Читать онлайн «Битва за Гималаи. НКВД: магия и шпионаж». Страница 3

Глава 1. Таинственная ложа

Чарльз Уильям Геккерторн в капитальном труде «Тайные общества всех веков и всех стран» посвятил мартинистам всего двенадцать строк, составивших небольшой абзац. Упомянув одного из основателей этого движения, некоего таинственного Сен-Мартена, и перечислив несколько степеней посвящения, автор заканчивает 314-й пункт словами, похожими на эпитафию: «Орден, измененный им, распространился из Лиона в главные города Франции, Германии и России. Ныне он не существует».

Дореволюционный энциклопедический словарь Брокгауза и Эфрона ограничился также скупым пассажем. Обозвав мартинистов «мистической сектой», он счел нужным лишь упомянуть, что «члены ее считали себя визионерами, то есть способными иметь сверхъестественные видения».

Мартинисты исчезли, как древний народ— шумеры или арии. Однако во времена Геккерторна они еще существовали, существовали не только во Франции, но и в Российской империи. Франкмасоны относились к ним высокомерно, подчеркивая собственное превосходство и древность традиций. Но весь духовный декаданс начала XX века с его вертящимися столиками, с его идеей тайной власти над человеком, воплощенной в гипнотических сеансах, был порожден наследниками Сен-Мартена.

Мартинисты, так же как и масоны, представляли собой элитарный политический клуб, который открыл свои двери не только для хитроумных дипломатов и честолюбивых принцев, но и для всех без исключения. Мартинистов интересовал культ древней магии. Они считали себя мистиками и были серьезно увлечены общением с божеством.

Неизвестно, был ли знаком самодержавный властелин России Николай II с трудом Чарльза Уильяма Геккерторна, сообщившего в 1874 году о прекращении существования мартинизма. Спустя четырнадцать лет в Париже царской чете Романовых был представлен Президент Верховного Совета мартинистов, генеральный делегат Каббалистического ордена «Роза и Крест» господин Папюс. Их познакомил Манойлов, известный своими опытами по экстериоризации духов. Этот русский чародей свел царя и с Сент-Ив де Альвейдером, автором книги «Миссия Индии в Европе», основателем учения о Синархии. Писатель посвятил российского царя в тайну своего открытия, суть которого заключалась в доподлинном установлении того факта, что в глубине Азии расположена недоступная страна, населенная политическими телепатами и магическими вождями, которые до срока будут пребывать в гималайских пещерах, лишь иногда появляясь в мире людей. Об их существовании были осведомлены тамплиеры и многие мистические братства Востока.

Папюс и Альвейдер не преминули свести венценосца с уроженцем Лиона медиумом Филиппом Назьером Ансельмом Ваходом, чьи таланты по части волшебства были очевидны. Николая II очаровали сверхъестественные способности этого мага, и под впечатлением от всего увиденного монарх пригласил чародея перебраться в Санкт-Петербург, посулив ему престижную должность медика Военной академии, звание генерала и статского советника.

Филиппу льстило царское великодушие, и вскоре он объявился в альковах Зимнего дворца. Его мрачная тень наводила ужас на царских слуг, но еще больше на сенаторов и министров, лишь постепенно оценивших его влияние на события в стране. В дни, когда японские самураи теснили русские полки под Мукденом, в апартаментах Николая в Гатчинском дворце Филипп заклинал астрал Российской империи и вызывал душу отца императора — Александра III, которая давала стратегические подсказки, отзывавшиеся в решениях Верховного главнокомандующего и Генштаба.

Особый отдел Департамент полиции попытался дискредитировать всесильного лионца с помощью сфабрикованных генералом Рачковским «Протоколов сионских мудрецов», попавших в царские руки от святого старца Нилуса. Но тщетны были усилия полиции, и компрометация провалилась— император-мистик уже был введен в ложу «Розы и Звезды», созданную лионцем в Санкт-Петербурге.

Мистические ложи существовали в России и до Филиппа— с конца XVIII века. Это движение имело широко разветвленную организацию и гордилось своей автономией по отношению к парижской штаб-квартире и президенту. Глубоко законспирированная иерархия ежегодно рекрутировала десятки способных профанов и распространялась по самым отдаленным провинциальным городам. В отличие от отечественных франкмасонов, обожествлявших торговлю и капитал, у поклонников учения Сен-Мартена была своя стезя. Они имели всего две страсти, определившие их будущее. Первая заключалась в традиционном внимании к мистическим тайнам, гипнозу, телепатии, ясновидению. Вторая — в интересе к национальной восточной политике и колониальному движению империи в глубь Азии. Совокупно две эти грезы русских мартинистов соединил в себе миф о Шамбале — недоступной горной стране в Гималаях, населенной политическими телепатами и пророками катаклизмов, махатмами, стерегущими пещерные города.

