Читать онлайн «Битва за Гималаи. НКВД: магия и шпионаж». Страница 32

Тринадцатого мая, во время званого обеда в своей резиденции, генерал-губернатор сообщил приглашенному Рериху о выдаче необходимого документа. И действительно, на следующий день ведомство комиссара по иностранным делам вручило Рериху огромный свиток — в человеческий рост. В нем описывалось все снаряжение экспедиции, действия персонала, излагались все художественные и научные задачи каравана. В тот же день Рерих пришел с этим документом в советское консульство к Быстрову, где на пекинский паспорт ему была поставлена советская виза — художник не имел ни американского гражданского, ни советского гражданского паспорта. Вручение последнего привело бы в случае его обнаружения китайскими властями или английской разведкой к самым роковым последствиям для экспедиции. Хотя Быстров и имел право на выдачу такого документа и занимался репатриацией русских беженцев в СССР и переходом их в советское подданство.

Естественно, консул не отметил визит Рериха в своем дипломатическом дневнике. Тем более он уже сообщал об отъезде художника 8 мая. Но в книге «Алтай — Гималаи» Николай Константинович проговорился о русской визе на китайском паспорте[121]. В паспорт была вклеена и фотография всех основных членов каравана[122]. 16 мая караван наконец покинул Урумчи и устремился к границе СССР.

Двадцать седьмого мая недалеко от пограничной заставы Куузень экспедиция была остановлена китайскими таможенниками и подверглась дополнительной проверке и досмотру. Один из чиновников очень въедливо расспрашивал путешественников и разглядывал их паспорта. Уже позже Рерих обнаружил, что во время этой остановки были выкрадены кое-какие документы экспедиции. Некоторое время спустя их уже изучали сотрудники британских спецслужб[123].

На одной из тихих аллей в Мемориальном комплексе в Горках находится скульптурная композиция Сергея Меркурова «Смерть вождя». Она выполнена из цельного куска гранита. Меркуров работал над композицией в течение двадцати лет: с 1927 по 1947 год. Идея создания этого памятника родилась у него в конце января 1924 года, когда художник был приглашен для снятия посмертной маски с покойного Ленина. Общая композиция задумывалась на основе числовых отношений минорной гаммы. Композитор Глиэр, увидев скульптурную группу, воскликнул: «Я слышу звуки похоронного марша».

Памятник легко обозревается со всех сторон. Но мало кому в голову пришло бы взглянуть на него сверху. Если это сделать, то невольно заметишь одну фантастическую деталь — вождь мирового пролетариата изображен здесь не в традиционном пиджаке, а в буддийской тоге. Памятник Ленину преподносится Меркуровым как буквальная цитата из привезенного в 1926 году Рерихом «Письма гималайских махатм». В нем духовные вожди Азии впервые называют Ленина махатмой. Но для того чтобы понять рождение каменной цитаты, перенесемся в 1924 год и вспомним об одном необычном человеке, которого скульптор Меркуров прекрасно знал.

Двадцать первого января 1924 года скульптор Сергей Меркуров засиделся в своей студии до вечера. За окном разыгралась пурга, скрипели, покачиваясь, ели. В печи потрескивали поленья. Мастерская находилась в Измайловском парке, рядом со зверинцем. В тот день Меркуров вспомнил о своем двоюродном брате— Георгии Гурджиеве и о детстве, проведенном в Александрополе.

Легенда, жившая в роду Меркуровых, утверждала, что их предки принадлежали к древнему царскому роду Палеологов, управлявших некогда Византийской империей. Однажды, когда государь Александр III совершал поездку по кавказским владениям империи и проезжал мимо Александрополя, он пригласил в свой поезд старшего брата Меркурова. Царь подал ему руку и даже обнял. Для непосвященных такая сцена могла бы показаться странной. Однако Александр III лаконично объяснил суть своей монаршей милости: «Я рад пожать руку представителю древнего рода Палеологов».

