Читать онлайн «Читая маршала Жукова». Страница 19

И все же начало чистки армии можно датировать 36-м. Брались ключевые фигуры, те, кто и на безрассудство способен был - умереть, но убить тирана. Брали осторожно, пока еще скупо. Одним из первым взят был Примаков, в описываемое время зам. начальника Ленинградского ВО.

Разведка традиционно находится в ведении зама. Вел ли Примаков в Ленинграде собственное расследование обстоятельств гибели Кирова и исчезновения свидетелей? Если даже не вел, материалы по линии военной разведки поступали и копились у него. Одного этого было довольно.

Но истории об этом ничего не известно. А - жаль.

События между тем пошли густо.

Серго Орджоникидзе, лучший друг вождя, гибнет прямо в своем рабочем кабинете в феврале 1937 года. По стечению обстоятельств, сам вождь находился у него "с рабочим визитом"[33]. Застрелен ли был Серго лучшим другом или доверенным чекистом, не суть важно. Вождям "по секрету" было сказано, что Серго не выдержал напряжения борьбы и застрелился. В официальном сообщении о пуле умолчали, дабы не возбуждать массы, и смерть объяснили разрывом сердца.

Дальнейший сценарий тот же: кремация, захоронение в кремлевской стене, верный ленинец, лучший друг товарища Сталина, скорбь вождя, книги, портреты, переименование городов…

Что ж, не пытали.

График арестов (и казней) продуман был и выполнялся до часов, до минут. В уголовных делах Сталин опередил компьютер и пока остается непревзойден.

Предельно осторожно брали командующих округами.

Первым взяли Якира. И Уборевич был опасен, но Якир, отец солдатам, непререкаемый авторитет, был любимцем РККА и командовал округом, который -теоретически, конечно - способен был разметать все на пути к Москве. Якира брать следовало деликатно, его и переводить некуда было, его знали и любили всюду. Тем не менее, объявлен был перевод Якира в Ленинград - дабы подвесить его до ареста: уже не командующий КОВО, уже не даст приказа идти на Москву. Но и до Ленинграда допускать нельзя. Перевод мог вылиться в демонстрацию любви и при прощании на старом месте, и по прибытии на новое.

Командующих округами брали вагонным методом, впервые опробованном на Примакове. Тот, правда, выбил чекистов и с личной охраной забаррикадировался в вагоне до получения гарантий от Ворошилова: ведь однажды Ворошилов уже велел его освободить. Только вдуматься в то, как подло, умно и коварно все готовилось… Примаков был подлинно живой легендой Гражданской войны. Он даже среди командармов слыл героем. Его взяли самым первым и - отпустили под ворошиловскую гарантию, чтобы всякий арестованный надеялся, что арест - не конец, что нарком своей властью способен освободить его и даже вернуть на пост… Какой подлый ход. И какой дальновидный. Конечно же, не ворошиловский, а сталинский.

Но Якир гарантий не ждал и был взят в пути, кажется, в Брянске, сонным, 28 мая. Уборевича взяли 29-го, едва поезд вошел под дебаркадер Киевского вокзала.

Вождь перевел дыхание. Одни командующие войсками без ремней и знаков различия сидят в камерах-одиночках под охраной таких псов, каких нет и в аду. Другие созваны на Военный Совет и от своих войск тоже оторваны. А в Московском округе войсками командуют свои люди.

Высший Военный Совет собрался 1 июня.

Так, внезапно, армии оказался предоставлен шанс.

В том, как собрали Совет, видна величайшая растерянность. Заседание, несмотря на исключительность его, проводилось в обычном месте, во 2-м доме наркомата обороны, то есть на территории армии. Охрана на таких заседаниях в зал не входит. Вождь оставался наедине с военными на протяжении нескольких часов. Все упущенные шансы демократического смещения вождя свелись к последнему и уже не демократическому. Армии в лице лучших делегатов, командующих округами, начальников управлений Наркомата Обороны, начальников академий дана была еще одна - самая распоследняя! - возможность осознать, что ее уничтожение началось и ведется по принципу отбора лучших. Дана была возможность выбрать между вождем и товарищами. Между изменником Родины, осуществлявшим подрыв оборонной мощи страны, губителем народов, самозванцем, величавшим себя их отцом, - и честными слугами отечества, которых он так умело отобрал для первого хода своей игры и которых, ради спасения своей шкуры, подло обвинил в измене. Притом возможность выбора длилась не мимолетно, но часами - с докладом Ворошилова и лишь затем с появлением Сталина, который рвал и метал и подходил ко многим участникам вплотную с наглыми, вздорными репликами.