Орден мартинистов имел своих сторонников в самых влиятельных структурах государства. В 1895 году в Париже председателем Верховного Совета мартинистов Энкосом Жераром (эзотерическое имя — Папюс) был принят в масонский орден В. В. Муравьев-Амурский. В этом событии не было бы ничего особенного, если бы не одно обстоятельство — вновь обращенный являлся полковником русской армии и военным атташе Российской империи во Франции.

В 1899 году Муравьев возвратился в Петербург, где основал ложу с прямым подчинением парижской штаб-квартире мартинистов. Этот бывший атташе и брат министра юстиции имел в то время звание Генерального делегата ордена, и его представительство длилось вплоть до 1907 года, когда парижские мартинисты лишили его права представительства за откровенный саботаж.

В квартире театрального рецензента газеты, «Речь» господина Аша происходили странные вещи. Но именно для того, чтобы это увидеть, хозяин и пригласил гостей, которые пользовались доверием у многих жителей Петербурга. В полутемной комнате в буквальном смысле все ходило ходуном. Комод и шкаф перемещались по периметру, иногда задевая мужчин, сидевших со сцепленными руками вокруг ломберного столика. В отдалении от них, скрестив руки на груди, гордо стоял человек, похожий на Дон-Кихота. Его лицо освещал лишь электрический фонарь. Время от времени «Дон-Кихот» восклицал: «Дух, ты здесь? Прошу тебя стукнуть три раза», — и многозначительно поглядывал на медиума, скорчившегося на стуле.

Медиумом был поляк Ян Гузик. Вначале он почти не реагировал на фразы ассистента, но постепенно тело его стали сотрясать конвульсии. Он издавал какие-то хриплые звуки, и вскоре изо рта Гузика поползла специфическая пена. В этот же момент в комнате раздалось три отчетливых удара.

— Благодарю тебя! — воскликнул ассистент. — Господа, дух здесь! — обратился он к сидящим.

Присутствовавшие в тот день на сеансе не на шутку испугались торжества потусторонних сил. Хотя все они были взрослые мужчины, необъяснимое движение мебели по комнате произвело на них кошмарное впечатление.

Серьезные люди, сидевшие за столом, были бледны, и только Петр Успенский, автор книги «Четвертое измерение», растерянно пробормотал, протирая пенсне: «Вдумаемся. Это чудо? Но разве вся наша жизнь не чудо? И мы— чудо, и этот стол— чудо… Мы ничего вообще не знаем. Вокруг нас сплошь чудеса».

Собравшиеся представляли собой специальную комиссию, пришедшую проверить способности Яна Гузика. Был здесь сотрудник журнала «Русское богатство», журналист и врач Павел Мокиевский. Обычно его сопровождали двое студентов Горного института — Глеб Бокий и Иван Москвин. Был здесь и критик Волынский. И один крупный чин из Академий Генерального штаба, которого дух, как бы невзначай, легонько стукнул по лбу ножкой стула. В конце сеанса члены комиссии поставили подписи под специальным протоколом, в котором удостоверяли все случившееся с ними в тот вечер. Ассистент и импресарио Яна Гузика, представившийся Чеславом фон Чинским, пригласил комиссию на дальнейшие сеансы, где возможна материализация духа одного несчастного самоубийцы из Катовиц или маленького медвежонка. И хотя эти опыты чрезвычайно опасны для здоровья медиума, они могут быть повторены во время грядущего контакта с потусторонними силами. Новый сеанс, как обещал Чинский, должен состояться на квартире у художника Рериха, и там, видимо, духи дадут себе волю.

Комиссии была известна эта семья, многие часто посещали дом на Галерной, где собирался мистический кружок. Здесь бывали разные люди: степенные профессора, гвардейские офицеры, какие-то толстые помещицы, истошно кричавшие при первом скрипе половиц. Но иногда, влекомая духом декаданса, струившимся над вертящимися спиритическими столиками, к Рериху на Галерную влетала утонченная банда питерской богемы с Сержем Дягилевым во главе. Он сыпал остротами и дарил букеты из белых и алых роз ясновидице Елене и своей первой любви — танцовщику Вацлаву Нижинскому. Делал он это озорно и по-буржуйски щедро, соря каламбурами, взятыми взаймы у Оскара Уайльда.