Читать онлайн «После Кастанеды: дальнейшее исследование». Страница 20

Нетрудно заметить, что подобного рода эволюционизм в любом случае тянется к религиозному сознанию. "Подлинная религиозная интуиция", символическое видение превосходят телепатию, ясновидение или телекинез. Что же касается уровня предельного единства, то и здесь мы вновь встречаем давнюю мистическую идею о "возвращении к источнику": бытие становится единым субъектом, после чего прекращается всякая жизнь. Какая же жизнь может продолжаться, если Объект — предмет приложения сил сознания — прекращается? Я вижу здесь только солипсизм, порожденный религиозным ослеплением.

Можно найти целый ряд примеров, как сегодня теоретизируют мыслители, жаждущие слияния высокой духовности с современными представлениями о физической Вселенной.

Не заменить ли термины? Давайте говорить, например, о Планетарном Разуме. Некий В.Мажуга в злободневной статье вопрошает: "Кто он, Высший Разум?" И предлагает следующую версию: поскольку "живые организмы связаны между собой телепатическим каналом связи", то их в совокупности можно представить как "гигантский мыслящий организм". И тут же начинаются сложности: даже если единицы телепатически связаны, то это еще не организм, иначе нам пришлось бы признать организмом даже всех, кто смотрит одну и ту же передачу по телевидению. Во-вторых, чем и о чем такая система могла бы мыслить? И главное — с какой целью?

Автор называет сети ЭВМ "наиболее близким аналогом" Высшему Разуму. И даже в этом случае ЭВМ не мыслят — у них нет ни целей, ни мотивов, ни инстинкта самосохранения; у них нет потребности мыслить.

Но автор упорствует: "ВЫСШИЙ РАЗУМ в виде СЕТЕЙ всевидящий, всезнающий, дарующий и наказующий. ВЫСШИЙ РАЗУМ руководствуется интересами всего живого на земле с учетом интересов каждого вида и индивида, но прежде всего в интересах всех, так как даже в человеческом обществе интересы индивидуума не всегда совпадают с интересами общества".

Каким же образом произошло превращение энергоинформационного конгломерата в подлинную личность, которая имеет свои интересы (стало быть, самосознание) и даже учитывает интересы каждого вида и индивидуума? "Для развития Высшему Разуму необходимо было знать возможные последствия развития и действий как организмов и видов, так и живого в целом… Чтобы прогноз был достаточно точным… необходимо было разбить решаемую задачу на множество мелких и решать их параллельно. Этого можно было достичь, лишь развивая мозг индивидуумов".

Автор приписывает Высшему Разуму линейность мышления, которая даже для человека — всего лишь срез его психической активности. Компьютерная сеть, в которую заложена программа линейной экспансии и одномерной эволюции — вот и весь Высший Разум.

"Компьютеризация" планетарного Бога достойно завершается описанием банков памяти, необходимых, чтобы верно рассчитать будущие шаги в реализации собственной программы.

Тональ технологического века рождает компьютерного Бога, компьютерную Реальность — такую же скучную, выхолощенную, плоскую, как и сам интеллект технократа. Тысячелетиями мы наклеиваем ярлыки на подлинное и невообразимое чудо: ничего уже не осталось, кроме вороха налепившихся друг на друга бумажек. Остались одни ярлыки — уродливый ком спрессованной веками макулатуры. Что там, в сердцевине? Единственный атом безграничного Разума или просто пустота, не знающая имен?

В любом случае, сила — не в ярлыках, а в том, что движется и растет, пренебрегая совершеннейшими дефинициями человеческого разума, банальность которого мы с сожалением констатируем на данном типическом примере.

Неизбежное возникновение языка в качестве средства коммуникации разумов — с одной стороны, этап совершенно ясный, поскольку необходимый (на этой необходимости спекулировали замечательные диалектические материалисты XIX–XX вв.; их отношение к языку как к орудию, конечно, наивно и банально — примат пользуется каменным топором, чтобы увеличить силу своих рук, и языком, чтобы передать собственный интеллектуальный опыт остальным членам племени), но, с другой стороны, предельно таинственный, ибо рождение его такая же тайна, как и рождение самого разума.

