Читать онлайн «Мудрость Толтеков. Карлос Кастанеда и философия дона Хуана». Страница 18

Аналогично представлениям о “космической горе”, как ее называет Элиаде, проявляется символика “древа миров”. Эта символика также распространена по всему миру. Чествование больших старых деревьев вытекает из подобных представлений — вспомним, хотя бы, дуб-советчик у древних германцев или их священные деревья: тис, ясень и березу. Так, Один — древний верховный бог в германской мифологии — получает свою магическую силу после того, как он много дней якобы распятый висел на мировом ясене.

Для чествования священного дерева, однако, вовсе не обязательно наличие действительного, живого дерева, часто оно заменяется символом — колонной или стелой. Например, ритуальный танец Солнца североамериканских индейцев совершается вокруг лежащего на земле ствола, который, однако, специально выбирается и освящается. Во время ритуала участники в прямом смысле слова привязываются к космической оси, к их древу миров. С помощью шила или пера орла они протыкают свою кожу в области груди и привязывают тросиком перо к стволу, создавая таким образом символическую ось. Далее они танцуют столь долго, пока кожа в месте нахождения пера не разрывается от напряжения. Их боль и их кровь — это жертва власти судьбы, которая для индейцев отождествляется с отеческой властью Солнца.

Древние германцы использовали аналогичные приспособления — “трос, связывающий миры” — который они называли “ирминсул”, что дословно переводится “трос, который все (весь мир) несет”. В исторических хрониках сообщается о том, что Карл Великий разрушил в 772 году один такой прообраз космической оси после своего обращения в христианство. Распространенный до сих пор в Германии обычай установки “майского дерева” на 1 мая представляет собой остаток древнего культа, при этом играет роль и повязываиие дерева лентами — “связка” с осью мира. Принято такое майское дерево изготовлять из березы, священного дерева, что подтверждает происхождение обычая. Также обычай водружать и украшать новогоднюю елку, который не имеет ничего общего с христианством, представляет собой реликт архаичного культа дерева, далекое эхо праздника зимнего солнцестояния.

Однако и практика больших религий сегодняшнего дня точно так же содержит следы архаичных форм почитания, которые сохранились неизменными на протяжении тысячелетий. Очень распространенная практика молиться со сложенными вместе руками также имеет своим происхождением ритуал привязывания себя к дереву или стволу во время молитвы. Связь с мировой осью и при этом с властью судьбы или божественным символизируется здесь как бы изображаемой привязкой к ритуальному дереву или столбу. Одно из возможных толкований слова “религия” также обозначает “связывание” или “связывание вновь” человека и Бога (латинское слово religare буквально обозначает “связывать”, “снова привязывать”). Символ “связанных”, сложенных для молитвы рук, который представляет обратную связь, привязку к небу, кажется мне особенно значащим и подходящим символом, поскольку, как мы увидели в главе 1.1, сознательное использование рук было нашим первым шагом, когда мы покинули “безвинное” состояние древнего, нерефлексивного познания. Использование рук, наше “схватывание” мира и было, возможно, нашим настоящим грехопадением, тем самым яблоком с древа познания. Поэтому соединение рук в смысле обратной связи с естественным природным состоянием в согласии с “Волей Господа” — хороший, сильный символ.

К первоначальным формам взаимодействия с “центром мира” и космической “осью” принадлежит также сооружение алтарей, башен, кафедр и пирамид в некотором священном центральном месте. Башни церквей, например, устремлены своей вершиной в небо и символизируют прорыв космической области. Пирамиды являются стилизованным символом, отражением “космической горы”.

Прекрасный пример символики центра и космической связи между небом и землей дает нам Библия. В “Бытии” (глава 28) описывается история сновидения Иакова, родоначальника израильских племен:

“Иаков же вышел из Вирсавии, и пошел в Харран,

И пришел на одно место, и остался там ночевать, потому что зашло солнце.

И взял один из камней того места, и положил себе изголовьем, и лег на том месте.

И увидел во сне: вот, лестница стоит на земле, а верх ее касается неба; и вот, Ангелы Божий восходят и нисходят по ней.

