Читать онлайн «Русский самурай. Книга 1. Становление». Страница 26

«Услышав эти слова, – писал Кано, – я невероятно обрадовался. Когда я понял, что Тоцуока сказал это о Сайго, то не поверил своим ушам. Я никогда не упоминал об этом, но это одно из моих драгоценнейших воспоминаний».

Казалось бы, разработку комплекса приемов Кодокана можно было бы считать завершенной. Но еще долгие десятилетия доктор Кано работает над теорией дзюдо, особое внимание уделяя морально-этическим нормам воинских искусств. Ему хочется навсегда закрепить и оберечь высокие этические нормы дзюдо, спасти его от искажения недобросовестными или неумелыми борцами.

Так рождается устав школы Кодокан, под которым сто лет назад ученики расписывались кровью:

«Будучи принят в Кодокан, я не оставлю занятий без важной причины;

я не посрамлю своей школы;

без разрешения не стану рассказывать и показывать преподанных мне секретов мастерства;

без разрешения не стану обучать дзюдо;

вначале как ученик, затем как наставник всегда буду неотступно следовать правилам до-дзе».

Уже в самой жесткости этих правил ясно читалось стремление доктора Кано хотя бы на первых порах оградить молодое новое искусство от вульгаризации, сохранить его чистоту и определенную элитарность. А может быть, еще говорили в потомке самураев старые охранительные традиции его родины, которые только начинали претерпевать ломку.

Однако уже само огосударствление программ дзюдо делало многие положения этой клятвы нереальными: ведь учениками школ, где преподавалось дзюдо, могли быть и были уже в ту пору и иностранцы. Новое воинское искусство естественно преодолевало государственные границы и национальные ограничения.

Способствовал этому и сам Дзигоро Кано – в сентябре 1889 года он отправился в Европу, чтобы ознакомиться с принятой там системой физвоспитания и поделиться своими идеями относительно дзюдо.

Сначала выступления Кано и его учеников натолкнулись на холодное равнодушие публики, но Кано посетил Лион, Брюссель, Вену, Париж, Лондон, Стокгольм и Амстердам, и это европейское турне принесло свои плоды – начался обмен преподавателями и спортсменами, за рубежом стали открываться филиалы Кодокана.

Здесь я не удержался и прервал повествование Николая Васильевича:

– А как же быть с самым большим замахом Дзигоро Кано – с его претензиями на то, что он открыл прямо-таки всеобъемлющий жизненный принцип? Ведь пока речь идет только о воинском искусстве, которое внедряется государством в систему образования.

– То-то и оно, что внедряется в систему образования – значит, в процесс подготовки молодого поколения. А вы спрашивали себя, зачем это делается?

– Ну это же лежит на поверхности – чтобы получить здоровую и сильную молодежь. Ну и, наконец, после известной переподготовки занять всех тех, кто остался без меча и работы после падения знатных самурайских кланов, одновременно не допуская вульгаризации и разнобоя в преподавании воинских искусств…

– Это действительно – на поверхности. А если посмотреть шире – вернуть молодежь к тому лучшему, что не просто создавалось веками, но еще и отобрано, профильтровано, с точки зрения тогдашней ситуации. Дать молодежи опору на предков, одновременно не давая ей увязнуть снова в тине традиций. Что до элитарности, то она в этом случае уже проповедовалась не клановая, а фактически национальная. Вообще, скажу я вам, это путь скользкий, по лезвию меча. Эти мои опасения подтверждаются всей дальнейшей трансформацией Ямато дамасии – японского духа – вплоть до 1945 года.

Да, знаете ли вы, кстати, что известный у нас фильм знаменитого японского режиссера Куросавы «Гений дзюдо» посвящен именно рассказанной мной выше истории становления Кодокана?

– Фильм в самом деле замечательный, но вы не ответили на самый первый мой вопрос – как быть с якобы универсальностью принципа дзюдо?

– А этот принцип, в известном смысле, универсален без всяких «якобы». Вопрос в другом – Дзигоро Кано действительно открыл его или только применил, и каким предполагалось действие этого принципа. Впрочем, тогда слушайте дальше.

Хотел бы, между прочим, напомнить вам, что мастерам Кодокана на уровне черного пояса обязательно надо было знать способы оказания первой помощи при травмах. Основаны они были на теории и практике акупрессуры – техники воздействия на жизненно важные точки человеческого тела.

Ну а теперь все-таки по существу затронутого вами вопроса.

