Читать онлайн «Феномен Фулканелли. Тайна алхимика XX века». Страница 25

Этот аллегорический процесс — зачастую намеренно приводимый писавшими об алхимии авторами в неправильном порядке — соответствует суфийской системе активации латаиф, органов высшего восприятия и осознания, о которых мы уже упоминали раньше.

Вот что говорит по этому поводу Идрис Шах:

«Последовательность цветов, приводимая алхимиками в западной литературе, может рассматриваться как система сосредоточения на определённых участках тела, если сравнить её с суфийской литературой, посвящённой духовным упражнениям».[138]

Цветовые соответствия латаиф таковы: желтый — Разум (калб), левая сторона тела; красный — Дух (рух), правая сторона тела; белый — Сознание (сирр), солнечное сплетение; чёрный — Интуиция (хафи), лоб. Если поместить их в обычном западном алхимическом порядке — черный, белый, жёлтый, красный, — то последовательное движение руки по этим четырём точкам даст знак крестного знамения. Разумеется, это не исключительно христианский жест, а куда более древняя мистическая практика, проводящая параллели между символическими цветами и тонкими энергетическими центрами тела, а также традиционными четырьмя стихиями, кардинальными точками и пифагорейским пониманием четвёрки как основы материи. (Термин «пифагорейский» я использую здесь исключительно ради узнавания концепции; я считаю греков не родоначальниками продвинутых математических систем, а лишь продолжателями дела египтян, укравшими у последних знания и славу.[139])

В любом случае я осмелюсь выдвинуть предположение, что пристальное внимание Тревизана к цветам в его «Аллегории источника» — как и украшения арок Никола Фламеля на кладбище Невинноубиенных — указывает, что на определённом этапе своих странствий и тот и другой прошли посвящение у суфийского Учителя.

Как и в случае с Василием Валентином, о посвящённом по имени Тритемий из Спонхейма, что на Рейне, известно прискорбно мало — только то, что он родился в 1462-м, а умер в 1516 году, изучал гипноз, телепатию, спиритизм, ангелологию, гадания, колдовство и алхимию, а также был весьма почтенным и учёным аббатом. Легенда гласит, что во время снежной бури Иоганн Тритемий нашёл убежище в бенедиктинском монастыре и был так впечатлён покоем, миром и уединением этого места, что решил присоединиться к братии и со временем поднялся до сана настоятеля.

Тритемий оказал самое непосредственное влияние — в неявной, впрочем, форме — на пришедших позднее великих оккультистов, в том числе и на знаменитого астролога, мистика и алхимика Елизаветинской эпохи доктора Джона Ди и его медиума Эдварда Келли. Тритемий, видимо, был не только алхимиком, но и специалистом по криптограммам и шифрам, что имеет первоочередное значение для работы во многих трудных областях оккультной философии — в том числе и каббалистической — и прикладной магии. На самом деле именно благодаря малоизвестной работе Тритемия под названием «Стеганография», обнаруженной Ди в книжной лавке в Антверпене в 1563 году, последний и смог за двенадцать дней завершить свой монументальный труд «Иероглифическая монада», над которым работал в течение семи лет.

«Стеганография» — весьма сложная дисциплина, связывающая числа с системами естественной магии и использующая символы и коды, понять которые, видимо, был в состоянии только сам Ди. Государственный деятель той эпохи сэр Уильям Сесил, с которым Ди вёл переписку, описывал эту книгу как «имеющую невыразимую ценность для безопасности королевства». Без сомнения, она оказалась для Ди значительным подспорьем в разведывательной и шпионской деятельности, осуществляемой им для Ее Величества Елизаветы I.

Современный историк магии Д. П. Уокер охарактеризовал эту работу Тритемия как «частично трактат по криптографии, в котором методы шифрования представлены как демоническая магия…». «Следует также отметить, — добавляет он, — что астрологическая магия Тритемия представляет собой не просто разновидность телепатии; это ещё и средство обретения универсального знания»[140] (курсив К. Р. Джонсона).

Именно благодаря влиянию Тритемия Джон Ди смог разработать собственную сложную систему криптографии, которой до сих пор пользуются современные маги и которая считается очень важным и эффективным магическим средством. Не так давно доктор Доналд С. Лэйкок, старший научный сотрудник отдела лингвистики Института тихоокеанских исследований Австралийского Национального университета издал «Полный Енохианский словарь».[141] Он содержит подробный анализ и алфавитный указатель так называемого ангельского или енохианского языка, полученного Ди и Келли, по их собственному утверждению, при помощи высших сил. У него есть своя грамматика и синтаксис, а кроме того, этот язык опроверг все попытки доказать его искусственную или же сфабрикованную природу.

