Читать онлайн «Аркадий Гайдар. Мишень для газетных киллеров». Страница 55

Я поручил мозгу вспомнить, откуда я мог знать историю про выстрелы в затылок.

Первый ответ меня обескуражил. Подсознание ответило: «Короленко». Я всегда высоко ценил Владимира Галактионовича, но читал его, стыжусь, мало. А в последнее время, помню точно, не читал совсем. Вычитать у Короленко про расстрелы в затылок я не мог.

Я повторил свое задание мозгу. Он ответил: «Солоухин».

Я на свое подсознание даже обиделся. Оно возвращало меня к тому, в чем я просил помочь разобраться: к 16 заложникам, будто бы расстрелянным Голиковым, о чем написал Солоухин.

Для меня мое подсознание — живое существо, с которым, случается, я иногда вступаю в диалог. И я ему попенял, что оно стало как бы вяло и безответственно работать. Но тут же устыдился, подумав, что сам в этом виноват: перегрузил мозг повседневной, мелкой работой. Оставляю слишком мало времени на отдых.

Но странное дело. Имена Короленко и Солоухина стали мелькать в моей памяти все чаще. Казалось, подсознание настойчиво пыталось на что-то обратить мое внимание, чего я не замечал. И вдруг однажды утром, когда я уже проснулся, но еще не успел открыть глаза, все связалось в один узел.

У кого как, но для меня эти утренние мгновения перед тем, как я открою глаза, необычайно важны. Именно в эти минуты в мозгу всплывают целые, воедино сложившиеся страницы текста, новые фрагменты книги, над которой я работаю.

Здесь нужно молниеносно вскочить, пробежать в кабинет, ни на что не отвлекаясь, включить компьютер и все отстучать; или быстро записать ручкой на больших листах; или наговорить на один из трех диктофонов. Из утренних записей часто получаются главные, самые важные разделы и страницы моих книг.

Давайте и мы посмотрим на итоги одной такой трудовой ночи.

Еще раз вспомним, о чем шел рассказ:

• командир-чоновец Голиков (будто бы!) захватил ни в чем не повинных заложников-хакасов;

• держал их Голиков в бане;

• потом по приказу Голикова кто-то из его подручных выводил заложников из темницы. И Голиков лично убивал каждого выстрелом в затылок.

Так было рассказано в огоньковской статье (а затем повторено в «Соленом озере»),

Я подсознательно вспомнил, что держал в руках некую документальную книгу-исследование. Название — «Наваждение». Направленность — антисемитская. Имя-отчество автора (вероятно, но случайному совпадению) Владимир Алексеевич. Фамилия — Солоухин.

Речь здесь тоже шла о расстреле заложников. Но в этой книге страшный факт приводил не сам Владимир Алексеевич, а его тезка, Владимир Галактионович. Фамилия — Короленко.

— Выходит, писатель Короленко знал Голикова? — спросит изумленный читатель.

— Понятия не имел.

— Но Короленко знал, что чоновцы проделывали подобное в Хакасии?

— Короленко слыхом не слыхивал о Голикове. Вполне вероятно, что не знал и о существовании самой Хакасии. Он сообщал о том, как чекисты поступали в… Одессе.

Владимир Галактионович писал из Полтавы в Москву, наркому просвещения Анатолию Васильевичу Луначарскому. Короленко сообщал, что чекисты хватают мирных жителей, приводят их в какое-то помещение, заставляют наклонять голову над унитазом в уборной (чтобы не пачкать пол брызгами крови) и стреляют в затылок.

Затем, отличаясь аккуратностью, чекисты «спускают воду. Все чисто».

Надеясь, что Луначарский передаст его сведения если не Ленину, то хотя бы Дзержинскому, Короленко сообщал: такое творилось не только в Одессе.

«В Полтаве (здесь и дальше курсив мой. — Б. К.) чекисты ставили расстреливаемых над открытой могилой и расстреливали в затылок без всяких церемоний»[84].

Короленко писал о стрельбе в затылок как о профессиональном способе уничтожения людей; способе издевательском, где палачей, главным образом, заботило, чтобы в помещении оставался чистым пол, чтобы убийцам не нужно было своими руками сбрасывать трупы в могилы.

Человек, сраженный револьверной пулей, падал в могилу сам, автоматически. Это рассматривалось чекистами как усовершенствование безостановочного, утомительного труда.

Таким образом, Солоухин позаимствовал из письма Короленко подлинные исторические факты, которые имели место в Одессе и Полтаве.

