Читать онлайн «Хоксмур». Страница 8

Но двинемся несколько далее: тому, что Сатана есть Господь мира сего и достоин поклонения, я предоставлю непреложные доказательства, и первое есть полновластие поклонения ему. Обитатели Гишпании поклоняются Гоблинам, живущие в Калькутте поклоняются статуям Диавола, Молох был Богом Аммонитян, Карфагеняне поклонялись своему Божеству под именем Сатурна, а это есть Соломенный Человек наших Друидов. Главным Богом Сирийцев был Бааль-Зебуб или Беель-Зевул, Повелитель мух; другое имя его Бааль-Фегор, Повелитель Зияющий или Нагой, а Храм его зовется Бет-Пеор. Среди Финикийцев зовется он Бааль-Саман, под каковым именем понимают они Солнце. Среди Ассирийцев он зовется Адрамелехом, а также зовется Иисусом, братом Иуды. Даже на Британских островах Бааль-Саману поклонялись в подражание Финикийцам, и обычай сей продолжали Друиды, которые ни единого слова не предавали бумаге, но таинство свое воплощали посредством тайной Каббалы. Они приносили в жертву мальчиков, будучи такого мнения, что жизнь человеческую — в болезни ли отчаянной, в опасности войны ли — невозможно спасти, естьли за нее не будет страдать невинный мальчик. И далее: Демон происходит от Деймона, каковое слово без разбору используют вместе с Тео как обозначение Божества; Персияне зовут Диавола Дивом, что несколько походит на Divus или Deus; также ex sacramenti[13] разъясняется у Тертуллиана как exacramentum или экскремент. Таким образом и возникают следующие вирши:

Вальтер поднимает взор и говорит: Вы слыхали, что человек какой-то пел?

Ничего я, Вальтер, не слыхал, кроме Ваших звуков, а из них какая уж музыка.

Все же мне не померещилось, говорит он после перерыва, не иначе кто из рабочих.

Вы сами работайте, отвечал я, да пользуйтесь не толико ушами, колико глазами, иначе Вы причудами своими все время, какое у нас есть, в дребезги разбиваете. И от сих слов он слегка залился краскою.

Теперь слышу, как он царапает пером, делает копию чертежа моего, и, покидая сферу воспоминаний, слышу шумы мира, в коем того гляди потону: дверь скрыпит на петле, ворона кричит, чей-то голос раздается, и я снова обращаюсь в ничто, ибо тяжкой это труд — противостоять тем, протчим звукам Времени, что подымаются и опадают, будто биенье сердца, и несут нас вперед, к нашей могиле.

Но оставимте сей предмет и заглянемте в начало событий и в их далекий конец: сии Друиды устраивали свои ежегодные сборища в Лондоне, близь места, что нынче зовется Блек-степ-леном, и священныя таинства их передавались избранным Христианам. Иосиф Ариматейский, кудесник, что бальзамировал тело Господа их Христа, послан был в Британию, где Друиды оказывали ему большие почести; он-то и основал первую церковь Христиан в Гластонбури, где святой Патрик, первый Аббат, погребен был под каменною пирамиддою. Ведь утвердиться в Британии столь скоро Христианам сим позволила власть Друидов, обладавших немалым влиянием, а также способствовали им преданья о волшебствах. Итак, под тем местом, где ныне возвышается Батский кафедральный собор, был Храм, возведенный в честь Молоха, или же Соломенного Человека; там, где теперь Св. Павел, был Храм Астарты, к коему Бриты относились с великим почитанием; там же, где ныне стоит Вестминстерское аббатство, возведен был Храм Анубис. Со временем же и собственныя мои церкви поднимутся с ними рядом, и тьма станет взывать ко тьме еще более великой. В сей рациональный, машинный век попадаются такие, что называют Демонов простыми жуками или Химерами, и коли сии люди желают верить в господина Гоббеса,[14] Грешемитов[15] и протчие им подобные пустяки, то разве возможно им помочь? Противуречить им не следует, коли они решились не поддаваться убеждениям; я же обращаюсь к таинствам безмерно более священным и, объединившись с Духами-Хранителями сей земли, кладу камень на камень в Спиттль-фильдсе, в Лаймгаусе и в Ваппинге.