И вот, Господь стоит на ней и говорит…” 68)

Иакову открывается на этом месте его судьба, сам Бог открывает ему его судьбу и предназначение. Когда Иаков наконец просыпается, он говорит в большом страхе:

“Как страшно сие место! Это не иное что, как дом Божий, это врата небесные!”

Затем он берет камень, служивший ему изголовьем, сооружает из него алтарь и приносит жертву своему Богу. Позже он возвращается назад на это место и сооружает там священную постройку — храм.

В смысле объяснений Элиаде видение Иакова является типическим — оно представляет собой переход ко второй форме использования космической оси мира, типичному для шаманов переживанию подъема на небо. Элиаде говорит об этом: “То, что остается для остального человеческого общества лишь космической идеограммой, становится для шаманов (и, соответственно, героев) мистическим путем. Для первых “центр мира” дает возможность посылать небесным богам молитвы и жертвования, для вторых — это места полета на небо в прямом смысле слова. Истинное сообщение между тремя космическими зонами возможно только для них”. 69)

Впечатляющее описание такого полета шаманов предлагает мексиканский шаман-хуихоль дон Хозе Матсува. Он описывает космическую ось связи как большой колеблющийся световой туннель, по которому шаманы, называемые у хуихолей “мара'акамэ”, поднимаются в мир предков и духовных существ. Эти духовные существа носят название “урукатэ”. Матсува сообщает: “Когда мара'акамэ поднимается по нирике (туннелю видения), то он движется точно так же, как движется этот световой дым. Скрытые потоки несут его одновременно вперед и во все стороны. Точно так же, как дым твоей и моей сигареты поднимаются вверх, смешиваются и пронизывают друг друга, так скачет и мара'акамэ, как на гребне волны, плывет сквозь нее и сквозь иные волны. Эти другие волны и есть урукатэ. Они постоянно издают музыку, поют и обучают тому, что не знает и никогда не сможет знать ни один человек. Потому что, когда мара'акамэ возвращается назад, его воспоминания об урукатэ и их мире блекнут. От фантастического путешествия, которое он предпринял, остается в воспоминаниях только слабый отблеск”. 70)

Совершенно независимо от данной типичной проблемы вспоминания при перемене области осознания, с которой вынужден был бороться и Кастанеда, остается, однако, сообщение о непредставимом путешествии вне физического тела. Урукатэ (духовные существа) в сообщении Матсувы сравнимы с ангелами, которых видит Иаков в своем видении небесной лестницы поднимающимися вверх и опускающимися вниз. В терминологии толтекского учения можно говорить о “союзниках”, неорганических живых существах, обладающих сознанием, но не имеющих физической субстанции, которые населяют семь иных миров нашей Земли и часто встречаются во время подобных путешествий.

Эти существа описаны самым разным способом, в полном соответствии с мифологической идеологией, в соответствии с магическим описанием мира, к которому принадлежит и описание шаманов. Однако несмотря на различные описания и наименования, везде в переживаниях шаманами подъема на небо они выполняют функцию хранителей знаний и опыта.

Во время своего путешествия шаман воспринимает космическую ось связи как физическую реальность. Матсува описывает “нирика” — туннель видения — как большой колеблющийся проход из света. Толтеки называют этот туннель “модальностью времени”. Кастанеда сообщает о нем, что “его физически можно описать как туннель бесконечной длины и ширины; туннель с отражающими бороздками. Каждая бороздка бесконечна, и бесконечно их число. Живые существа созданы силой жизни так, что смотрят только в одну бороздку. Смотреть же в нее означает быть пойманным ею, жить ею, этой бороздкой… То, что воины называют волей, относится к модальности времени”. 71)

Отдельные бороздки модальности времени в их единстве представляют все возможности человеческого сознания, каждая отдельная бороздка — это дополняющая версия, один мир в себе. Однако мы воспринимаем обычно только один из возможных миров — наш повседневный мир, который составляет лишь единственную бороздку общего спектра всех мыслимых представлений. И мы привязаны взглядом к этой бороздке, не подозревая даже, что она является лишь одной версией среди множества других. Толтеки пытаются разорвать принудительную силу этого смотрения-в-одну-бороздку и готовы заплатить за свою свободу своей символической, но реальной смертью.