Читать онлайн «Галерея римских императоров. Доминат». Страница 17

Но Константин слушал сей панегирик невнимательно, так как мыслями был далеко: тогда его заботил неизбежный и давно назревавший конфликт с Максенцием, правителем Италии.

Максенций казался легкой жертвой, ведь его войска были не столь закалены в боях, как северные легионы, в Италии распространялся голод, народ волновался, и даже в самом Риме доходило до беспорядков. К тому же у Максенция не было союзников, тогда как Константин договорился с Лицинием, обещав тому руку своей родной сестры, Констанции. Оба собирались разделить империю между собой: Константин получил бы все западные провинции, а Лициний — весь Восток. Это, в свою очередь, не могло понравиться Максиму Дазе, правителю восточных земель империи, но он не мог оказать никакой конкретной помощи хозяину Рима, и не только по причине своей отдаленности. Ему приходилось защищать восточную границу и готовить поход в Армению. А тут еще, как назло, после слабых дождей в 312 г. случился неурожай, начался голод, какая-то неведомая зараза, поражавшая в основном глаза.

Итак, тетрархи следили друг за другом, а отношения между ними были, как между вражескими государствами. Евсевий, современник и свидетель этих событий, описывает приближение неизбежной гражданской войны не без преувеличения, но весьма красочно: «Моря стали небезопасны, а те, кто откуда бы то ни было прибывали на судах, должны были готовиться к возможным мукам и пыткам, и что у них силой вырвут признание, будто подосланы они неприятелем, и что, наконец, примут они смерть на кресте или костре. Всюду ковали мечи, щиты, копья и доспехи, готовили снаряды и всякую воинскую амуницию, снаряжали триеры для войны на море. Все думали только о том, что враг может напасть в любой момент».

Своеобразной репетицией настоящей войны между цезарями стало возвращение Максенцием Африки, скорее всего в 310 г.; но уже в следующем он вынужден был отдать Константину Испанию. Ясно было, что на Италию нападут из-за Альп, поэтому Максенций разместил в долине Пада (сейчас — река По) крупнейшие воинские формирования: 170 000 пехоты и 16 000 кавалерии. Штаб-квартира и воинские склады располагались в Вероне и ее окрестностях. Отсюда следовало, что нападения ждали скорее с востока или севера, то есть из провинций, подвластных Лицинию. Или Максенций собирался ударить первым? Ведь он мог форсированным маршем вверх по долине Адидже дойти до Альп, преодолеть перевалы и занять земли по верхнему и среднему Дунаю.

Однако Константин опередил противника, преодолев Альпы по западным перевалам в конце лета. Силы его были сравнительно невелики, всего около тридцати тысяч солдат, но зато отборных, в основном из германских племен.

Сначала взяли город Segusio, нынешняя Суза в Пьемонте, причем Константин строго-настрого запретил какие бы то ни было грабежи. Весть об этом моментально разошлась по всей Италии, и во время последующих боевых действий население вело себя пассивно. Под Турином (Augusta Taurinorum) кавалеристы Максенция потерпели поражение, и город открыл ворота, следующим сдался Милан. Повторно разбили кавалерию Максенция под Бриксией (Brixia), сейчас Брешия, и начали осаду Вероны. Состоялась кровавая битва, так как префект Максенция, Руриций Помпеян, пытался прийти городу на помощь. Константин победил, Верона сдалась, затем захватили Мантую и Аквилею.

Таким образом, нападавшие заняли все земли к северу от Апеннин. Константин перешел эти горы, скорее всего, в конце сентября 312 г., и смело двинулся на юг прямо к Риму.

Поначалу Максенций собирался обороняться в самом городе, но в последний момент изменил свои планы; возможно, не был уверен в римлянах и боялся предательства. А может, рассчитывал, что приближающаяся уже шестая годовщина его прихода к власти, 28 октября, окажется счастливой? Во всяком случае, Максенций расположил свои войска перед Мульвиевым мостом (pons Mulvius или Milvius), чуть севернее Рима, где сходились важные дороги. Похоже, каменный мост сначала частично разобрали, чтобы затруднить Константину переправу, потом второпях восстановили, а рядом построили наплавной деревянный мост на лодках и барках, чтобы обеспечить переправу собственной армии, так как позицию выбрали на противоположном берегу Тибра, на широкой равнине.

