Читать онлайн «Дочь палача и дьявол из Бамберга». Страница 19

За последние годы Симону стало слишком тесно в Шонгау. Возможно, поэтому он и решил закрыть на время свою процветающую купальню и отправиться с Куизлями в далекий Бамберг. Цирюльник понимал, что сильно рискует, так как в Шонгау завелся уже второй его собрат по цеху, а с прошлого года – еще и новый лекарь. Симон считал его законченным шарлатаном, но это не мешало людям покупать у него дорогущие и бесполезные настои и лекарства. И все только потому, что он учился в диковинной Болонье по ту сторону Альп…

Прогуливаясь по улицам, обходя повозки и прохожих и стараясь не замарать в нечистотах новые начищенные сапоги, Симон вспоминал Ингольштадт, где сам учился много лет назад. Там же он познакомился с Самуилом, выходцем из богатой еврейской семьи, давно принявшей христианство. Самуил был умен и начитан, но, как и Симон, был пристрастен к хорошему вину, дорогой одежде и в особенности к азартным играм. Одержимые общими устремлениями, молодые студенты шатались по дешевым кабакам, и это в конечном итоге стоило Симону места в университете. Всего за полтора года он проиграл и пропил все деньги и вынужден был вернуться в Шонгау. Отец, покойный лекарь Бонифаций Фронвизер, так и не простил ему этого провала.

А Симон – самому себе.

Самуил же, напротив, сделал карьеру. Он дослужился до городского врача и временами пускал кровь самому епископу. Бывшие студенты изредка переписывались, и живущий холостяком Самуил всякий раз спрашивал Симона о его семье. Поэтому, услыхав о приглашении в Бамберг, молодой человек сразу воодушевился. Ему хотелось повидаться со старым другом. Помимо всего прочего, он надеялся перенять у него кое-какие познания в медицине, которые пригодились бы ему в Шонгау.

Хоть вначале Симон и не желал этого признавать, ему нравилось бродить по улицам в одиночку. Он любил своих сыновей, но и от них порой не было спасения, особенно от сорванца Пауля, склонного к частым вспышкам агрессии. Симон не сказал Магдалене, когда вернется, поэтому наслаждался драгоценными свободными минутами. Осматривал многочисленные церкви и часовни, купил мешочек излюбленных, хоть и дорогих, кофейных зерен у лотков с пряностями и полюбовался изысканными тканями.

У приходской церкви Святого Мартина Симон заметил девушку с обритой головой и косами из соломы. Девушка плакала; в руках у нее была табличка, сообщавшая прохожим, что она повязалась с каким-то приблудным парнем. Некоторые из прохожих плевали ей под ноги, другие смотрели с жалостью. По лицу Симона пролегла тень. Ему невольно вспомнилось, что им с Магдаленой тоже приходилось терпеть насмешки в Шонгау, пока они не поженились.

Везде одно и то же. Цирюльники, знахари, дети палачей… Мы так и останемся неприкасаемыми, на всю жизнь. Наверное, нас высмеивают даже в светском Париже…

Расспросив дорогу, Симон разыскал наконец нужное место – так называемый мещанский двор, недалеко от сенного рынка, сразу за пышным зданием иезуитской школы. К внутреннему двору, засаженному цветами и фруктовыми деревьями, примыкало несколько строений. Симон выяснил, что здесь жили главный секретарь и городской врач. Глядя на новые крыши, ухоженные яблони и чистый двор, он невольно вспомнил свою жалкую купальню в Шонгау.

Может, отец все-таки был прав… Я просто жалкий неудачник.

Но тут ему вспомнилась Магдалена, дети и жизнь, полная волнительных событий, – и мрачных мыслей как не бывало.

Симон взволнованно постучал в дверь, которую ему назвали, и стал ждать. Через некоторое время послышались шаги, и дверь отворила пожилая женщина, вероятно, экономка Самуила. Волосы у нее были собраны в пучок, и сама она была худа и для женщины непривычно высока, что позволило ей смотреть на низкого цирюльника сверху вниз. Она окинула Симона пренебрежительным взглядом, оглядела его пыльную одежду и проворчала:

– Доктора нет. Если вы с каким-то недугом, то приходите завтра. – Старуха состроила кислую мину: – По пятницам мастер Самуил принимает и простых пациентов.

Симон сдержал едкое замечание, завертевшееся на языке, и вместо этого ответил с улыбкой:

– Я его старый друг. Где же мне его разыскать?

