Читать онлайн «Мистическая Прага». Страница 20

Дреббель был хорошим механиком и экспериментатором в области оптики. В письме, адресованном Якову I Английскому, он утверждал, что раскрыл тайны движения сфер, звезд, планет и вод. «Я открыл причину, — писал он, — почему Земля парит в воздухе, почему воды опоясывают Землю и почему все вещи, кроме огня, стремятся к центру Земли; я открыл причины грома, молнии, дождя, ветра и приливов». Он предложил королю представить доказательства обнаружения «Первичного Движителя» («Primi mobilis») в виде модели шара с периодом обращения 24 часа, который должен был продолжать вращаться таким образом в течение сотен и тысяч последующих лет, и ссылался на другие приспособления, изготовленные из гирь, струн, бегущей воды, ветра и огня, которые двигались беспрестанно, не требуя никаких расходов и вырабатывая много энергии». Именно сообщение об этом письме разожгло любопытство Рудольфа.

Дреббель также считается изобретателем термометра, однако это ошибка, произошедшая из-за неверной трактовки описания простого эксперимента, которое он приводит в своем трактате «Об элементах», изданного на датском в 1608 г. Этот эксперимент состоял в нагреваний пустой реторты, горлышко которой было погружено в воду, и наблюдении за пузырьками воздуха, появлявшимися в воде по мере расширения воздуха в реторте. Экспериментатор даже не учитывал феномена, называемого термоскопом. Дреббель тем не менее действительно открыл метод получения красивой карминовой окраски путем взаимодействия солей олова с кошенилью.

Вскоре после приезда Дреббеля в Прагу Рудольф понял, что вечный двигатель совершенно бесполезен, не осознав при этом, что он невозможен в принципе, и в приступе меланхолии даже приказал заключить несчастного изобретателя в тюрьму. Из заключения Дреббель написал императору письмо, в котором молил о свободе и обещал продемонстрировать удивительный музыкальный инструмент, который описывал такими словами:

«Лишь только засияет солнце, занавесь, скрывающая клавицимбал, автоматически поднимется, и раздастся самая сладкая музыка, когда-либо слышанная человеком. Когда солнце закатится за горизонт или скроется за тучей, занавесь сама собой опустится. В то же время начнет работать фонтан, состоящий из двух водяных струй, а когда вновь выглянет солнце, струй станет более сотни. Нептун, божества моря и тритоны поднимутся из подводных пещер, чтобы плескаться в фонтане, и когда День перейдет в ночь, они спустятся обратно в свои убежища. Прекрасный Феб выедет из облаков на колеснице, запряженной четверкой крылатых коней».

Он обещал и другие удивительные чудеса, распаляя любопытство императора, так что тот решил выпустить Дреббеля из темницы, и голландец остался в Богемии, где жил еще много лет спустя после смерти Рудольфа.

Врачи, пребывавшие при дворе Рудольфа, имели огромное влияние на императора, страдавшего ипохондрией. Некоторые из них были известными ботаниками, другие — астрологами и алхимиками, пользовавшиеся особым душевным расположением высокородного пациента.

Когда Рудольф занял место своего отца Максимилиана, он унаследовал также и его придворных врачей, а когда он перенес свою резиденцию в Прагу, доктора последовали за ним. Один из них, Петро Андреа Маттиоли, уроженец Вены, был известным ботаником, прославившимся своими комментариями к книге Диоскорида о медицине «Materia Medica» («Начала медицины»), которая выдержала несколько изданий и была переведена на несколько языков. Маттиоли, однако, прослужил у Рудольфа всего год, и после его смерти его сменил Адам Хубер фон Ризенбах. Другой врач, служивший еще у Максимилиана, доктор Иоганн Крато фон Крафтхайм, имел историю жизни весьма интересную: он начал свою карьеру студентом теологии в Виттенберге, где стал учеником и другом реформатора Мартина Лютера. Затем ради медицины он забросил теологию и учился в Вероне и в Падуе, а став достаточно известным врачом, получил место лейб-медика императора Фердинанда I и, будучи сам убежденным протестантом, верой и правдой служил трем правителям-католикам Германской империи. После недолгого правления Фердинанда Крафтхайм остался врачом Максимилиана, а после его смерти — Рудольфа, которому служил десять лет. Он умер в 1587 г. в возрасте шестидесяти семи лет.

Рамберт Додоенс, которого иногда называют «Теофрастом Нидерландов»[30], был очень широко образован в области древней литературы, математики и астрономии, хотя его любимым предметом также была ботаника. Он был одним из врачей при венском королевском дворе в течение четырех лет, но вскоре после своего приезда в Прагу серьезно поссорился со своим коллегой доктором фон Крафтхаймом и проникся по этой причине таким отвращением к придворной службе, что ушел от Рудольфа и вернулся на родину, где стал профессором медицины в Лейденском университете.