Подробный ход самой битвы — а она состоялась именно 28 октября — восстановить трудно. Преторианские когорты Максенция сражались мужественно, но и им пришлось отступить, когда остальные войска не выдержали натиска противника. Деревянный мост провалился под тяжестью отступавших в панике людей, калечащих и сталкивающих друг друга в набухшую от осенних дождей реку. Максенций переплыл было Тибр на лошади, но та оступилась на скользком обрывистом берегу и рухнула в воду вместе с седоком. Тяжелые доспехи не позволили цезарю подняться. Он утонул, а его тело было найдено позже в прибрежном иле. Константин приказал отсечь голову своему противнику, насадить на копье и носить по Риму на утеху толпе. И народ сей «трофей» высмеивал и оплевывал, не столько из ненависти к Максенцию, сколько из чувства глубокого удовлетворения, что представилась такая возможность. Чернь всегда рада случаю поизмываться над павшим величием, как и попресмыкаться перед всяким, кто сейчас у власти.

Битва у Мульвиева, или Мульвийского, моста обросла разными легендами и своеобразной интерпретацией отдельных фактов. Так, уже несколько лет спустя после этого сражения начали рассказывать, что Константину накануне решающего сражения было видение — знак, который следовало начертать на щитах его солдат, чтобы победить. Это была монограмма Христа: букву X пересекала загнутая вверху буква I, что делало ее похожей на греческую Р. Чуть позже, уже, наверное, после смерти Константина, появился значительно более длинный и украшенный подробностями рассказ о том, как узрел он на небе новое знамя своей армии, знамя с христианской символикой; и произошло сие чудо, конечно, перед расправой с Максенцием. Первый из таких рассказов приводит Лактанций, второй содержится в «Житии Константина…», который, скорее всего ошибочно, приписывают Евсевию Кесарийскому. Цель и смысл обоих произведений очевидны: битва у Мульвиева моста — это победа императора, доверившегося Христу, над тираном-язычником; триумф знака и символа новой веры над старыми богами.

Однако — и об этом уже говорилось — Максенций не преследовал христиан, а посему трудно рассматривать битву как возмездие врагу новой веры. Тем более трудно, что Константин определенно тогда не был христианином. Формально он стал им только спустя четверть века, на смертном одре. И это еще вопрос, был ли он в 312 г. таким уж решительным сторонником христианства. Как минимум несколько лет после этого исходящие из его окружения высказывания на религиозные темы носят весьма общий и неопределенный характер; можно их трактовать как относящиеся к единому богу, но совсем не обязательно христианскому. Речь могла идти и о каком-нибудь высшем божестве, понимаемом философски, или же попросту о Солнце. На монетах и медалях Константина вплоть до 315 г. мы не встречаем ни одного символа, который можно было бы интерпретировать как христианский, зато очень часто имеют место знаки и надписи, связанные как раз с культом Солнца. Императорские монетные дворы выпускали монеты с явно языческой тематикой еще как минимум до 320 г.

Да и были ли вообще у Константина какие-то видения? Тут можно сказать только одно: ссылаясь на явленные ему чудеса, цезарь продолжал древнейшую языческую традицию. Сколько царей и вождей до него утверждало, что в решающий момент высшие силы объявляли им свою волю посредством пеших знаков, слов и сновидений! Стройные ряды таких правителей возглавляют троянские герои Гомера, особенно царь Агамемнон. Целые столетия, начиная с «Илиады», упоминания о всевозможных предсказаниях и знамениях, которые якобы всегда сбывались, стали неотъемлемыми элементами исторических повествований и даже орудием политической пропаганды. Подданным следовало верить, что их повелитель находится под особой защитой высших сил, а значит, все, что он делает, является осуществлением их планов. Мы уже приводили здесь историю, как тому же Константину явился бог Аполлон — в 310 г., всего за два года до битвы у Мульвиева моста! Некоторым хотелось бы видеть в этих историях склонность императора к мистицизму. Но мистик тут служит политику.

А что же тогда со знаком, который должен был изображаться на щитах Константинова воинства во время решающего сражения? Скорее всего, это был знак шестиконечной звезды, то есть X, перечеркнутый горизонтальной линией, встречаемый в разных странах в разнообразных вариантах как солярный или астральный символ. Использовался он и христианами, поскольку являлся монограммой их Господа (в греческой версии Christos и Iesus) и одновременно его символом как Солнца Справедливости. Константин, почитавший Непобедимое Солнце, воспроизвел этот знак на щитах своих солдат, а позже, в изменившихся обстоятельствах, можно было заявить, что уже тогда это был христианский символ, и даже уверять, что буква I была загнута, подобно греческой Р. Никто этого в то время проверить не мог.