Идея языка, хотя и не новая в животном мире, в человеческом исполнении потребовала ряда трансформаций, которые по ближайшему рассмотрению не достаточно мотивированы. Пчелы, осы и муравьи каким-то образом тоже кодируют информацию и передают все остальным членам оригинального коллектива. Следовательно, язык (если мы понимаем его как кодирование и декодирование жизненно важной для вида информации) — совсем не уникальная характеристика, отличающая человека от иных биологических видов. Необходимо точно определить, какие аспекты функционирования имеет язык, какие его феномены принадлежат исключительно человеку. Почему язык определяет строй мышления и так сильно влияет на восприятие? Почему в конечном счете язык препятствует вхождению в измененные состояния сознания и мистики во всех культурах обращают специальное внимание на достижение "безмолвия ума"?

Дон Хуан, пользуясь толтекской терминологией, объяснил бы кратко: "тональ управляет человеком через разговор (называние). Стоит прекратить разговаривать, и мир нагуаля начнет прорываться в сознание". Если вы приложите определенное усилие, то через несколько месяцев на собственном опыте убедитесь в правоте данного высказывания. Но возникает другой вопрос: каким же образом сформировался такой (агрессивный в данном случае) инструмент как человеческий язык?

Вряд ли здесь можно опираться на те гипотезы, что считают коллективную деятельность виновницей возникновения языка. Пчел и муравьев в индивидуализме не обвинишь — и все же их способ коммуникации настолько безличен, что никак не обусловливает видение мира этих интересных насекомых.

Человек стал человеком благодаря абстрактному мышлению, т. е. способности копировать в психическом пространстве образ воспринимаемого и отбрасывать несущественные детали образов при сравнении подобных пучков сенсорных сигналов. Этот революционный шаг в развитии психики сразу же позволил из неисчислимой массы образов выделить классы и категории, обладающие различной степенью схожести. Этот же процесс выявил такое фундаментальное различие, как Я и НЕ-Я. Образ себя положил начало строительству эго с его собственной, родной и близкой только ему интенциональностью. Иными словами, возникло Я, посчитало себя хитрым и смелым, подумало и ВОЗНАМЕРИЛОСЬ… История человеческих намерений и есть история цивилизации.

Возникновение языка — прямое следствие самых первых действий абстрактного мышления. Выявленные ряды подобных образов надо было фиксировать, обозначать; затем надо было договариваться между собой, какой комплекс звуков будет служить знаком для избранного ряда.

Конечно, подобные эволюционные шаги не происходят так прямолинейно. Самосознающая психика — это стихия; язык, который она породила, — тоже стихия. Только намерение было и остается единственным устойчивым компонентом в лингвистическом движении коллективного разума.

Инструменталисты называют речевые знаки "психологическими орудиями". Русский психолог Выготский в свое время полагал, что знаки имеют "внепсихическое происхождение", что структура психических процессов вначале складывается во внешней деятельности и лишь впоследствии может перейти вовнутрь, отсюда — известная идея об интериоризации.

Такая теория сама по себе напоминает миф. Знаки ("имена") приходят из так называемой "коллективной деятельности", а затем становятся достоянием психики каждого индивидуума. Согласно взглядам дона Хуана (крайне «мистическим» в данном случае), человеческий вид отражает в своей деятельности довольно своеобразное положение точки сборки. Качество перцепции, которое требовалось для продуктивного осуществления присущего человеку намерения, могло быть обеспечено только постоянным присутствием языка. Образ себя (прародитель и сердцевина современного эго) вынуждал человека выработать такой тип поведения, в котором психическая активность удерживала бы высокую степень стабильности перцептивного пространства; рефлексия сама по себе рождала фиксированное положение точки сборки.

Никакой интериоризации в процессе генезиса языка, на мой взгляд, быть не могло. Первичная мотивация о-значивания мира заключалась не в совместном труде, например, а в необходимости провести черту между Я (дабы придать этому образу еще большую устойчивость) и "вещами мира". Персональная интенция принуждала интеллект творить знаки, а племя (или иное сообщество) исполняло роль регулятора — созидателя общепонимаемой совокупности знаков, которые могли бы служить языком данного сообщества.