Читать онлайн «В тени луны. Том 1». Страница 23

Все, что задевало Сибеллу, задевало и Джулию, и все, что вызывало пренебрежение в Сибелле, находило отклик в ней самой. Она не могла простить дочери Сабрины то, что та отбирала себе заслуженное, якобы, ее дочерью по праву рождения, и ее чувство обиды начало проявляться в бесчисленных мелочах.

Сама девочка не понимала, чем вызывает у новой виконтессы такую нелюбовь к себе. Девочка просто осознавала это и старалась как можно реже попадаться на глаза тете, хотя это было трудно, так как она и Сибелла пользовались одной и той же классной комнатой, у них были одни и те же гувернантки, общие уроки музыки и танцев и еженедельные занятия с учителем рисования.

Винтер обладала большей смекалкой и более живым умом, чем дочь Джулии, но она заметила, что, если она готовит свои уроки быстрее и лучше, чем Сибелла, это по каким-то причинам раздражает леди Глайнд. Поэтому она нарочно отставала от своей менее сообразительной кузины, так что гувернантки и учителя, которые сначала восхищались преждевременно развитой скоростью восприятия ребенка, оказались разочарованы в ней и решили, что она в конце концов немного несообразительна.

Она чувствовала себя одинокой, ведомой по жизни складывающимися вокруг нее обстоятельствами новой жизни; ее единственными компаньонами были молчаливая индийская служанка и глубокий старик, подкошенный возрастом и подагрой. Поэтому было неудивительно, что в ее памяти жили воспоминания об Индии, как о стране чудес и красоты, где всегда светит солнце и где люди живут не в огромных холодных комнатах, заставленных безобразной темной мебелью, но в садах, полных удивительных и прекрасных цветов и прирученных птиц.

— Однажды, — говорила Азиза, леди-магометанка, нежно прощаясь с рыдающим ребенком, — ты вернешься в Гулаб-Махал, и мы снова все будем счастливы.

Зобейда тоже тосковала по своей родине и поддерживала ее живой образ в памяти Винтер, пересказывая сказки, которые Азиза, леди-магометанка, любила рассказывать ей по вечерам, сидя на плоской крыше-террасе женской половины дома и оглядывая окрестности прекрасного, яркого города Лакноу.

Эти сказки Винтер нравилось пересказывать старому Эрлу, сидя напротив него в высоком кресле с дубовой спинкой, ее маленькие ножки свободно свисали с кресла, не доставая пола и она легко и свободно переводила с языка Зобейды и Азизы, леди-магометанки, так что рассказы приобретали явно библейский аромат. Ее глаза становились невероятно большими, маленькое заостренное личико покрывалось румянцем от возбуждения, а теплый, хрипловатый, детский голос переходил в медленное, монотонное песнопение:

— «…итак, он построил ему большой город, весь из красного песчаника и белого мрамора из Джайпура, с дворцами и башнями и внутренними двориками; а вокруг него огромную стену, выше, чем самые большие пальмовые деревья. Однако боги отвернули свои лица от него, поэтому дожди прекратились, источники высохли, а река находилась далеко, много раз по две мили оттуда, поэтому стада пали от жажды, посевы в полях засохли на корню. Тогда сказал народ: — Давайте уйдем отсюда. Этот город проклят. — И они ушли прочь. И песок надвинулся на город и похоронил его под собой, и стало так, как будто его никогда не было…».

Однажды Джулия прервала одно из таких занятий, и старый Эрл, кивнув головой в сторону маленькой фигурки в большом кресле, неожиданно заметил: «Когда-нибудь однажды она станет красавицей: как ее мать».

Джулия быстро отвернулась, почувствовав внезапную боль в сердце. Однако краски погасли на лице Винтер и исчез блеск глаз, а все, что увидела Джулия, было простым, болезненного вида, ребенком, сидящим так же тихо, как какая-нибудь маленькая пташка, когда над ней парит ястреб. Джулия испытала чувство огромного облегчения и засмеялась своим отрывистым, металлическим смехом, который всегда напоминал Винтер звон сосулек, падающих на замерзшую землю, и сказала:

— Какая чепуха, дедушка! Она совершенно непохожа на Сабрину.

— Красота — это не только цвет лица или его правильные черты, — резко бросил пожилой человек. — Когда-нибудь ты узнаешь это, Джулия.

Он лукаво усмехнулся, рассматривая жену своего внука смущающе-проницательным взглядом. У него не было иллюзий по поводу Джулии, и он прекрасно знал об ее неприязни к ребенку Сабрины и причину этого.

В течение первых лет в Уэйре Винтер и ее кузина Сибелла ближе узнали друг друга; они играли, катались верхом, занимались на уроках, ссорились и мирились. Винтер откровенно восхищалась красотой своей кузины, Сибелла олицетворяла для нее принцессу из сказки — ее бело-розовый цвет лица, большие голубые незабудковые глаза, золотистые локоны и чудесные, светлых тонов, с оборочками и кружевами платья с сатиновыми шарфиками (так отличающимися от одежды из темных тканей, которые Джулия считала подходящими к сиротскому и болезненному виду и цвету лица Винтер) доставляли ей детскую, искреннюю радость. Это казалось правильным и вполне справедливым, чтобы таким неземным созданием восхищались все, кто общался с ней, и Винтер не было обидно, когда ее наказывали за тот проступок, который, соверши его Сибелла, остался бы просто незамеченным.

Она не была мрачной или безжизненно вялой. Она была дочерью Маркоса и Сабрины, каждый из которых никогда не страдал от недостатка мужества в признании своих ошибок. Но у нее было несколько конфликтов с Сибеллой в течение первого года пребывания в Уэйре, и она обнаружила, что, когда у Сибеллы в конфликте с ней не получалось настоять на своем, она немедленно прибегала к помощи взрослых и те, как правило, принимали ее сторону. Винтер могла бы в споре с Сибеллой добиться своего, однако она не могла себе позволить в таких случаях поступать, подобно Сибелле, ища защиты у взрослых. Если бы она обращалась к своему прадеду, без сомнения, все решалось бы более справедливо, но она презирала свою кузину за то, что та всегда готова была бежать к своим покровительницам с каждой жалобой, она презирала подобное использование свой слабости.

Сибелла знала, что она была красивой, талантливой и являлась наследницей, потому что ей часто это говорили или она слышала об этом от других. И по тем же самым причинам Винтер знала про себя, что она непривлекательна, скучна и что она «иностранка». Она не имела понятия о том, что является наследницей крупного состояния и носит испанский дворянский титул, поскольку никто и не думал рассказать ей об этом. Ее старая тетушка Шарлотта с самого начала дала указание называть ее «мисс Винтер», и она так и осталась мисс Винтер. Зобейда рассказывала ей о Каса де лос Павос Реалес, большом доме, расположенном в парковой зоне на берегах Гумти, но не задумываясь над тем, что сейчас он принадлежит Винтер вместе с огромным состоянием отца и собственным состоянием Сабрины, оставленным ей ее матерью Луизой Коул, единственной дочерью «набоба» Ост-Индской Компании.