Читать онлайн «Видение Нагуаля». Страница 28

При этом многие ученые очень близко подходят к разгадке истинных причин кризиса научного познания евроамериканской цивилизации, поскольку то и дело заводят разговор о недостаточности, неполноте языка описания, который был и остается важнейшим инструментом науки — не только теоретической (как можно подумать, рассуждая поверхностно), но и практической, экспериментальной.

С тех пор как физика окончательно покинула непосредственно наблюдаемый мир и, через общую теорию относительности, квантовую механику и т. д., погрузилась в царство знаков и усложненных абстракций, она стала дьявольски сложным конгломератом математических фикций (символов оторванного от всякого эмпиризма логического мышления) и массы неопределенностей, поставляемых научным исследованием, измерениями и экспериментом.

Почему я использовал слово «неопределенности»? Физики-теоретики хорошо знают, что где-то в середине ХХ века в процессе развития квантовых теорий и на фоне совершенно новых экспериментальных данных был отмечен принципиальный (с нашей точки зрения), факт — произошел разрыв между результатом наблюдения или эксперимента и его интерпретацией. Если ранее интерпретация (толкование смысла и сути происходящего), в основном, вытекала из результатов наблюдения естественным образом, то теперь интерпретация впервые в полной мере продемонстрировала свою условность.

Ученый отныне мог выбирать ту или иную интерпретацию, строить ту или иную физико-математическую модель (причем эти модели порой сильно отличались друг от друга); и эти модели описывали данные опыта, прогнозировали наблюдения, — словом, оказывались научно пригодными.

На каждой следующей ступени познания микро- или макромира тенденция эта становилась все заметнее, а число допустимых (но разных) интерпретаций одних и тех же феноменов возрастало. Сегодняшняя ситуация усложнилась настолько, что в качестве рабочих моделей приходится признавать концепции, изобилующие сущностями и процессами, функциями, которые не только не доступны никакому человеческому воображению, но и в пространстве абстрактной мысли существуют чуть ли не призрачным образом.

На этой грани описание изобилует парадоксами. Их слишком много, чтобы здесь приводить, но все они как бы иллюстрируют некую сомнительность как в статусе объекта (здесь — человека), так и в статусе Мира, степени его реальности. Вполне символическим в этом ряду можно считать широко известный сегодня парадокс о влиянии наблюдателя на наблюдаемую систему. Еще во времена Эйнштейна он возмущал "реалистические умы" (даже самого Эйнштейна), поскольку в существующем описании мира ему не было, и до сих пор нет места. Наблюдатель оказывает влияние на результат наблюдений даже в том случае, когда между ним и объектом исследования нет, и не может быть никаких физических (энергетических) связей — иными словами, он как бы «создает» наблюдаемое в данном виде одним лишь фактом своего существования.

Мыслительная парадигма, описывающая энергетическую Реальность так, как ее видели толтеки, удивительным и неожиданным образом придает всей этой физико-математической неразберихе, нарастающей с каждым годом, смысл — как всегда, в подобных случаях, весьма простой и как бы лежащий на поверхности.

Человеческий тональ, сформировавшийся задолго до проникновения нашего опыта в бездны микромира и метагалактики, служащий, в первую очередь, для выживания (биологического и социального), имеет свои границы, этими задачами обусловленные. И эти границы очерчивают не только сам диапазон воспринимаемого, всю совокупность принятых моделей обработки, комплектации сенсорных сигналов (о чем уже было не раз сказано); границы тоналя точно так же очерчиваю нас метрически. Иными словами, в Реальности существуют такие масштабы энергообмена и силовых взаимодействий, для которых наш тональ не имеет ни способов восприятия (что очевидно), ни способов интерпретации, о-смысления, о-значивания.

Законы восприятия и описания подчинены единой матрице тоналя и «поддерживают» друг друга. Такая согласованность — естественный результат нашего становления как сознающих существ. Что-то "слишком большое" или "слишком маленькое" не входит в мир нашего естественного восприятия, на главное — оно точно так же не входит в мир нашего мышления, построенного на логике доступных от века интерпретаций.

