Читать онлайн «Нордическая мифология». Страница 31

Если человек хочет узнать, вид какого животного принимает его вардёгл, ему достаточно с некоторыми церемониями просто обернуть нож салфеткой и поднять его вверх, называя при этом известных ему животных. Когда он назовет собственную фюлгию, нож сам собой выпадет из салфетки.

В старину наши священники также считали, что у каждого человека есть свой хранитель или помощник. В Jempostil (edit. 1513, р. 142) сказано: «В тот момент, когда любой человек появляется на свет, Господь наш посылает ангела, охранять его душу от дьявола и всякого прочего зла»; утверждение это подтверждается свидетельствами Св. Иеронима и Св. Бернара».

Дисами (мн. ч. Disir) называются все мифические существа женского пола, хотя слово это обыкновенно прилагается к духу-помощнику человека или фолги. Некоторые из них дружелюбны к человеку, другие враждебны ему. Дружественные или охраняющие дисы зовутся Spâdisir, то есть пророческими дисами: шотландское spae, как в spaewife, означает пророчицу или предсказательницу. В Норвегии к дисам относились с большим уважением. В сагах часто упоминаются Disa blot, или жертвы дисам. Часть храмов носила там наименование Dtsasal (Disarsalr)[179].

Ваетт (Vaettr, мн. ч. Vaettir) в своем оригинальном толковании представляет собой не больше и не меньше чем вещь, существо, человек, хотя в Скандинавии (особенно Норвегии и Исландии) словом этим пользуются для обозначения гения — покровителя края женского пола, который зовется тогда Landvaett. В законе Гулатинга (Gulathing) ска. зано, что «omni diligentia perquirant rex et episcopus ne exerceantur errores et superstitio ethnica, uti sunt incantationes et artes magicae… si in Landvaettas (genios locorum) credunt quod tumulos aut cataract as inhabit ent», и т. д.[180] Ландваетт принимает самые разные обличья. Халлагер описывает ваетт как тролля или ниссу (Nisse), обитающую в курганах, которые по этой причине зовутся Vaettehouer. Ваетт напоминает мальчика в серой одежде и черной шляпе[181]. Само слово тем не менее относится к женскому роду. В законе Ульфлиота сказано, чтобы, завидев землю, снимали главу каждого корабля, дабы разверстой пастью или клювом не испугала она ландваетта.

Драуг (Draugr), призрак. Один зовется Драуга Дрот (повелитель призраков), поскольку он может поднять мертвецов из могил (как в Vegtams Kvida). Явление человеку его драуга предвещает смерть. В Херварар Саге о драугах говорят как о лежащих вместе с мертвецами в курганах. Драуг следует за обреченным, куда бы тот ни пошел, часто в облике насекомого, пищащего по вечерам. Иногда он предстает в одежде рыбака. Появление самого драуга или его слюны (разновидности пены, иногда обнаруживающейся в лодках) являются знаками приближения смерти.

Предшествующая часть содержала самые основные моменты содержания Эдд. Обратившись к поздним толкованиям этих темных и древних рун, мы встречаем столь много противоречащих друг другу интерпретаций, что их едва ли возможно соединить непротиворечивым образом. Темный язык, которым изложена мифология Севера, образы, наполняющие ее, сумерки, в которые погружено начало умственного развития всякого народа, и трудности, связанные с выяснением взаимосвязи между религиозными идеями, — все это обуславливает попытки истолкования ее то в одном, то в другом направлении, причем каждое из них подразделяется на несколько обходных путей и множество ложных.

Учитывая значимость и ценность нордической мифологии, мы сталкиваемся с двумя весьма различными мнениями. Некоторые предполагали, что старые эддические песни и предания являются простыми подделками, составленными в Средние века развлечения ради невежественными монахами, в то время как другие не только объявили их древними, но и сочли настолько возвышенными, что обнаружили в них даже отражение идей христианства, что Христос, например, иносказательно изображен в виде Тора, сокрушающего голову змия; таким образом, превращая эддическое знание в некое подобие откровения, явленного до Откровения. Первое из этих мнений, хотя и вспыхнувшее на короткое время, теперь можно считать полностью и навсегда погашенным, поскольку всякий, кто читал обе Эдды, немедленно подметит согласование, существующее между рядом их частей, невзирая на то, что они представляют собой всего лишь фрагменты, величие и поэтическую красоту, отпечаток которой в столь многих случаях они несут, а тот древний язык, на котором составлены песни, просто не мог быть сочинен невежественными монахами.