Дзигоро Кано был первым из тогдашних мастеров воинских единоборств в Японии, кто решил применять к своим дисциплинам понятие До – Путь, или кардинальный принцип – в противоположность прежнему дзюцу (искусство, мастерство, метод). И в данном случае новое – это просто хорошо забытое старое – ведь понятие «До» в смысле Высшего принципа. Пути следования, Стези испокон веков жило в китайской и японской религиозно-философской мысли. Вспомните хотя бы китайское «Дао». Этот термин использовался, например, мастерами всех видов китайских ушу.

Даже сам термин «дзюдо» не был изобретением доктора Кано: еще в эпоху сегуната Токугава так называла свой стиль одна из школ дзю-дзюцу – Дзикисин-рю. Именно для того, чтобы подчеркнуть отличие своей школы от предшественников, Дзигоро Кано назвал свою школу Кодокан – Клуб постижения Пути.

Кроме технических приемов борьбы в программу Кодокана входили комплексы для психической подготовки – ката. Каждый ученик Кодокана должен был безукоризненно знать их:

• комплекс для свободного спарринга;

• комплекс решимости;

• комплекс самозащиты Кодокана;

• комплекс мягкости; старинный комплекс;

• комплекс «пяти стихий»;

• комплекс национального физического воспитания, основанный на принципе наиболее результативного приложения силы;

• комплекс самозащиты для женщин;

• комплекс самозащиты для мужчин.

Дзигоро Кано считал, что ката и есть система гармонического развития жизненных процессов. Целью и результатом этой гармонии он видел «достижение взаимного благоденствия».

Теперь попробуем разобраться в том, что же, собственно, понималось под взаимным благоденствием. По мысли мастера, в общественной жизни, так же как и при изучении дзюдо, требуются прежде всего порядок и согласие между всеми членами общества. А этого можно добиться лишь путем взаимопомощи и взаимных уступок. Это и есть тот Путь, который может привести к гармонии – то есть к общему процветанию и благоденствию.

Таким образом, конечной целью распространения дзюдо доктор Кано считал достижение гармонии тела и духа каждого человека во имя всеобщего процветания. Стоит задуматься над тем, что достижение такой гармонии предполагало ежедневный труд над своим телом и душой. Как тут не вспомнить поэта: «Душа обязана трудиться и день, и ночь, и день, и ночь»?

Конечно, не будем понимать так уж прямо, что называется, в лоб, будто взаимное благоденствие вытекает непосредственно из практики дзюдо. Однако не забудем, что доктор Кано был философом и по воспитанию, и по образованию, и по всему восточному строю своего мышления. Он не мог не «подходить к вопросу с точки зрения глобального единства и связи вещей». А именно с этой точки зрения всеохватного единства, наиболее результативное приложение силы необходимо во всех сферах человеческой деятельности. Недаром свои философские работы доктор Кано подписывал псевдонимом: Вместилище Единства. Что тут можно возразить!

До последних лет жизни доктор Кано давал уроки дзюдо, ежедневно посещая занятия в Кодокане – он был не только теоретиком, но и великолепным мастером – практиком своего единоборства.

Заглядывая вперед, можно сказать, что доктору Дзигоро Кано Япония обязана не только дзюдо – он стал организатором Легкоатлетического союза Японии, Японской ассоциации любительского спорта, Национального олимпийского комитета.

В 1932 году доктор Кано занимает официальную должность министра физической культуры. К этому времени в школах дзюдо занимались уже около 120 тысяч учеников.

В 1938 году в Каире состоялся конгресс по подготовке к Олимпийским играм. К этому времени Кано уже много лет представлял Японию в МОК, став в свое время ее первым представителем в олимпийском движении.

С глубоким уважением смотрел я на стопки книг, из которых Николай Васильевич почерпнул эти уникальные сведения. В разговоре со мной он то и дело открывал то одну, то другую страницу, порою дословно их цитируя. Я же излагаю этот разговор таким, каким он мне запомнился, поэтому и решил избегать прямого цитирования, хотя и было искушение попросить у Николая Васильевича все эти книги, чтобы самому перечитать их.

С другой стороны, я понимал, что не будь у моего собеседника, помимо глубокого интереса к предмету разговора, еще и огромного личного жизненного опыта, а также собственных размышлений на эту тему, вряд ли бы его рассказ так захватил меня. Словом, мне были очень интересны как рассказ, так и сам рассказчик.