Никакой прибор и никакая самая изощренная математическая модель не способны изменить этого положения. Современное естествознание топчется на границе тоналя, не в силах ее перешагнуть. И чем дальше технические возможности исследователей уводят их в иные, нечеловеческие масштабы, тем более туманными и зыбкими, аморфными становятся их интерпретации, их модели и описания. Ибо эмпирическая Вселенная человека неуклонно расширяется, а семантическая Вселенная (мир постигаемых знаков, смыслов и отношений) остается неизменной.

Адекватное осознание новых полей опыта возможно лишь благодаря соответствующему расширению способности воспринимать — то есть благодаря сдвигу точки сборки и оформлению полноценного энергообмена человеческого существа с этими прежде недоступными полями. Тогда изменится описание и возникнут новые схемы интерпретации воспринимаемого Мира.

Нельзя не сказать еще об одном нюансе, который имеет прямое отношение к представлению об энергообмене как сущности перцептивных и волевых актов. Речь идет о среде, в которой совершаются те действия внимания, что влекут за собой смещение точки сборки. Чем быстрее мы избавимся от наиболее фундаментальных предрассудков, касающихся мира взаимодействий (а значит, мира Трансформации), тем легче добьемся нужного результата.

В книге "После Кастанеды" я уже писал о том, что, судя по специфике видения, не желающего подчиняться пространственно-временным закономерностям, пространство и время как объективные, реальные категории бытия следует, скорее всего, признать несуществующими (вопреки всякой очевидности и рискуя обрести славу субъективного идеалиста, что уж тут поделать!).

Рассуждая таким образом, мы находим в самой идее пространства иллюзию тоналя — шаблон восприятия, который в процессе познания Реальности предстоит разоблачить и преодолеть.

В этой связи уместно сказать несколько слов о мерности пространства, поскольку эта тема нередко становится предметом околонаучных, научных и философских спекуляций. Общепризнанные три измерения стали аксиомой, фетишем, а потом — барьером, который обязательно должны преодолеть "подлинно мыслящие" люди, поскольку сегодня утверждать, что пространство трехмерна, — значит демонстрировать свою отсталость и узость представлений.

Сегодня принято полагать, что пространство, как минимум, четырехмерно. Особенно «прогрессивные» искатели истины чуть ли не соревнуются в количестве измерений — пять, шесть, девять и т. д. На недосягаемой вершине представлений о Мире пребывают те, что заявляют, будто пространство имеет бесконечное число измерений.

Мало кому приходит в голову, что никаких измерений вообще не существует (вот поистине крамольная мысль!). Толтекская мыслительная парадигма совершенно естественно приводит к этому выводу, который, конечно, далеко не всем нравится.

Мы имеем дело с разным типом интерпретации получаемых от Реальности сигналов. Тональ создает систему координат, куда и «укладывает» получаемое. Трехмерная система, судя по всему, его вполне устраивает. Но в особых ситуациях восприятия, мне кажется, для него не составит большого труда оформить четырех-, пяти-, шести- и т. д. мерную конструкцию. Разве из этого следует, что Реальность многомерна?

Сама постановка вопроса порочна. Многомерным может быть только наше восприятие. Если мы вступаем в контакт с энергетическими объектами Реальности, сложность которых не умещается в трехмерную перцептивную картину, тональ конструирует дополнительные измерения, чтобы описание выглядело непротиворечивым и исчерпывающим.

Ибо суть дела сводится не к тому, какой вид имеет воспринимаемое а к качеству энергообмена субъекта и Реальности. Законы эффективного (с точки зрения выживаемости) энергообмена диктуют тоналю тот или иной тип системы координат с прилагающимся видом пространства и соответствующим числом измерений.

Все эти рассуждения только на первый взгляд кажутся теоретическими. На самом деле они абсолютно прагматичны, поскольку впервые прокладывают прямой путь из умопостигаемого мира первого внимания в прежде скрытые от нас области Реальности. Они устраняют «пропасть» между «этим» миром и миром «иным», собирая вместе разрозненные части головоломки. Это — особенность толтекского способа понимания мира, прежде недоступного нашей цивилизации.

И первое, наиважнейшее его применение — в работе с самим собой в Самотрансформации. Яркое проявление такого подхода и понимания мы находим не в мире квантов и метагалактических феноменов, а здесь, в собственном теле, которое более чем наполовину выходит за рамки "описания мира", то есть является невоспринимаемым — по тем же самым причинам.