На службе у императора состояли еще три выдающихся медика: доктор фон Хайек, о котором уже шла речь в предыдущих главах этой книги, доктор Кристофер Гаринониус и доктор Михаил Майер. Гаринониус родился в Вероне и в юности служил у герцога Урбино, у Рудольфа он стал императорским советником, а также личным врачом, и получал среди всех самое большое содержание. Доктор был страстным приверженцем оккультной философии и учения Генриха Корнелиуса Агриппы, о котором ходит немало сверхъестественных историй. Агриппа умер шестьюдесятью годами раньше рождения Гаринониуса, но его труды все еще оставались весьма популярными и высоко ценились адептами оккультизма. В своей медицинской практике Гаринониус был последователем Парацельса и пользовался большой известностью благодаря своим эликсирам[31] и панацеям[32], каковые он применял исключительно с впечатляющими магическими церемониями и лишь при благоприятном расположении небесных тел. Сам он никогда в жизни не болел, приписывая свое исключительное здоровье амулетам и всевозможным талисманам, которые всегда носил с собой, а также порошкам, которыми натирал свое тело при убывающей и растущей луне — кстати говоря, эти магические порошки были единственными средствами, которые он никогда не прописывал бесплатно. Он никогда не страдал от головных болей, в то время как его коллега доктор Майер был подвержен этому тяжелому недугу, что стало причиной их ссоры. Однажды Гаринониус гордо заявил о том, что судьба милосердно обошлась с ним, избавив от головных болей, на что Майер ответил жестокой шуткой, заметив, что голова может болеть только у тех, у кого в ней вообще что-то есть, — эту плоскую остроту его гордый оппонент так и не смог простить.

Доктор Михаил Майер был моложе и гораздо образованнее[33]. Будучи врачом, он являлся также и личным секретарем Рудольфа, и имел титулы доктора медицины, доктора философии, пфальцграфа, а также рыцаря Священной Римской империи. Он был, как считается, розенкрейцером, хотя это мистическое братство не оказывало в те времена влияния на научный и литературный мир своими удивительными предположениями и заявлениями; он был также сведущ в теософии и мог дать герметическую интерпретацию мифам Древней Греции и Рима, Майер был особенно близок с императором и служил ему верно до его смерти. В поздние годы жизни Михаил Майер опубликовал несколько непостижимых теософских трудов, которые очень высоко ценятся библиофилами за их редкость и исключительное оформление.

Того же интеллектуального уровня был доктор Освальд Кролль из Гессе, бывший врачом у Кристиана, принца Анхальта, до того как поступил на службу на Градчанах. Он также был учеником Парацельса и основывался в своих рассуждениях на астрологии, знамениях, физиогномике, хиромантии, верил в гномов, сильфов, существование астральных тел и параллельных миров, и все это, конечно, оказывало влияние на его медицинскую практику. Несмотря на это, Кролль подробнейшим образом описал множество химических соединений и реакций, а также демонстрировал недюжинные познания в области человеческого естества. Известны его слова: «Врачу надлежит прежде всего излечить сердце пациента, а лишь после того бороться с болезнью тела».

Ансельм Боэций де Бодт, уроженец Фландрии, был любимым врачом Рудольфа в его последние годы. Де Бодт был славен своими знаниями о драгоценных и полудрагоценных камнях, и его «История самоцветов и камней» («History of gems and Stones»), опубликованная в 1609 г., до сих пор считается весьма значительным и ценным трактатом. Боэций также заслужил доверие Рудольфа тем, что был сторонником трансмутации. Будучи еще студентом, среди книг своего отца он обнаружил трактат со странным названием «Cymbalum aureum» («Золотой кимвал»), написанный на пергаменте и переплетенный двумя полуразвалившимися толстыми досками. Желая заново переплести книгу, он снял доски и обнаружил в одной из них полость, в которой была спрятана некая плотно сложенная бумага. Он исследовал бумагу и нашел в ней крупицы красного порошка, а также несколько иероглифических знаков на внутренней стороне листка. После долгих штудий юноше удалось расшифровать таинственные символы и выяснить, что надпись разъясняла процесс использования порошка для трансмутации. Он провел эксперимент с ртутью, нагрев ее в тигле, и красный порошок преобразовал ее в течение часа в чистое золото. К сожалению, на эту операцию он извел весь порошок, но сей опыт стал для него неопровержимым доказательством правоты алхимии.