Тритемий оказал непосредственное влияние ещё на одного оккультиста — самого, возможно, загадочного и знаменитого персонажа истории алхимии и медицины, человека, именовавшего себя Парацельсом. Он родился в Эйнзидельне, в Швейцарии, в 1493 году, рос и воспитывался в Виллахе, в Австрии, где его отец служил врачом, а его полное имя было Филипп Ауреол Теофраст Бомбаст фон Гуггенхайм.

Как и многие его предшественники, Парацельс не верил в книжное обучение и провёл большую часть своей недолгой жизни, путешествуя в поисках знания и опыта из первых рук. «Магия — вот учитель медицины, лучший, чем любые книги», — писал он.

Учился он сначала в Базеле, потом в Вюрцбурге у Тритемия. Свой псевдоним он взял в честь римского врача Цельса (25 г. до н. э. — 50 г. н. э.). Считается, что докторскую степень он защитил в Ферраре, в Италии, около 1515 года, а оставшуюся часть жизни провёл в путешествиях по разным городам и в беседах с простыми людьми об их недугах. Странствия приводили его на Сицилию, в Испанию и Португалию — в страны, испытавшие сильное влияние суфийских и еврейских учителей. Вероятно находясь именно в одном из этих древних центров обучения, он и решил отправиться на Восток, в Турцию. В Константинополе он получил посвящение — Идрис Шах утверждает, что в суфизм; Мэнли П. Холл — что «в высшие тайны алхимии коллегией исламских мудрецов, удостоивших его Высшей Тайны, выраженной в образе Камня Азот, „Философского Огня“ западных адептов».[142]

Парацельс побывал также в Париже и Лондоне (около 1519 года), в Стокгольме, Москве и Греции. На недолгое время он принял пост городского врача и профессора медицины в Базеле, предложенный ему после исцеления одного пациента, которое показалось людям чудом. Когда местные доктора разводили руками и предлагали немедленную ампутацию, Парацельс смог спасти поражённую гангреной правую ногу известного учёного и печатника Иоганна Фробениуса.

На протяжении всей своей карьеры Парацельс вызывал у своих коллег-медиков только ненависть — вероятно, вследствие своей не допускающей возражений прямоты, яростного темперамента и явного презрения к их методам и мнению признанных авторитетов. К вящему их негодованию, Парацельс воздерживался от употребления традиционной для врачебного сословия латыни и предпочитал родной язык.

Говорят, что в Базеле он как-то прочёл лекцию по медицине, а затем перед лицом собравшихся докторов и учёных сжёг в медной жаровне работы наиболее почитаемых классических авторов — таких как Гален и Авиценна. «Знайте же, о врачи, что в моей шапочке больше знаний, чем во всех ваших головах, вместе взятых, а в моей бороде больше опыта, чем во всех ваших академиях», — объявил он. К ужасу окружающих, Парацельс стал ходить чисто выбритым, в отличие от большинства учёных мужей того времени, что дало его врагам повод распускать слухи, что он лишён мужской силы.

В своём труде под названием «Paragranum» он развивал мысль, высказанную в той скандальной хвастливой речи в Базеле: «Авиценна, Гален, Разес, Монтанья и все остальные, не вы надо мною, но я над вами! Вы, люди из Парижа, Монпелье, Швабии, Мейсена и ещё с полдюжины других мест, не вы надо мною, но я над вами! Даже в самом дальнем углу не найдётся среди вас такого, на кого не помочатся собаки. Но я лишь буду королём, а королевство — моим».

Несмотря на позор и осуждение, порождённые его выступлениями, Парацельсу было чем хвалиться. Посещая копи Австрии, Венгрии и Германии, разговаривая с обычными людьми и с цыганами, от которых он многое узнал о лечебных свойствах трав, и действительно фундаментально изучил свойства металлов и руд, особенности металлургического производства, и профессиональные заболевания, широко распространённые в этих промышленных регионах. Парацельса не просто интересовало получение золота алхимическим путём — он искренне хотел избавить человечество от страданий и болезней и пытался найти способ сделать это через полевые исследования, а не сидя покорно в библиотеке и читая древние трактаты. Оставаясь приверженцем Герметической философии, он верил, что только природа может быть настоящим целителем и единственное, что может сделать врач, это запустить или ускорить естественный процесс.