Читать онлайн «В тени луны. Том 1». Страница 15

День и ночь за стенами Дворца Роз шумел большой город, наполняя маленькие, душные и жаркие комнаты какими-то звуками, а мази и эссенции Азизы Бегам и женщин гарема добавляли к этому приторные запахи сандалового дерева, розового масла, с ними сливался запах перетопленного горячего масла из молока буйволиц, а также карри и асафетиды, идущий из кастрюль в кухонных двориках. Даже ночи не приносили долгожданной тишины: из лабиринта улиц слышалась дробь тамтамов, завывание флейт и треньканье ситар, лай собак париев, крики детей, бряцание вооруженных всадников, проезжавших по узким улочкам, или же пьяные крики гуляк, возвращавшихся домой после очередного дебоша во дворце короля.

С каждым новым, медленно тянущимся днем жара становилась все нестерпимее. В течение дня стены и крыши домов, камни, которыми были вымощены дворики, медленно впитывали в себя жгучие лучи солнца, а когда приходила ночь, каждый камень или кирпич в городе волнами отдавал хранимую им жару, как открытая дверца печки.

Сабрина научилась понемногу спать днем, когда часто дул горячий сухой ветер. Тогда открывали двери и окна и завешивали их своеобразными шторами из плотно сплетенных корней, постоянно смачиваемых водой. Теплый ветер, проходя сквозь смоченные шторы, охлаждал комнату и наполнял ее довольно приятным ароматом. Но часто ветра вообще не было, а к закату он всегда прекращался.

В такой жаре тело Сабрины становилось сухим и съеживалось. Она начинала мечтать о пропитанном сосновым ароматом прохладном воздухе гор, как человек, мучимый жаждой, мечтает о глотке воды, начала сожалеть о том, что в марте не уехала с Эмили в горы, как того хотел Маркос. Но в горы она больше уже никогда не поедет. Маркос отсутствовал уже больше трех недель. Была середина мая, когда пришло короткое письмо от сэра Эбенезера Бартона. Эмили скончалась. У нее случился второй приступ лихорадки, писал сэр Эбенезер, и она умерла через два дня. С ней была ее дальняя родственница миссис Грантам. Почерк сэра Эбенезера, всегда четкий и ясный, на этот раз был неровным и дрожащим, как у очень пожилого человека.

Держа в руках письмо, Сабрина молча смотрела в одну точку перед собой. Глаза ее были сухими. Мысленно она вернулась сквозь годы в поместье Уэйров, увидела лицо тети Эмили в залитой светом детской комнате, где она учила трехлетнюю Сабрину ее первым молитвам. Она вспоминала, как тетя Эмили завязывала ей ленты перед первым торжественным вечером, как защищала ее от бесконечных нападок тети Шарлотты, читала ей сказки и рассказывала истории о молодых годах ее отца… Вся жизнь тети Эмили прошла перед ее взором, словно бесконечная череда картинок, уходящих все дальше и дальше в прошлое. Все они светились добром, все были пронизаны любовью…

И вдруг Сабрине стало страшно, как бывает страшно человеку, который во сне входит в дверь знакомого дома и видит, что комнаты изменились, стали странными и пустыми, а его сон превратился в ночной кошмар.

От Маркоса и Вали Дада не было никаких вестей, кроме короткой весточки, посланной из деревни, где они провели первую ночь своей поездки. Отсутствие вестей не беспокоило Хуаниту и Азизу Бегам, которые хорошо знали состояние дорог и трудности, связанные с посылкой почты на перекладных с отдаленных станций. Однако это волновало Сабрину, которой длинными жаркими бессонными ночами представлялись ужасные, холодящие кровь картины. Она вспоминала управляющего, погибшего от укуса змеи. Маркосу тоже грозит много опасностей: его может укусить змея, на него может напасть тигр, его могут убить бродячие разбойники-душители, он может заболеть холерой, чумой, умереть страшной смертью от гидрофобии. Индия, которая всегда казалась ей такой прекрасной и экзотической страной, сейчас предстала перед ней совсем в другом виде. Она поняла, что под этой красотой и очарованием кроется немыслимая пропасть жестокости и ужаса, подобно тому, как великолепные минареты и позолоченные купола дворцов возвышаются над зловонными улочками и жалкими лачугами бедняков.

В дальнем конце высокой стены, окружавшей сад Гулаб-Махала, напротив окна ее комнаты стояла мечеть. Это была скромная маленькая мечеть, выложенная из кирпича и побеленная. Ее округлую крышу венчал железный полумесяц, символ ислама. Солнце вставало прямо за ней, и при каждом рассвете, когда воздух был еще немного прохладен после ночных часов, Сабрина видела его в рамке сводчатого открытого окна на фоне шафранового неба. Затем солнце быстро поднималось и отбрасывало изогнутую тень полумесяца на пол ее комнаты.

Эта тень медленно ползла по коврам, пока солнце поднималось по небу цвета меди. Иногда, проснувшись ночью, Сабрина видела такую тень, отбрасываемую луной. Она стала символизировать для Сабрины весь страх и одиночество длинных дней, проведенных в чужой стране, в окружении людей чужой расы. Это была угроза и предупреждение, символ надвигающейся нестерпимой жары грядущего дня. Эта жара вытягивала силы из тела Сабрины и лишала ее возможности связно мыслить.

Она не посещала Каса де лос Павос Реалес с тех пор, как уехал Маркос. Но однажды душным вечером после жаркого дня, когда вовсе не было ветра и шторы из корней кус-куса делали комнаты Гулаб-Махала только более душными, в ней неожиданно проснулось желание увидеть его снова, пройтись по саду вдоль реки. Май был самым жарким месяцем на равнинах, и ртутный столбик термометра неумолимо поднимался вверх. Но в Павос Реалес должно быть прохладней. Деревья, открытые пространства и террасы у реки не задерживают изматывающую беспощадную жару, как происходит в городе.

Хуанита предложила сопровождать ее, но Сабрина захотела поехать одна. Маркос оставил для нее карету в Гулаб-Махале, и в сопровождении Зобейды она поехала по узким душным улочкам, где жара струилась между домами, словно река меж своих берегов. Потом они выехали на открытое место, где располагался Дом Павлинов, окруженный парком и рощами деревьев.

Трава была выжжена, и деревья роняли свою умирающую листву на тропинки. Но лимонные, апельсиновые и манговые деревья еще сохраняли богатую зелень. Аромат поздно цветущих олеандров смешивался с запахом горячей пыли. Сумрачные комнаты с закрытыми ставнями окнами были душными, фонтаны не работали, однако после шума и жары суетливого Гулаб-Махала Сабрине показалось здесь гораздо прохладнее и спокойнее. Она шла по тихим затемненным комнатам, дотрагиваясь до тяжелой испанской мебели и хрупких французских орнаментов, как бы лаская их. Она обращалась с ними, как с друзьями, которых приветствовала… или с которыми прощалась.

На берегу реки еще сохранились несколько роз. Опавшие лепестки создавали яркие красочные разводы среди высохшей травы и на разогретой солнцем тропинке. Уровень воды в реке понизился, на отмелях искрились серебряные струи, длинноногие птицы, похожие на цапель, бродили по отмелям, словно призраки. В бамбуковых зарослях резко прокричал павлин. Его крик подхватило эхо изогнутой стены в дальнем конце террасы: Пи-оор! Пи-оор! Пи-оор!.. Сабрине всегда нравилось слушать крик павлинов, когда утренние или вечерние сумерки покрывали Каса де лос Павос Реалес. Но сегодня ей показалось, что в этом резком крике прозвучали какие-то странные и щемящие нотки печали.