Второе мнение могло возникнуть только благодаря слепой предрасположенности к античности; ибо если вычленить общий для всех религий элемент и описания гибели мира, распространенные по всему земному шару, мы не найдем в нордической мифологии ни одного следа важных для христианства элементов, а случайное сходство исчезает при каждом внимательном рассмотрении. Древняя вера обитателей Севера на деле является не собранием абсурдных выдумок и пресной лжи, как и источником возвышенной мудрости, а являет собой представления нецивилизованного народа с учетом связи между божественным и мирским, выраженным в образах, доступных разумению младенца. Настоящее время не смеет надеяться найти в ней ни откровения новых идей, ни указания на ведущую к счастью дорогу; даже современный поэт не сумеет найти в ней источник вдохновения, кроме разве что подобающего облачения для собственных поэтических выдумок. По сути дела, эддическая наука важна тем, что проливает свет на исследования древности, на развитие человеческого ума в общем и применительно к нашим праотцам в частности.

С точки зрения самой интерпретации толкователей Эдд можно разделить на две секты: первая несет нам иллюстрацию того, что сами предки думали об этих мифах, другая показывает то, что можно думать о них. Первая позволяет установить смысл конкретной поэмы, вторая пытается обнаружить то, что можно домыслить, полагаясь на нее. Последнюю мы немедленно отринем; ибо как бы прекрасны и возвышенны ни были ее построения и какое бы поэтическое применение ни могли они найти, тем не менее они не приведут нас к древности, а напротив, удалят нас от нее, вопреки тому, что мы стремимся, насколько это возможно, познакомиться с ней во всей ее чистоте. Когда этим мифам, например, придается не только связь с историей Севера, но и универсальное историческое значение; когда мы поэтому находим в нордической мифологии образное свидетельство великих эпох в истории мира, а в нескольких мифах разных народов особые проявления их судеб по мере течения времени, очевидно, что это не правда, а выдумка. Хотя подобные идеи в эддической науке могут иметь собственное поэтическое значение, хотя они способны в приемлемой манере оживить воображение и предоставить ему запас новых образов, тем не менее нельзя безнаказанно пренебрегать правильным пониманием. Если такие идеи принимают облик серьезных интерпретаций, Они распадаются в ничто, не имея под собой прочного основания. Беллетристика имеет право на свободу выдумки, но у исследования есть свои ограничения.

Сколь широко ни отличались бы друг от друга мнения толкователей Эдд и сколь обманчивыми они ни бывали бы даже по отношению к себе самим, их можно, в общем, отнести к трем классам — историческому, физическому и этическому: к историческому, поскольку мифологии всех народов и начальные этапы их истории неизменно вступают в контакт, переплетаются на своих границах и вторгаются на территорию друг друга; к физическому, поскольку вся мифология имеет собственную природу и проявления; к этическому, поскольку законы поведения всего рода людского представляют собой конечную цель всех религий.

Наиболее определенным среди этих классов является историческое толкование. Поскольку мифология охватывает не только жизнь с физической и этической стороны, но также и создание и разрушение мира, начало и конец времен или вечность, мы обретаем ее во многих элементах, не принадлежащих истории как таковой, и все попытки внести мифологию за ограду истории естественным образом оказываются неудачными. Такой способ толкования может быть поэтому отнесен в лучшем случае к области естественных существ — богов. Он подразделяется на два направления. Можно предположить, что богами считались или подлинно существовавшие люди, или что на земле действовали сверхчеловеческие по возможностям существа. Первое из этих направлений также внутренне подразделяется: обожествленные личности можно считать или лжецами и обманщиками, или благодетелями человечества.

Боги, Один и его друзья, были обманщиками, волшебниками и чародеями (trollmen); они отводили глаза людям своим искусством и потому заставляли верить тому, что считали выгодным для себя; религия возникла среди людей не как необходимость, но как лживая выдумка жрецов — таким было мнение средневекового христианства о древней мифологии. Все язычество счит лось плодом усилий дьявола, который через своих служителей, языческих жрецов, увеличивал царство лжи на земле; первые среди людей были великанами, обладающими сверхчеловеческими размерами и силой, после них явились другие, меньшие ростом, но· более мудрые, превзошедшие своих предшественников волшебством и заслужившие потому репутацию богов; что потомки их стали смесью тех и других, не достигая ни роста великанов, ни мудрости богов, хотя ослепленные люди поклонялись им в таком качестве, — так считали во времена Саксона Грамматика, выдвинувшего упомянутую точку зрения и видевшего в Одине существо, добившееся божественных почестей во всей Европе; после того как Один учредил свою резиденцию в Упсале, его вместе со спутниками стали считать божественными созданиями[182]. К первому классу существ естественно принадлежал Имир и его отпрыски, инеистые великаны; ко второму Один вместе с его родней; к третьему жрецы богов, путем обмана распространявшие доктрины своих предшественников и возвысившие их в сан богов.