Меркуров вспомнил, что дядя — отец Гурджиева — почему-то считал, будто в Карсе под видом простого плотника живет Христос. Во время Первой мировой войны, когда стало известно о захвате города турецкой армией, грек пережил это сообщение как личную трагедию. Его охватила уверенность, что турецкая солдатня тайно распяла Иисуса во время резни. Меркуров перечитывал пожелтевшие бумаги из лежавшей на книжном стеллаже синей папки, принадлежавшей брату. Это были записки, посвященные восточному мистицизму, сделанные Гурджиевым еще до эмиграции. Они касались духовной практики и самопознания. Кроме них, в папке лежал и дневник Петрова, ученика Гурджиева. Инженер из Грозного входил в тайное общество «Единое Трудовое Содружество», образованное его наставником в 1918 году на Кавказе. В дневнике цитировались рассуждения об облагораживающем значении физического труда и описывались изнурительные упражнения, которые Георгий Иванович Гурджиев предписывал членам ЕТС летом 1918 года в Майкопе и Ессентуках. Это были утомительные занятия по рытью ям и траншей. О документах «Единого Трудового Содружества» Гурджиева Меркуров вспомнил не случайно. Несколько дней назад ему позвонил старый петербургский знакомый — Петр Шандаровский, юрист, бывший член ЕТС, до революции состоявший в розенкрейцеровской ложе 1-го капитула. Он был свидетелем рождения тайного общества, когда работал в Ессентуках секретарем Совета рабочих и солдатских депутатов. Шандаровского интересовали бумаги Георгия Ивановича, кроме того, он вскользь упомянул о желании встретиться с Сергеем Дмитриевичем и, когда получил согласие, предложил привести с собой Александра Барченко. Меркуров не был против свидания со старыми знакомыми, и если их интересует ЕТС и миссия его родственника, он с радостью поделится с ними крохами, окольными путями попавшими к скульптору. Еще с дореволюционных времен он сохранил интерес к тайнам психики и оккультизму, тем любопытней для него была предстоящая встреча с таким авторитетом, как Барченко. Теперь, ожидая давнишних друзей, Меркуров в тиши перебирал старые бумаги.

Его воспоминания и тихий ход зимнего вечера прервал телефонный звонок. Из трубки донесся знакомый голос человека, с которым он сблизился в последние годы. Тот звонил почему-то из Моссовета.

— Что делаешь?

— Работаю.

— Что так поздно?

— Какое «поздно», ведь только восемь часов.

— А ты будешь все время в мастерской? — поинтересовался знакомый Меркурова.

— Что прикажешь, в такой мороз и пургу в лес идти?

— Ну прости! Работай!

Звонивший был начальником Спецотдела ОГПУ Глебом Бокием. Его голос вновь прозвучал в трубке через час. Теперь начальник Спецотдела интересовался материалами, необходимыми для снятия посмертной маски. Меркуров отбарабанил: «Четыре кило гипса, немного стеариновой мази, метр суровых ниток…»

Сергей Дмитриевич и раньше выполнял подобные заказы: снимал маски с католикоса Армении и Льва Толстого, затем Якова Свердлова и других почивших до времени коммунистических вождей. Но теперь он понял — случилось нечто экстраординарное, Бокий не тот человек, который будет попусту трезвонить.

В десять вечера у дверей студии остановился служебный автомобиль ОГПУ А еще через несколько часов Меркуров был в Горках. Здесь у ворот его проницательно оглядели охранники, а их начальник кому-то сказал по местному телефону: «Приехал Меркуров». В усадьбе Сергея Дмитриевича провели в одну из комнат, где, к своему ужасу, гость обнаружил лежащего на столе Ленина. Болезнь вождя, его прогрессирующее безумие— все это являлось государственной тайной, а всеми тайнами в СССР руководил Глеб Иванович Бокий. Вот почему он и названивал в неурочный час. Связывался с Меркуровым он, оказывается, по поручению Льва Каменева и ЦК партии.

Сергей Дмитриевич вспомнил, как еще вчера он, спросив о здоровье Ильича у члена Реввоенсовета республики товарища Склянского, получил ответ, что Ленин ездил на охоту. Обычная ложь должна была скрыть действительное положение дел и сохранить тяжелое состояние вождя в тайне. Материалы для снятия посмертной маски были уже приготовлены. И через много лет Меркуров помнил ту ночь: «Подхожу к Владимиру Ильичу, хочу поправить голову— склонить немного набок. Беру ее осторожно с двух сторон; пальцы просовываю за уши, к затылку, что бы удобнее взять за шею, шея и затылок еще теплые. Ильич лежит на тюфяке и подушке. Но что же это такое!? Пульсируют сонные артерии! Не может быть! Артерии пульсируют! У меня странное сердцебиение. Отнимаю руки. Прошу увести Надежду Константиновну.

Спрашиваю у присутствующего товарища, кто констатировал смерть.

— Врачи.

— А сейчас есть ли кто-нибудь из них?

— А что случилось?

— Позовите мне кого-нибудь.

Приходит.