Читать онлайн «Теософические архивы (сборник)». Страница 70

Если такое весомое доказательство будет действительно найдено и продемонстрировано нам, честно и непредубежденно, то, рассуждает Фихте далее:

Если реальность продолжения жизни после смерти будет убедительно доказана, в строгом соответствии с логикой экспериментальной естественной науки, то с этим фактом, вследствие его особой природы и значения для человечества, не сможет сравниться ни один другой факт во всей истории цивилизации. Извечный вопрос о предназначении человека на Земле окажется, таким образом, решен, и сознание человечества поднимется на одну ступеньку выше. То, что до сих пор открывалось человеку лишь в рамках слепой веры, предчувствия и страстной надежды, стало бы для него реальным знанием; он бы обрел уверенность, что является частичкой вечного, духовного мира, в котором продолжит свое существование, и что его временное пребывание на этой Земле лишь прелюдия к будущей вечной жизни, и что только здесь он сможет почувствовать и полностью осознать свое предназначение. А убедившись в этом, человечество переоткрыло бы воодушевляющее значение жизни, и его интеллектуальное восприятие впитало бы в себя идеализм, подкрепленный неоспоримыми фактами. Это привело бы к полному переосмыслению жизни человека и его миссии на Земле, оказалось бы, если можно так выразиться, «новым рождением». Утративший веру в вечное предназначение и вечную жизнь, будь то отдельный человек, целая нация или все представители определенной эпохи, может нами рассматриваться как вырвавший с корнем чувство той жизненной силы, которая единственная вызывает в нас стремление к самопожертвованию и ведет к совершенствованию. Такой человек неизбежно становится эгоистичным, себялюбивым и чувственным созданием, которого волнует лишь его собственная особа. Культура, просвещенность и цивилизованность становятся для него лишь украшением на пути к чувственной жизни, или, в лучшем случае, защитой от возможного вреда.

Вот такое огромное значение немецкий ученый Фихте и русский профессор Бутлеров придают спиритуалистическим феноменам, и мы можем добавить, что их взгляды находят искренних сторонников в Англии в лице м-ра А. Р. Уолласа (см. его работу «Чудеса и современный спиритуализм»).

Один влиятельный американский научный журнал использует точно такой же высокий стиль, когда говорит о том большом значении, какое будет иметь для всего мира научное доказательство посмертного существования души. Если будет доказана правда спиритуализма, утверждает журнал, то:

Это станет самым значительным событием для всего человечества; покроет неувядаемой славой весь девятнадцатый век; тот, кто докажет реальность духовного мира, прославится в веках, и имя его будут чтить превыше всех других. Если утверждения спиритуализма имеют разумные основания, то перед учеными стоит важнейшая задача – доказать состоятельность этих утверждений. («Scientific America», 1874, цитируется по работе Олькотта «Люди из другого мира», Предисловие.)

А теперь посмотрим, что же упрямый русский критик (который, похоже, является рупором европейской материалистической науки) может предложить в ответ на неопровержимые доводы и логику г-д Фихте и Бутлерова. Если скептицизм не найдет более веских доводов противостоять спиритуализму, кроме как нижеизложенный оригинальный парадокс, то нам придется объявить, что в этом споре он потерпел поражение.

Вместо положительных результатов, в случае окончательной победы спиритуализма, о которых нам поведал Фихте, критик предсказывает совсем противоположное:

Как только наука предоставит убедительные и обоснованные доказательства того, что наш мир переполнен душами живших до нас людей, к которым мы со временем и сами присоединимся, как только будет доказано, что эти «души покойных» могут общаться с нами, простыми смертными, вся земная естественная наука лопнет как мыльный пузырь и потеряет для нас, живущих, весь интерес. Зачем людям заботиться о своей быстротечной жизни на земле, если смерть совсем не препятствует сознательному общению с миром живых, или даже post mortem участию в их делах? Как только, с помощью науки, опирающейся на данные экспериментов с участием медиумов и на открытия спиритуализма, такие отношения будут установлены, с каждым днем они будут становиться все более и более тесными; удивительная дружба вспыхнет между этим и «другим» миром; тот, другой, станет раскрывать этому миру наиболее оккультные тайны жизни и смерти, а также ранее недоступные законы вселенной, те, над которыми сейчас бьются лучшие умы человечества. В итоге, нам вскоре будет нечего делать в этом временном пристанище, у нас не останется ни одного желания, кроме желания побыстрее перейти в мир вечности. Не нужны будут больше ни изобретения, ни наблюдения, ни наука! Зачем напрягать свои мозги над усовершенствованием, например, телеграфа, если единственное, что нужно – это установить хорошие отношения с духами, чтобы пользоваться их услугами для мгновенной передачи мыслей или предметов, и не только из Европы в Америку, но, если и захотите, даже на Луну? Установление сообщения de facto между двумя мирами, к которому так стремятся некоторые ученые, неизбежно приведет нас к следующему результату: полному уничтожению всей науки и даже человеческой расы, потому что все люди будут мечтать только о том, как бы скорее попасть в иной, лучший мир. Ученые фантазеры, которым так не терпится продвинуть вперед спиритуализм и установить тесный контакт между двумя мирами, всегда должны помнить об этом.