Экономка поджала губы:

– Вас туда вряд ли впустят. Господин доктор в замке Гейерсвёрт у почтенного епископа. Одна из его… – она помедлила, – э… горничных страдает женской болезнью, вылечить которую способен лишь мастер Самуил. Но вас это не касается.

– Горничная, значит… Полагаю, она несколько моложе, милее и, вероятно, добродушнее, чем горничная простого доктора. Что ж, всего доброго.

Пока экономка хмурилась, раздумывая над смыслом его слов, Симон развернулся и ушел со двора. Как это часто бывало, когда кто-нибудь указывал на его низкое положение, лекарь вскипал от злости и успокаивался с большим трудом. Уже в который раз он поклялся себе, что его детям и внукам в жизни повезет больше, чем отцу, который, несмотря на свои способности, прозябал в провинциальной глуши жалким цирюльником. Интересно, как все сложилось бы, закончи он тогда учебу в Ингольштадте? Тоже стал бы лейб-медиком герцога или епископа?

Свернув в переулок, ведущий к дому палача, Симон так и не успокоился. Неожиданно для себя он решил попытать счастья и спросить Самуила в замке Гейерсвёрт. Собственно, не было никаких оснований так невежливо его выпроваживать, как поступила экономка. Одежда у него была хоть и грязноватая, но вполне пристойная. Ренгравы[9] и нарядная шляпа с перьями обошлись ему в целое состояние! Вообще Симон придавал большое значение своей внешности, компенсируя тем самым свой невысокий рост.

У ближайшего поворота цирюльник спросил дорогу к замку, и ему показали в сторону Регница. Вскоре он увидел недалеко от ратуши, выше по течению, вытянутый остров, в северной оконечности которого располагалось пышное строение, украшенное башенками и эркерами. Яркие витражи и окна в свинцовых рамах переливались бликами под лучами послеполуденного солнца. Сооружение выглядело как несколько уменьшенная копия герцогского охотничьего замка. Симон вдруг засомневался, стоит ли спрашивать Самуила среди такой роскоши. Но он собрал все свое мужество и двинулся по мосту к широким воротам с двумя дубовыми створками. Там дежурили стражники епископа. По дороге молодой человек более-менее очистил и отряхнул одежду. Солдаты смотрели на него внимательно, но без враждебности.

– Могу я увидеть доктора? – спросил Симон, стараясь при этом говорить рассеянно и вместе с тем требовательно.

Один из стражников нахмурился:

– Он в замке, с одной из девиц. А вам он зачем?

– Ну… он забыл мешочек с бенгальскими огненными бобами. – Подхваченный внезапным порывом, Симон показал мешочек с кофейными зернами, купленными на рынке. – Без них в лечении мало толку. Мне нужно скорее передать это доктору.

– Бенгальские… бобы? – Морщины на лбу стражника стали еще глубже. – Они что, помогают от проклятой французской болезни?

Симон улыбнулся украдкой. Теперь он, по крайней мере, узнал, чем страдала горничная епископа. Французской болезнью, именуемой также сифилисом, называли заразный и крайне опасный венерический недуг, которого особенно опасались при дворах. Против нее не было средства, и в большинстве случаев она приводила к сумасшествию и смерти. Цирюльник встряхнул мешочек, и зерна внутри загремели.

– Если и существует средство исцеления, то только огненные бобы, – произнес он надменно. – Их привезли прямиком с индийских островов. Епископ заплатил за них уйму денег. Правда, действие их продлится еще несколько часов, потом они начнут гнить…

– Господь всемогущий!

По лицу стражника легко было прочесть, что его ожидало, навлеки он на себя гнев епископа.

– Проходите же скорее! И что этот еврей забывает снадобья, – проворчал он вполголоса.

Но Симон уже прошел мимо него и шагнул в тенистый двор замка. Он чувствовал, как другие стражники буравят его недоверчивыми взглядами, и потому, вскинув голову, уверенно направился к каменной арке, ведущей, как ему показалось, в дальнюю часть замка.

Шагнув через проход, Симон замер, точно ослепленный. Он оказался на краю обширного, окаймленного рекой парка, пронизанного симметричными рядами живых изгородей. Некоторые кусты были острижены в форме животных, другие образовывали волнистые линии или оканчивались пышными кронами. Между ними росли клумбы с розами всевозможных видов, большинство из которых уже отцвели. Посреди парка находился фонтан с изящными статуями и бронзовым оленем, из рогов которого била вода. В расположенных неподалеку вольерах щебетали пестрые экзотические птицы, рядом лоснились в теплицах сочно-зеленые цитрусы. После грязи и зловония улиц эти декорации были столь необычны, что Симон не знал, видит ли все это наяву.