Читать онлайн «Тайны древних цивилизаций. Том 1». Страница 38

Строительство любого храма обычно начинали с выбора места и освящения пространства; иногда для этой цели высевали семена и по всходам судили о присутствующих здесь силах плодородия. Обычно индуистский храм в плане представляет собой мандалу – символическую диаграмму мира; строительство храма, как правило, и начиналось с ее создания, так как она – предельное выражение соединения микро– и макрокосма, и именно этот ее глубинный смысл присутствует в облике индуистского храма. Мандала также воплощала пропорции будущего храма и связывала его с определенным космическим циклом. Она с самого начала задавала процессу строительства космогоническую направленность, а храму – пространственно-временную определенность. Храм воздвигался – в ритуальном смысле – так же, как некогда утверждалась земная твердь посреди изначальных вод хаоса, и символическим напоминанием об этом, как правило, служит храмовый пруд или иной водоем, где совершаются ритуальные омовения. Сходные представления воплощены и в дереве, так называемом стхала-врикша, которое обычно растет при каждом храме и является как бы живым напоминанием о древе – образе мира, зримо пронизывая все три сферы мироздания и осуществляя их сквозную связь.

Символическое значение имеют и материалы, из которых он строится. Так, обожженный кирпич, при изготовлении и закладке которого читаются мантры, связывается с важнейшими стихиями, огнем и землей, пропитанной к тому же сакральной речью. Таким образом храм в целом передает космологическую модель вселенной и природу-пракрити во всей совокупности ее элементов.

Каждый храм в конечном итоге может рассматриваться как модель мира, а храмовое пространство, отделенное от остального мира оградой, с самого начала строительства выделяется как участок идеального космоса, насыщенный особой магической силой.

Сердцем и центром всей храмовой композиции служит святилище гарбха-гриха, где находится изображение божества или его символ. Над святилищем «живущего» в храме бога надстраивается башня, которая символически повторяет мировую гору, скрывающую внутри, в пещере, божественную тайну. Известны также храмы-колесницы, называемые ратха: они выглядят и воспринимаются как колесница божества. В то же время храм ассоциируется и с возносящимся ввысь ритуальным огнем, который разожжен на алтаре-цоколе.

Святость места, зримо выраженная в святилище, предполагается столь прочной и нерушимой, что, как верят индуисты, не подвергается разрушениям даже во времена мировой катастрофы, о чем, по их мнению, неоспоримо свидетельствуют, например, мифы о потопе. Эти же мифы указывают на другое важное представление, связанное с символикой центра, находящегося в храме: связь этого центра с актом творения, который в мифологии изображен как повторяющийся процесс, а не как некое уникальное событие, имевшее место в начале времен.

Ничто не воплощает мировоззрение народа и дух его национальной культуры так глубоко, всесторонне и выразительно, как жилище человека. Речь идет не о стандартных современных многоэтажных городских застройках-муравейниках, в которых мы живем и которые примерно одинаково построены и устроены во всех крупных городах мира, а о традиционных жилищах и городах, которые каждый народ строил по-своему, и потому они отражали национальные образы мира и возводились не по плану архитектора, а как слепок и схема того, что тот или иной народ видел вокруг.

Дом человека как понятие необычайно емкое и многозначительное связывал воедино разные стороны быта и разные образы мира. Первое и главное, что отражает такое жилище, – это национальные образы пространства и времени, не разделенные в древних и традиционных культурах, как в нашей современной, а объединяемые в единый хронотоп, время-пространство. Именно через них нам прежде всего дается возможность постичь бытие, и потому эти категории образуют внутренний каркас любой культуры. И неслучайно создание упорядоченного пространства-времени, хронотопа – первое действие богов во всех космогонических мифах, так же как неслучайно осмысление-постижение времени-пространства в первую очередь закладывалось в фундамент всякой культуры.

«Проживать следует в местности живописной, изобилующей зерном, населенной главным образом ариями, здоровой, приятной, имеющей покорных соседей, обеспечивающей себя средствами существования», – так сказано в древних «Законах Ману», где четко сформулировано необходимое сочетание прагматики и эстетики, целостно воплощенное в феномене индийского города.