Стало быть, каждую часть мне надлежит описывать по порядку: в мыслях у меня было дать вам предисловие к моей Спиттль-фильдской церкви, ибо путь сей долог и цели не имеет, ведет же нас в сем случае к гробнице или лабиринту, каковой я построю подле сей величественной церкви. Рядом со мною лежит донесение о Коттской дыре (или доме под землей, как его называют), недавно обнаруженной в двух милях от Циренцестера, в участке земли, известном в округе под именем Кольтонова поля. Двое рабочих копали могильную яму у подножия холма (каковую вырыли уже на четыре фута в глубину), как вдруг заметили, что земля на той стороне, рядом с холмом, неплотно засыпана, и тут обнаружили вход в чрево холма, показавшийся им весьма странным — скорее произведением Искусства, нежели Натуры; взявши фонарь, они взошли в нутрь. Там попали они в ужаснейшой проход, не более ярда в ширину и четырех футов в высоту, жаркий, словно пещь. Запах в нем стоял, как в могиле, и проход наполовину заполнен был обломками; также имелись на стене таблички, и не успели рабочие до них прикоснуться, чтобы пощупать, из чего они сделаны, как те рассыпались в прах. Оттуда открывался другой проход в квадратную комнату, в которую взошедши, они увидали в дальнем конце, естьли смотреть поперек комнаты, скелет мальчика или малорослого мущины; рабочие в ужасе поспешно покинули сие темное помещение, как тотчас, не успели они выбраться на воздух, холм снова провалился под землю.

Мне же по прочтении сего отчета в голову пришло следующее: сие было место таинств, о каких некогда рассказывал мне Мирабилис. Здесь мальчика, которого надлежит принести в жертву, заключают в камеру под землей, вход в кою загороживают большим камнем; здесь сидит он во Тьме семь дней и семь ночей, за каковое время ему надлежит пройти через Врата Смерти, а после, на восьмой день, труп его выносят из камеры с бурным ликованием; самую сию камеру называют после того священным местом, Храмом, поставленным во имя Повелителя Смерти. Итак, когда я сказывал Вальтеру о нашей новой гробнице, или же укрытии, мысли мои погребены были глубоко в низу: собственный мой дом под землей будет вправду темен — истинный лабиринт для тех, кому суждено быть тут положенными. Притом не будет он и столь пуст, сколь Коттова дыра: могильных камней или склепов здесь нету, но рядом находится яма, нынче совсем заложенная и позабытая, куда сброшены были мои родители, а также многия сотни (вернее сказать, тысячи) трупов. Сие есть огромный курган смерти и мерзости, и церкви моей от сего будет немалое преимущество; сие мне некогда описал Мирабилис, сиречь, то, что зерно, когда умирает и гниет в земле, снова прорастает и живет, от того, сказал он, там, где много мертвых, людей, положенных в землю, похороненных, и только, — там средоточие власти. Коли приложить ухо к земле, то я слышу, как они лежат, перемешаны друг с дружкой, и слабые голоса их отзываются эхом в моей церкви — они для меня суть и колонны, и основанье.

Вальтер, вскричал я, будет Вам спать, возьмите перо! Время не дает нам роздыху, а потому пишите в Комиссию так. Милостивые государи, дозвольте сообщить Совету, что Спиттль-фильдской церковный двор, каковым он первоначально изображен был в Инспекторской бумаге, выйдет столь мал, что погребения сделаются чрезвычайно трудны. Мне пришлось бы занять стояк колокольни и подножье колонн во внутренности церкви, дабы создать больше пространства, однакожь я замыслил гробницу, отделенную от главного сооружения (по желанию самого сэра Х-фора). Подобный способ построения гробницы имел хождение в четвертом веке, в чистейшие времена Христианства, как вы можете видеть из приложенного чертежа. Кроме того, на земле я возвел белую пирамидду, на манер Гластонбурийской церкви, только малую и выложенную нетесаным камнем без извести, сие тожде на манер ранних Христиан. Все вышеперечисленное нижайше предоставляю, да скорее пишите, Вальтер, покуда горячая пора не прошла.

Так скрываю я свое намеренье лицемерием, подобно плутовскому мошеннику, и сими временными подмостками слов пользуюсь, дабы не выказывать своей цели. Что же до самой камеры: она будет сплошной в тех лишь частях, что поддерживают вес, а в нутри задумана будет так, чтобы ей образовывать весьма хитроумный лабиринт. В толще стен разместил я полости, где сделаю такие знаки: Нергал, то бишь, Могильный Свет, Ашима, то бишь, Изъян, Нибас, то бишь, Виденье, и Тартак, то бишь, Прикованный. Сии подлинные верования и таинства не следует надписывать простыми буквами, ибо чернь, пребывая в невежестве, сорвет их в страхе. Однако ежели разгромления не произойдет и сие останется схоронено от обычных глаз, лабиринт сей продержится тыщу лет.