Читать онлайн «Искушение Анжелики». Страница 8

Между ним, одиночкой, и ими, баловнями любви, — война… Война до конца.

И, конечно, там, в лесу, прижавшись лбом к земле, он, иезуит, священник-воин видел их в глубине своей души. Видел их, избравших соблазны мира сего, эту супружескую пару, стоящую перед знаком креста, видел такими, какие они есть, соединившими руки в тишине…

Горячая ладонь де Пейрака сжала холодные пальцы Анжелики. Еще раз он склонился перед дарохранительницей, затем медленно отступил. Он увлек ее вон из озаренной свечами, пропитанной ароматами церкви, загадочной и жестокой, таинственной, полной жгучего сиянья.

Снаружи они вынуждены были остановиться, чтобы придти в себя при свете дня, вновь увидеть мир с его белым солнцем, гуденьем насекомых, запахами деревни.

Испанцы продолжали настороженно оглядываться вокруг…

«Где же он? — думала Анжелика. — Где он?»

Она искала его глазами за изгородями и дрожащими, окутанными маревом, деревьями, запорошенными тонким слоем пыли.

Властным жестом граф де Пейрак приказал своему отряду отправляться в обратный путь.

На полпути начался мелкий дождь.

К шелесту падающих капель добавился далекий отрывистый звук барабана.

Они ускорили шаг.

Когда подошли к лодкам, поверхность реки запузырилась под струями внезапно хлынувшего ливня, потоки которого скрыли берега.

Но это был лишь короткий шквал.

Скоро вновь появилось солнце, еще более яркое над омытым пейзажем, и парус мягко надулся.

В сопровождении каноэ индейцев, плывущих к месту торговли, баркасы вновь устремились по течению реки, и вскоре берег, где была миссия Нориджевука, исчез за мысом, покрытым густыми кедрами и дубами, темными и величавыми.

На следующей стоянке, когда разбивали лагерь, Анжелика увидела индианку, которая несла на голове странный предмет. Она приказала догнать ее, и та не заставила себя просить, чтобы показать предмет, о котором шла речь. Это был огромный круг прекрасного сыра. Она выменяла его сегодня в фактории Голландца за шесть шкур черной выдры, а также получила бутыль водки за двух серебристых лисиц. В лавке Голландца, утверждала она, было много хороших товаров.

Поселок дал о себе знать приятным запахом печеного хлеба. Индейцам нравился пшеничный хлеб, и в сезон торговли служащий купца без устали закладывал куски теста в большую кирпичную печь. Фактория была построена на острове. В надежде, быть может, тщетной, избежать судьбы предыдущих торговых заведений, которые на протяжении последних пятидесяти лет вырастали вокруг большой деревни Хоуснок note 1 и многократно подвергались грабежам, сжигались и уничтожались под разными предлогами.

Хоуснок уже не был даже поселком. Оставались только название и привычка кочевых племен, спускающихся к югу, останавливаться здесь.

Отсюда начинало чувствоваться влияние приливов. Это были низовья Кеннебека, и несмотря на чистоту широких вод, которые мощно и спокойно текли между заросшими лесом берегами, можно было по многим признакам догадаться о близости океана.

В более влажном воздухе ощущался как бы привкус соли. Местные индейцы, вавеноки и канибы, не смазывали себя жиром медведя, а натирались с ног до головы салом морского волка, как они называли тюленей, на которых охотились зимой по берегам океана. Крепкие запахи рыбного базара смешивались таким образом с запахом горячего хлеба и тяжкими испарениями от груд валявшихся шкур, создавая вокруг фактории смесь ароматов, довольно сильных, но мало подходящих для тонкого обоняния. Однако Анжелика уже давно не обращала внимания на эти детали. Оживление на реке вокруг острова казалось ей добрым предзнаменованием. Здесь можно будет найти разнообразные товары.

Пристав к острову, все разбрелись в поисках нужных вещей. К Жоффрею де Пейраку тотчас же подошел какой-то человек, которого он, видимо, знал, и который стал что-то говорить на иностранном языке.

— Идем, — сказала Анжелика маленькой англичанке Роз-Анн. — Сперва нужно что-нибудь выпить, и я думаю, здесь можно найти свежее пиво. А потом отправимся за покупками, как в Дворцовой галерее.

Они довольно быстро научились понимать друг друга, так как за последние месяцы, взяв Кантора во временные учителя, Анжелика занималась английским языком. Но ее питомица не была говорлива. На ее гладком и бледном лице со слегка выдающимся подбородком было выражение ранней зрелости и задумчивости. Она казалась подчас растерянной и слегка грубоватой.

Однако, это был милый ребенок. Когда они уезжали из Вапассу, она, не колеблясь, оставила свою куклу Онорине. Ту самую, которую она, почти умирая в плену, ловко прятала в своем корсаже, чтобы та не попала в руки индейцев. Онорина оценила подарок. С такой чудесной игрушкой и ручным медведем она сможет легко дождаться возвращения своей матери.

Но Анжелика продолжала сожалеть об ее отсутствии. Девочка так бы порадовалась оживлению фактории, где торговля шла вовсю.

Голландец, управляющий факторией и представитель Компании залива Массачусетс, восседал посреди двора в застегнутых выше колен коротких штанах, черных и запыленных.

При помощи мушкета он измерял тюк бобровых шкур. Расстояние на высоту ствола равнялось сорока шкурам.

Здание было скромным, из досок, покрытых коричневой краской.

Анжелика и Роз-Анн вошли в большой зал. Два окна с маленькими стеклами в свинцовых переплетах давали достаточно света, сохраняя в то же время в помещении свежий полумрак. Несмотря на индейцев, то и дело заходивших для торговли, здесь было довольно чисто, что свидетельствовало о твердой руке и организаторском таланте хозяина здешних мест.

Справа был длинный прилавок — с весами, безменами, сосудами и различными мерками, куда высыпали жемчуг и медные деньги, нужные в торговле.

Вдоль стен поднимались друг над другом полки с товарами, среди которых Анжелика уже приметила одеяла, шерстяные шапки, рубашки и белье, сахар-сырец и рафинад, пряности, сухари. Здесь же стояли бочки с горохом, бобами, черносливом, соленым свиным салом и копченой рыбой. В большом кирпичном очаге с кухонной утварью по сторонам сегодня, в этот жаркий день, горело лишь несколько головешек, чтобы подогреть простую пищу торговца и его служащих.

На карнизе над очагом стояли рядами кувшины, кружки и оловянные чарки, предназначенные для клиентов, желающих выпить пива. Внушительная бочка его, открытая для всех, возвышалась на видном месте. Глубокие ковши, висящие на карнизе, позволяли каждому налить, сколько он хочет. Часть зала была превращена в таверну — с двумя большими деревянными столами, табуретками и несколькими опрокинутыми бочками для тех, кому не хватило бы места за столом или кто хотел бы пить в одиночку. Посетители сидели тут и там, окутанные облаками голубоватого дыма.