Но в антисемитской книге «Наваждение» Солоухин приписал это преступление чекистам-евреям. А в антигайдаровском «Соленом озере» по аналогии сочиненный эпизод (помните: «доказательство по аналогии» из инструкции по одурачиванию?!) он же приписал православному чоновцу Голикову.

Одно только здесь не совпадало. Солоухин не смог сообщить, что Голиков расстреливал заложников в уборной, над ватерклозетом, поскольку в силу особенностей своего исторического развития хакасы в ту эпоху при нужде пользовались другими удобствами… На улице.

Это был первый случай, когда мне удалось проследить очень важную для моего расследования закономерность: любой эпизод, рассказанный В. А. Солоухиным об А. П. Голикове, если он поддавался документальной проверке, оказывался подтасовкой или ложью.

Солоухин все отчетливее понимал: книга не складывается. Причина банальная и… страшная: нет материала. Абаканский архив компромата на Голикова не дал. Сам романист ничего придумать не мог: не знал реалий Гражданской войны в Хакасии.

«Нужны свидетели, — решил он. — Живой человек все подробно расскажет».

Но трудность состояла в том, что с момента службы Голикова в Хакасии минуло уже более 70 лет. Участников и свидетелей событий осталось мало. А те, что оставались живы, на роль очевидцев не годились: разрушенное здоровье, ослабленная память, безразличие к давним событиям. Солоухин обозвал этих угасающих людей «девяностолетними маразматиками».

Солоухин не нашел обличительных документов. Рухнули и его надежды услышать голоса участников и свидетелей событий. Что же делать? Недавний переводчик хакасских народных сказок заявил, что будет собирать… фольклор. Дело Владимир Алексеевич поставил с размахом.

С помощью своих единомышленников Солоухин выбирал библиотеку или клуб. Для публики посолидней устраивал даже застолья. Где — промолчал. На эти сборища мог прийти каждый, кто хоть что-либо когда-нибудь слышал о преступлениях Голикова. Или о поступках, которые можно было приписать Голикову. Достоверность информации Солоухина не интересовала.

Собирательская работа велась цинично-неряшливо, с небрежением ко всем правилам документирования. На магнитофон свидетельские сказки никто не записывал. Скорее всего, делались какие-то пометки на бумаге. Кем — неизвестно. Солоухин всю свою подготовительную работу от людских глаз прятал. Но даже эти убогие записи производились неграмотно. Нет ни одной даты. Не указан даже год, когда произошло событие, приписываемое Голикову. В большинстве случаев не названа местность. Отсутствуют имена приглашенных на «фольклорные посиделки». Безымянные рассказчики, возраст и род занятий которых неизвестен, ссылались на безымянных свидетелей.

Таким образом, Солоухин не предложил нам ничего, кроме самих фактов злодеяний. Случаев убийств. Подлинных или вымышленных. Неизвестно когда совершенных. Но злодеяния, все до одного, он приписывал только Аркадию Голикову.

Готов предположить, что Голиков мог быть не прав. Вполне допускаю, что командир, обладая большими полномочиями, в каких-то обстоятельствах полномочия превысил. Но как зовут свидетеля, который это видел и доказал? А главное — как этот свидетель Аркадия Голикова идентифицировал? Как все они отличали его от десятков других командиров, которые много раз вдоль и поперек с попойками, изнасилованиями, грабежами, пытками, расстрелами пропахали маленькую Хакасию?

Война в Хакасии длилась с 1917 по 1924 год. Семь лет. Округленно — восемьдесят месяцев. Голиков командовал Ачинско-Минусинским районом только три. В задаче спрашивается: что остальные семьдесят семь месяцев на территории Хакасии делали другие участники Гражданской войны?

Вот образчики местного национально-обличительного эпоса, собранные известным переводчиком сказок В. А. Солоухиным.

Свидетельство № 1

Некий А. Кызыгашев заявил: «В 1922 году (месяц не указан) в улусе Арбаты… красный командир Лыткин застрелил и зарубил 35 человек».

Свидетеля спросили:

— А причем здесь Голиков?

Он ответил:

— А как же? Это были два друга[85].

Автор «Соленого озера» вполне серьезно приводит это заявление как обличительный факт против Голикова. Но, во-первых, один командир не может отвечать за поступки друг ого, если у них нет прямых служебных отношений. Во-вторых, я со всей ответственностью заявляю: в тех документах, которые я читал и копии которых у меня хранятся, фамилия «Лыткин» не встречалась ни разу.