Читать онлайн «Медитации на Таро. Путешествие к истокам христианского герметизма». Страница 40

Тогда, возможно, христианский герметизм просто заимствует основополагающие принципы своего философско-герметического учения у католического богословия?

Не следует забывать, что христианский герметизм не обособлен от религии, не обособлен от Церкви и не обособлен даже от науки, которая конкурирует с религией, Церковью или с той же наукой. Он является связующим звеном (дефисом) между мистицизмом, гнозисом и магией, выраженными через символику, — а символика есть средство выражения измерений глубины и высоты (и, следовательно, энстаза и экстаза), всего того, что универсально (что соответствует измерению ширины), и всего того, что традиционно (что соответствует измерению длины). Будучи христианским по своей сути, герметизм принимает скрещение универсальности, традиции, глубины и высоты христианства в том смысле, какой имел в виду апостол Павел, когда говорил: «Чтобы вы, укорененные и утвержденные в любви, могли постигнуть со всеми святыми, что широта и долгота, и глубина и высота, и уразуметь превосходящую разумение любовь Христову, дабы вам исполниться всею полнотою Божиею» (Ефес. 3:18—19). — Это и есть полная формула посвящения.

Так вот, стремясь к познанию и испытанию глубины и высоты Вселенского христианства, т. е. католического и традиционного или церковного, — герметизм ничего не заимствует, да и не может ничего заимствовать у Церкви, поскольку он есть ничто иное и не может быть ничем иным как одним из аспектов самой Церкви, а именно ее аспектом измерения глубины и высоты. Он, следовательно, есть плоть от ее плоти и кровь от ее крови; он ничего не заимствует у Церкви, поскольку сам является частью ее. Это невидимый аспект универсальности (в пространстве) и традиции (во времени), причем оба обретают зримый облик в Церкви. Ибо Церковь не только универсальна и традиционна, она также и глубока и возвышенна. Итак, христианский герметизм есть лишь вертикальный аспект, т. е. аспект глубины и высоты Церкви. Это, однако, вовсе не означает, что отдельные герметисты будут обладать всем, что глубоко и возвышенно (то есть всем эзотеризмом) в Церкви; это означает лишь то, что христианским герметистом можно быть только в той мере, в какой осознается глубина и высота универсальной традиции христианства, и что каждый, кто имеет подобный опыт и сознание, представляет христианский герметизм. В таком случае, являются ли все доктора теологии, проповедующие учение пути духовного опыта вне пределов теоретической теологии, и все святые и мистики Церкви, обладавшие таким опытом, в одно и то же время герметистами? Да — в той мере, в какой они являются свидетелями и представителями глубины и возвышенности в христианстве. Всем им есть что сказать современным герметистам, а тем, в свою очередь, есть чему у них поучиться. Взять, к примеру, сочинение Св. Бонавентуры «О тройном пути», где вы прочтете (35: III, 14):

«Итак, запомни, какова должна быть истина:

Один лишь краткий отрывок, но дающий пищу для размышлений на многие годы! Можно ли, будучи герметистом, позволить себе игнорировать подобные свидетельства (а таких свидетельств сотни) мира духовного и его достоверного опыта? Фабр д'Оливе, ЭлифасЛеви, Сент-Ив д'Альвейдр, Гюайта, Папюс и Пеладан несомненно заслуживают изучения, — так же, как и другие представители герметических и оккультных течений, но одного только их изучения недостаточно. Разве они единственные достоверные свидетели, и разве их труды являются единственными первоисточниками, свидетельствующими о реальности и опыте существования духовного мира? Поэтому давайте остережемся всех тех, кто знает через опыт, и давайте прежде всего стремиться к достоверности самого опыта как такового и прежде всего.

Но вернемся к теме искушения. Как мы это видели, оно имеет тройственный характер. Следовательно, мы можем говорить о трех основополагающих искушениях, которые соотносятся с тремя основополагающими условиями состояния райской благодати и с тремя обетами, образующими основу всей духовной культуры после Грехопадения: послушания, бедности и целомудрия. Таково практическое значение гексаграммы, или печати Соломона. Эта печать есть печать памяти о Грехопадении и о рае, т. е. она имеет отношение к закону (Torah). Ибо закон есть дитя рая и искушения.