На это ученые фантазеры могут вполне обоснованно ответить, что требуется обладать умом лишь в микроскопической дозе, чтобы всерьез выдвигать такие возражения. Способно ли вышеупомянутое высказывание быть использовано в качестве серьезного аргумента в рассматриваемом вопросе? Странная логика! Нас пытаются уверить, что если эти ученые мужи, которые не верят ни во что, кроме материи, и пытаются каждый феномен – даже ментального и духовного свойства – вогнать в прокрустово ложе своих собственных предвзятых идей и представлений, в силу обстоятельств будут вынуждены приспосабливать эти представления к истине, хотя и не желанной, и к фактам, откуда бы их ни извлекали, то из-за этого наука потеряет все свое очарование для человечества. Более того, сама жизнь станет тяжким грузом! На свете миллионы людей, которые, вовсе не веря в спиритуализм, тем не менее верят в другой, лучший мир. И если бы эта слепая вера стала реальным знанием, она сделала бы человека только лучше.

В конце этой уничтожающей критики «легковерных мужей науки» наш сокрушитель бросает еще одну бомбу, которая, к несчастью, подобно другим его снарядам, пролетает мимо главных виновников и ранит их ученых коллег. Мы даем дословный перевод этого выстрела, из уважения ко всем европейским и американским академикам. Говоря о Бутлерове и его статье, он добавляет:

Выдающийся профессор, среди прочего, приводит удивительный факт, что каждый день у спиритуализма становится все больше и больше сторонников из новообращенных великих ученых. Он приводит длинный список из имен знаменитых ученых Англии и Германии, которые в той ли иной степени признали спиритуалистические доктрины. Среди этих имен мы находим вполне авторитетные имена величайших светил науки. Такой факт, говоря без преувеличений, поражает и придает спиритуализму огромный вес. Но стоит нам только спокойно поразмышлять над ним, как мы легко приходим к пониманию, почему именно среди таких величайших мужей науки спиритуализм быстрее всего распространяется и находит сторонников. Несмотря на весь их могучий интеллект и огромные знания, наши великие ученые, во-первых, домоседы, а во-вторых, за небольшим исключением, люди с больной и расшатанной нервной системой, чей утомленный мозг все время работает с перегрузкой. Таких домоседов легче всего одурачить; умный шарлатан с большей легкостью надует и поймает в свои сети ученого, чем необразованного, но практичного человека. Галлюцинации скорее овладевают людьми с тонкой психикой, особенно если их внимание сосредоточено на определенной идее или любимом занятии. Это, думаю, вполне объясняет, почему так много мужей науки вступают в армию спиритуалистов.

Мы не станем спрашивать у г-д Тиндаля, Гёксли, Дарвина, Герберта Спенсера, Луэса и других скептиков от науки и философии, согласны ли они с теорией всеобщей расшатанности нервной системы, коллективного размягчения мозгов и, как следствие, галлюцинаций. Этот довод представляет собой не только глупую naiveté, но и словесное уродство.

Мы далеко не во всем согласны со взглядами проф. Бутлерова или даже м-ра Уолласа относительно сил, вызывающих эти феномены; тем не менее, между крайностями духовного отрицания и утверждения должна быть некая середина; только чистая философия, опираясь на твердые основы, способна установить истину, и никакая философия не может считаться полной, если не включает в себя физику и метафизику. М-р Тиндаль, который утверждает (см. «Наука и человек»), что «метафизику можно будет допускать только тогда, когда она отбросит всякие претензии на научные открытия и согласится, чтобы на нее смотрели как на вид поэзии», подставляет себя под град критики потомков. Тем не менее, не следует считать грубым ответ спиритуалистов, что «физику можно будет допускать, когда она отбросит свои претензии на исследования в области психологии». В недалеком будущем, физикам придется согласиться на роль простых наблюдателей и аналитиков физических результатов, предоставляя рассматривать духовные причины тем, кто верит в них. Каким бы ни был предмет настоящего спора, мы полагаем, однако, что со своим появлением спиритуализм запоздал на целых сто лет. Наш век – век крайностей. Честных философов-скептиков немного, а тем, кто бросается к другой крайности, имя – легион. Мы – дети нашего века. В соответствии все с той же теорией атавизма, он похоже, унаследовал от своего родителя – восемнадцатого века, века Вольтера и Джонатана Эдвардса – свой чрезмерный скептицизм и, одновременно, религиозное легковерие и фанатичную нетерпимость.