведь это был сын католикоса! Как смел молодой человек возражать ему!

Ошеломленный и смущенный разбойник, возвратившись домой, рассказал жене о своем приключении. Жена смеясь, напомнила ему, что он даже не крещен; какой же он священник? Разбойник вынужден был отправиться в монастырь и сообщить об этом епископу. Когда молодой человек заявил, что он пока еще нехристь, преосвященный схватил кувшин с водой, вылил его на голову разбойника, говоря: «Вот ты и крещен, можешь идти домой».

Никакая святыня не могла обуздать корыстолюбие этих алчных людей. Придворный священник царя Аршака по имени Мрджюник совершил беспримерное преступление, за что получил село Гомкунк в области Тарон. Будучи подкуплен второй женой царя, царицей Парандзем, он в чашу со священным причастием подсыпал яд и поднес его первой жене царя — Олимпиаде, которая тут же умерла.

Высшее духовенство из одной крайности впадало в другую. Потомки Просветителя стремились господствовать над царями и даже применяли по отношению к ним насилие. Католикосы других фамилий сделались беспрекословными исполнителями царской воли.

Из этих фамилий с течением времени особенно выдвинулось жреческое поколение, которое мы выше назвали жреческим элементом. Среди них выделялся род Албианоса, начиная со времен Просветителя и Хосрова II. Он наследственно держал в своих руках Маназкертское епископство.

Род Албианоса существовал издревле. Представители этого рода, вышедшего из жреческих кругов, все еще сохраняли под личиной христианства свои старые языческие обычаи, по крайней мере в своих отношениях к царю. Старые жрецы, хотя и в новом священническом обличии, знали, как следует обращаться с царем. И цари стали их выдвигать и усиливать.

Преемники Албианоса открыто соперничали с домом Просветителя, всегда сохранявшего свою безупречность. Они стремились захватить патриарший престол, считавшийся собственностью рода Григория Просветителя. Лицемерие, происки, потакательство прихотям царя и нахараров — вот те главные средства, с помощью которых они стремились добиться своей цели, в отличие от благочестивых преемников Просветителя.

И царю и нахарарам нужны были такого рода исполнители их желаний, но не беспристрастные уважающие религию католикосы, похожие на преемников Просветителя, которые представляли противостоящую светской власти большую силу.

Льстецы одержали победу.

После печальной смерти Нерсеса Великого патриарший престол занимали по очереди католикосы Иусик, Завен, Шахак и Аспуракес. Все четверо были сыновьями жрецов из потомства Албианоса.

Подражая во всем высшим представителям светской власти, эти католикосы превратили религиозное установление в своего рода нахарарство и сами жили как нахарары. Ездили на конях, украшенных золотой сбруей, чего не подобало делать духовенству, — обычно духовные лица ездили на мулах: католикос на белом, а те, которые были ниже его саном, на мулах иной масти. Одевались в собольи и горностаевые меха, что было также запрещено духовенству. Носили одежды, изукрашенные цветными лентами, тесьмой и золотыми кисточками. Они довели свое щегольство до такой крайности, что для удовлетворения своих безудержных страстей начали даже носить военную одежду. Завен первый надел военные доспехи, его примеру последовали преемники.

Пока высшая духовная власть после падения дома Просветителя находилась в столь неприглядном состоянии, в Армении втихомолку постепенно стали появляться и усиливаться чужестранные элементы духовенства — греческий и сирийский.

В начальный период проникновения христианства в Армению вследствие отсутствия местных церковнослужителей чужестранцам поручались даже епархиальные епископства, причем управление каждого епископства представляло собой своего рода самостоятельную, самодовлеющую власть, передающуюся по наследству. Поэтому в дальнейшем должности епархиальных епископов стали отбираться у чужестранцев и постепенно передаваться церковникам из армян. В руках духовенства из чужестранцев оставались только монастыри, братства и пустыни.

Чтобы судить, каково было число чужестранцев в каждом монастыре, достаточно привести лишь один пример. Когда святой Епифан покинул Армению и вернулся в Грецию; оставив созданные его стараниями церковные братства, он увел с собой только, лично им подготовленных учеников в количестве пятисот человек.

Современник, один из летописцев, так описывает жизнь пустынников:

«…Они жили в пустынях, скрывались в пещерах, в расселинах скал и ямах. Имели только одну одежду. Ходили босые, питались травами, бобовыми растениями и корнеплодами. Наподобие зверей, блуждали они по горам, облаченные в козьи шкуры, и, ради любви к богу скитаясь по пустыням, жестоко страдали от холода, голода, жары и жажды. И все это они переносили терпеливо, считая наш земной мир суетным… Подобно стаям птиц, ютились они в расселинах скал, в глубинах пещер, не имея никаких вещей и никакой собственности, не заботясь о своем теле».

Чужестранные иноки, заполнившие пустыни и монастыри Армении, были либо аскетами, религиозность которых доходила до крайнего фанатизма либо членами религиозных братств; братства эти, обладая крепкой организацией, энергично присваивали доходы страны в пользу своих монастырей.

Пустынники-аскеты, самозабвенно исповедуя отказ от жизни и мирских радостей как единственную спасительную идею, своим мертвящим примером убивали в народе жизнерадостность, энергию и всякое стремление к прогрессу. Развивая в народе уныние и сознание тщетности всего земного, они отрывали своих последователей и от мира и от деятельности. Недаром народ прозвал их «травоядными», как бы приравнивая к животным.

Своей проповедью покорности и смирения они убивали в душе народа героизм. Насколько были невыгодны такого рода проповеди с точки зрения народных интересов, об этом легко догадаться, если принять во внимание географическое положение Армении, если вспомнить, каких соседей имела она и какими варварами была окружена. Народу, который ежеминутно с мечом в руках должен был следить за движением врага, этому народу внушали: «Положи меч, удались в пещеры и молись о своей душе!.. Мир не стоит того, чтобы о нем заботился человек».

Трдат Великий был первым, который внял этим проповедям и, вложив в ножны меч, не раз наводивший страх на соседей, уединился в пещерах горы Сепух.

Но соседи лучше него понимали свое дело. Об этом история дает нам весьма своеобразный и весьма характерный для тех времен пример.