Поскольку Новый Завет заключался во исполнение Ветхого, труд покаяния начался с повторения трех изначальных искушений. Однако на этот раз искушению подвергался Сын Человеческий, а само искушение происходило не в саду Эдема, а в пустыне. И на этот раз не змей (который был «хитрее всех зверей полевых») искушал Его, но «князь этого мира», т. е. «новый человек», «сверхчеловек» или иной «сын человеческий», который, — получи он свое воплощение, — стал бы исполнением обещания свободы, данного змеем.

Антихрист, этот идеал биологической и исторической эволюции без благодати, не является индивидуальностью или личностью, созданной Богом, но скорее эгрегором или фантомом, порожденным в ходе биологической и исторической эволюции, открытой змеем, который есть и автор, и повелитель этой самой биологической и исторической эволюции, которую изучает и проповедует наука. Антихрист есть конечный продукт этой эволюции без благодати, а отнюдь не личность, созданная Богом, поскольку акт Божественного творения — это всегда и без исключения акт благодати. Он, следовательно, есть эгрегор, искусственное существо, обязанное своим существованием коллективному порождению снизу.

Задумаемся теперь над понятием «эгрегор» — с тем, чтобы лучше уяснить, что представляет собой антихрист — эта внушительная и загадочная фигура эзотеризма и христианского герметизма, являющаяся в то же время источником искушения в пустыне.

Вот что для начала говорит Робер Амбелен в «Практической Каббале»:

«Название «эгрегор» дается силе, порожденной мощным духовным течением и затем возобновляемой с регулярными интервалами, в соответствии с ритмом, гармонирующим с универсальной жизнью вселенной, либо общности существ, объединенных общей характерной природой» (16: р. 175).

Такое определение не оставляет желать ничего лучшего. К сожалению, в него вносит путаницу буквально следующий абзац:

«В Невидимом, за пределами физического восприятия человека, существуют искусственные создания — порожденные набожностью, энтузиазмом и фанатизмом, — их и именуют эгрегорами. Они суть души великих духовных течений, добрых или злых. Мистическая Церковь, Небесный Иерусалим, Тело Христово — все это синонимические названия и эпитеты, которыми обычно наделяются эгрегоры католицизма. Масонство, протестантизм, ислам, буддизм суть также эгрегоры. Великие политические идеологии суть иные эгрегоры» (16: р. 175).

Вот редкостный пример истины и фальши. Верно здесь то, что невидимые, искусственно и коллективно порожденные создания действительно существуют, т. е. что эгрегоры реальны; ложно же здесь смешение вещей, совершенно отличных по своей природе («Тело Христово» и «политические идеологии»!), без различения их сущности. Ибо если классифицировать Мистическую Церковь, Тело Христово, масонство и буддизм как эгрегоры, т. е. «порождения набожности, энтузиазма и фанатизма», тогда почему бы не считать эгрегором и Бога?

Нет, существуют сверхчеловеческие духовные существа, которые, не будучи порожденными искусственно, все же проявляют и Открывают себя. Более того, смешение того, что нисходит свыше, и того, что порождается внизу, весьма распространено среди ученых-материалистов, да и среди оккультистов тоже. Так, многие биологи считают единство сознания — или человеческую душу — эпифеноменом или суммарным продуктом миллионов точечных сознаний, принадлежащих клеткам нервной системы организма. Для них душа есть лишь эгрегор, коллективно порожденный миллионами отдельных клеток. Но это не так. Эгрегор клеток несомненно существует — это фантом электромагнитного характера, сопротивляющийся распаду после смерти какое-то время и способный проявить себя в «домах с привидениями» и т. д. Но этот фантом не имеет ничего общего ни с самой душой, ни с тонкими телами (эфирное, или тело жизни, — и астральное, или тело души), служащими оболочкой души в дополнение к физической плоти.