Раньше думай о Родине, а потом о себе. В ком не возопит этот десятилетиями вбиваемый в советских людей лозунг при сопоставлении с деяниями вождя?

Ход Высшего Военного Совета ранит душу еще более XVII съезда. Гнусные реплики Сталина, выслушиваемые участниками Совета, из коих мало кто прожил год, вызывают зудящий вопрос: как они терпели? Ведь не достойно честного армейского командира сносить такое поношение. Зачем командарм Дубовой, не поверивший в виновность Якира и возразивший Сталину, не сделал знака товарищам? Все командиры были тренированные, физически сильные люди. Зачем гигант Криворучко не задушил подошедшего к нему с оскорблениями вождя, как сделал это потом с ударившим его следователем[34], а остальные зачем не вскочили с мест и не схватили сталинско-ворошиловскую клику, не думая о том, что будет дальше? Что-то было бы. Все лучше, чем было. Неужто еще оставалось неясно, что, если в стране убивают фрунзе и котовских, арестуют якиров и уборевичей, а гамарники кончают жизнь самоубийством, то хорошего быть не может и действовать надо не рассуждая?

Пестрый народ сидел в зале, даром что судьба почти всех сложилась одинаково. Все мы пестрый народ. Да и судьба, как-то она еще сложится, а вождь - вот он, главный над всеми. И вышагивал он перед ними в газетной броне всенародной истерической любви.

Как это знакомо…

"Так им и надо, - говорят современники. - Все они были подлецы!"

Ну да, что еще проще, как не стрижка под одну гребенку… Погибшие, значит, подлецы, а выжившие агнцы.

Все участвовали в подавлении народных движений. Но одних измучили угрызения совести, а других по этому же поводу распирала гордость, как Буденного, хваставшего подавлением басмачества так же, как рейдом в тылах Деникина. А это ведь уже в тридцатые было, не в запале 1919-го, о котором не с нашими сегодняшними мерками судить, когда отец убивал сына и брат брата.

Даже новые историки не смеют утверждать, будто чистка армии шла по профессиональному уровню. Уж в чем ином, но в отсутствии профессионализма командармов не упрекнешь. Буденный же и Ворошилов были просто нули.

Вот эпизод, рассказанный Г.Иссерсоном:

Разбирается упомянутая работа Триандафиллова "Характер операций современных армий". Разбор проходит в ЦДКА под председательством начальника Политуправления РККА Гамарника. Присутствуют Тухачевский, Буденный, Егоров, Уборевич, Эйдеман, работники Штаба РККА, преподаватели и слушатели военных академий. Единодушная оценка книги - труд имеет большое научное и практическое значение для развития нашего оперативного искусства.

Буденный в резком (скорее, наверное, грубом) выступлении объявил книгу вредной, принижающей роль конницы и противоречащей духу Красной Армии. Это выступление вызывает веселое оживление в зале.

Затем выступает Тухачевский, обстоятельно разбирает основные положения Триандафиллова и полностью соглашается с его выводами о необходимости технического перевооружения армии. Сказал, что конница не оправдала себя уже в Первую мировую войну, тем паче не сможет она играть сколько-нибудь важную роль в новой войне.

Это заключение вызывает бурю со стороны Буденного. Он сказал, что Тухачевский "гробит всю Красную Армию". Тухачевский, обратясь к сидящему в президиуме Буденному, с вежливой улыбкой говорит (маршал маршалу): "Ведь вам, Семен Михайлович, и не все объяснить можно!" - и зал реагирует смехом.

Когда Пифагор доказал свою теорему, он принес в жертву богам сто быков. С тех пор, если делается большое открытие, все скоты волнуются…

А открытие-то заключалось в том, что конница перестала быть главной ударной силой современной армии. На смену пришли железные кони.

Но если конница бесполезна, что же будет с Буденным и его другом Ворошиловым? Ну ладно, пока Главная инспекция кавалерии не подчинена Штабу РККА. Но ведь ясно, что это явление временное и положение друзей-товарищей незавидно, не под силу им конкурировать с современно образованными и куда более одаренными коллегами-генштабистами.

Тут очень кстати гибнут в авиакатастрофе высшие офицеры Генштаба, ответственные именно за механизацию армии, среди них зачинщик этой всей кутерьмы, главный теоретик новой стратегии и тактики Триандафиллов.