В описаниях индийского города, не самого древнего и не самого современного, которое можно обнаружить в различных текстах, главным образом литературных, преобладает тон восхищения, любования и некоторого удивления: большие, цветущие и красивые города на фоне сказочно пышной и избыточно богатой индийской природы производили, видимо, неизгладимое впечатление прежде всего контрастом «природного» и «культурного» пространств. «Города, – писал французский философ Ален, – растут отнюдь не по воле завоевателей. Они, словно древесный мох, тянутся к воде». Индийские города и в самом деле, как живые организмы, тянутся к воде. При самом богатом воображении невозможно представить себе город в Индии, заложенный «назло надменному соседу». Выбирая место для поселения, руководствовались другими критериями, и не только целесообразности, практичности и удобства, но и приятности для глаза.

Следуя установлениям целесообразности и красоты, города органично вырастали из окружающего ландшафта; с их стен были хорошо видны и возделанные поля, и пальмовые рощи, и пасущиеся на пастбищах стада. Каждый город жил в ладу и согласии с омывающими его реками и морями, окружающими его садами и лесами, а ритм его жизни был близок природному.

Пожалуй, в таком городе с его человекосообразными масштабами действительно хотелось жить и его невозможно было не любить. Большим и знаменитым городом – а таких было немало – не просто восхищались или гордились, его обычно называли жемчужиной, сравнивали с драгоценностями и сокровищем и расценивали как источник радости и наслаждений. Нам, современным людям, более привычным к антропогенным ландшафтам, понять этот восторг трудно.

В самом деле, индийские города, лучшие из лучших, обычно сравнивали с небесным градом Индры Амаравати или с тем, что ценится на земле превыше всего. Древнеиндийская традиция насчитывала семь священных городов. Скорее всего, для современного западного городского жителя это словосочетание либо лишено всякого смысла, либо он неадекватен тому, какой вкладывали в него сами индийцы. Между тем город, как явствует из сказанного выше, был пространством не профанным, а освященным, связанным с таким основополагающим понятием, как центр мира. Наша современная западная культура отсекла это понятие, оставив только его иронически сниженные вторичные значения вроде «пупа земли», но смыслы, связанные с ним, остались подспудно существовать в нашем сознании или, скорее, в подсознании. Ведь если вдуматься глубже, то станет очевидным, что идея пространства или, точнее, пространства-времени не более чем наш образ, и вполне возможно, что он способен к нескончаемому усложнению. Возможно также, что геометрия различных пространств может открываться нам самыми неожиданными гранями, особенно если озаботиться постижением центра.

С конца 60-х годов прошлого века в Индии начался бум, который индийская писательница Гита Мета назвала «карма-кола» – сочетание одного из ключевых индийских религиозных понятий и кока-колы. Термин «карма» в последние десятилетия прочно вошел в наш речевой обиход: к месту и не к месту многие толкуют о своих и чужих прошлых воплощениях и так далее. Корень слова «кар» означает «действие», но в индийской традиции оно имеет значение, выходящее за пределы обычной семантики. Закон кармы – главный закон человеческого существования, всеохватный и непостижимый. Упрощенно говоря, это закон возмездия-воздаяния, согласно которому человек сам отвечает за свои мысли и действия, причем совершенные не только в этой жизни, но и в прежних рождениях. Что посеешь, то и пожнешь, или каждый человек сам кузнец своего счастья.

Опьяненные «карма-колой», в Индию из многих стран Запада устремились тысячи молодых людей: они ехали и едут туда в надежде постичь эзотерические тайны, оккультизм и магию. Спрос рождает предложение, и из Индии на Запад один за другим потянулись гуру, в чьей деятельности индуистская религиозность непостижимым образом сочетается с трезвой расчетливостью и американским прагматизмом. Их внешний облик, поведение, образ жизни, как правило, совсем не те, что у традиционных индийских гуру, которых не соблазняли ни деньги, ни власть, ни рукоплескания толпы. И уж тем более они никогда не предлагали и не навязывали себя никому в качестве учителей, так как в Индии верят, что по закону кармы учитель всегда находится, когда ученик готов воспринять его учение.