Читать онлайн «Анжелика в Квебеке». Страница 35

— Чудо! Произошло Чудо!

Она бросилась на колени перед Анжеликой и принялась целовать подол ее платья.

— Я сейчас объясню вам, что произошло, дорогая мадам де Пейрак, — сказала мадам Гобер де ла Меллуаз, утирая платком залитое слезами лицо, — этот трехлетний ребенок не ходил, девочка даже сидела с трудом в своей кроватке, и вдруг сегодня так сразу…

Маленькое создание, такое легкое и веселое, устроившись у нее на руках, грызло конфеты с торжествующим видом, будто радуясь тому, как здорово ей удалось провести своих родителей. Анжелика передала девочку одной из ее старших сестер, а та — кормилице. Вокруг них люди смеялись и плакали. Послышались слова:

— Маленькая Эрмелина чудодейственно исцелилась!

Несмотря на то, что событие касалось ее в первую очередь, мадам де Меркувиль не теряла времени. Эта здравомыслящая женщина, креолка по происхождению, привыкла ко всяким неожиданностям жизни в колонии, так же как и к разрушительным тайфунам на островах, где она провела детство, и к голоду и ирокезам в Канаде. Она решила позже поблагодарить небеса за чудесное излечение ее дочери и представила госпоже де Пейрак директора семинарии господина де Верньера, которому она передала просьбу Анжелики. Монсеньер де Лаваль предполагал встретиться с ней либо сегодня же во второй половине дня, либо завтра утром.

Анжелика, восхищенная тем, как быстро дела подобного рода решаются в этой стране, подумав, решила назначить встречу на завтра.

Сегодня же она сможет воспользоваться предложенным ей портшезом мадам де Меркувиль и спуститься в Нижний город, чтобы забрать своего кота и поблагодарить мадам Гонфарель.

Двое лакеев мадам де Меркувиль осторожно несли портшез, куда уселась Анжелика, по обрывистой тропе, ведущей в порт.

По мере того, как они спускались, их окружала все более плотная толпа.

Анжелика с любопытством смотрела из-за занавесок.

В Нижнем городе царило оживление. Тут можно было увидеть трапперов, сколотивших себе состояние. В одежде из замши с бахромой, с ружьем через плечо и со скучающим видом, они входили в лавки портных, чтобы заказать себе приличную одежду. Индейцы, еще не выпившие всю полученную в обмен водку, бродили по городу, расставившему им соблазнительные ловушки. Их неторопливость и мечтательность контрастировали с деловитостью, царившей в порту и в прилегающих к нему улицах.

Готовились к приближению зимы. Привозили дрова, разгружали их во дворах, и повсюду слышен был звук кидаемых поленьев, и видны дети, укладывающие их в аккуратные поленницы.

Лошади, запряженные в повозки, терпеливо ждали перед воротами. Это были тихие, покорные лошади, привыкшие тянуть тяжести. Весной их запрягут в плуг вместо быков. То, что этих лошадей развели в большом количестве, было одним из достижений Канады, так как все они произошли от тех двенадцати лошадей, присланных когда-то французским королем.

В Квебеке дети в деревянных башмаках бегали совершенно свободно по городу, играя, устраивая драки. Анжелика заметила нескольких мальчиков десяти-двенадцати лет, курящих трубку с видом заправских трапперов. В этой стране курили все, дворяне и крестьяне, торговцы н искатели приключений, и даже некоторые женщины, сидя на пороге своих домов. Это была привычка и удовольствие, глубоко укоренившиеся в здешних местах, помогающие летом бороться с комарами, зимой коротать долгие скучные вечера. Привычка, заимствованная, безусловно, у индейцев, которые не начинали ни малейшего дела, не раскурив трубки.

Табак выращивали на каждой улице, у порога каждого дома, и его запахом были пропитаны все углы и закоулки.

С запахом табака смешивался запах навоза, горячей смолы, жареной дичи, пушнины и тина.

Повсюду бродили свиньи, семеня на своих коротеньких ножках и с любопытством глядя на проезжающие экипажи. Их совершенно не волновали лай собак и многочисленные запреты полиции.

Анжелика медленно продвигалась среди многоликой толпы, в которой мелькали белые чепцы разных фасонов: из Нормандии, Бретани, Шампани, Ониса, Сентонжа…

Мужчины носили широкополые деревенские шляпы или цветные колпаки.

Наконец-то она видела этих самых канадцев в стенах их родного города, тех, с которыми ей приходилось встречаться в прошлом году во время жестокой войны в Катарунке и Новой Англии.

Теперь она видела их в окружении их жен и детей. Но они казались ей такими же: смеющиеся, с резкими движениями, с особенным блеском в глазах. Она узнала в них французов, но французов иных, похожих на них самих — Пейрака, Анжелику, и их людей, познавших опасность, борьбу с ирокезами, зимовку, угрозу голода и цинги, и это делало их ближе и понятнее.

В центре площади, по которой они проезжали, она увидела бронзовый бюст Его Величества короля Франции Людовика XIV.

Жанин Гонфарель жила в конце улицы Су-ле-Фор. Ее приветливая харчевня, где кормили вкусно и недорого, располагалась в весьма удобном месте, недалеко от причала лодок и кораблей.

Над входом висела «пробка» из ели, знак, необходимый для подобных заведений, и великолепная вывеска, полностью позолоченная, на которой сияли буквы «Король Франции».

Внутри было уютно и спокойно.

Во время вчерашней потасовки Анжелика не обращала внимания на те красивые постройки, мимо которых проходил их кортеж.

Выйдя из портшеза, она некоторое время колебалась. В самом ли деле здесь жила Жанин Гонфарель? Правильно ли ей сказали, что это хозяйка «Корабля Франции» приютила ее кота? Но тут она заметила толстощекого мальчика, приходившего к ней вчера с новостями о коте.

Как только она вошла в залу, полную табачного дыма, всякий шум прекратился: замерли кости игроков в шашки и в трик-трак, застыли в воздухе кружки. Тишина была настолько полная, что слышно было, как трещат дрова в камине.

Анжелика поискала глазами хозяйку, но не различила ее в той полутьме, которая характерна для подобных мест даже днем. Она ожидала, что кот выскочит ей навстречу. Но ничто не шевельнулось. Она пожалела, что ее никто не сопровождал. Носильщики портшеза мадам де Меркувиль остались на улице. Они не имели права входить в кабаки без специального разрешения с подписью их хозяев.

Вдруг, как бы возникнув из облака табачного дыма, рядом с Анжеликой очутился сагамор Пиксаретт, в своем наряде из перьев, со всеми своими знаками отличия и в одеяле, накинутом поверх великолепного костюма из красного драпа с золотом, который он надевал, когда отправлялся в Квебек, и который был не чем иным, как плащом взятого в плен английского офицера.

Он торжественно произнес:

— Не бойся ничего и смело иди вперед, моя пленница. Здесь ты среди друзей. Я знаю их и отвечаю за них всех, за исключением нескольких плохих христиан. Но мой топор и мой томагавк достигнут их еще до того, как какая-нибудь дурная мысль появится в их головах. Иди! Я охраняю тебя.