Читать онлайн «За пределами мозга». Страница 72

Мы уже говорили, что агония, боль и удушье, выпадающие на долю ребенка в родовом канале, генерируют нейронное возбуждение огромного размаха, которое сохраняется в системе организма и позднее ищет возможности разрядиться через различные каналы. Психогенные тики являют собой пример таких попыток биографически определенным способом высвободить некоторые из этих запертых энергий, накопленных в ситуации гидравлического сжатия при рождении. Психогенное заикание имеет глубокие корни в динамике конфликтов, связанных с оральной и анальной агрессией. Оральный компонент заикания отражает бедствие, испытанное ребенком, когда его голова была зажата в родовом канале, а челюсти крепко стиснуты. Анальный компонент может быть прослежен в прошлое до переживания, связанного с возросшим внутрибрюшным давлением и сжатием сфинктера при родах. Как и при других эмоциональных нарушениях, специфический отбор определенных граней сложной динамики БПМ-III в психогенном заикании определяется последующими биографическими событиями. Важным фактором для этого нарушения может послужить подавление вербальной агрессии явно непристойного характера.

Глубинная динамическая основа конверсивной истерии в точности подобна базису возбужденной депрессии, это видно и по феноменологическому сходству этих двух состояний. Их соотношение вообще может служить иллюстрацией запутанной геометрии психопатологических синдромов. В целом, возбужденная депрессия — это глубокое расстройство, которое в гораздо более чистой форме проявляет содержимое и динамику БПМ-III. Наблюдение за выражением лица и поведением пациентов с возбужденной депрессией не оставляет сомнений, что это очень серьезное состояние. Кстати, в этой категории пациентов много случаев самоубийства и даже убийства, совмещенного с самоубийством.

Сильный истерический припадок по внешним признакам сходен с возбужденной депрессией, однако общая картина гораздо менее серьезна — в нем нет глубины отчаяния, он выглядит стилизованным и надуманным, имеет определенно театральные черты с сексуальным подтекстом. Вообще, многие характеристики истерического припадка те же, что в БПМ-III, — чрезмерная напряженность, психомоторное возбуждение и волнение, смесь депрессии и агрессии, громкие выкрики, нарушения дыхания и драматическое изгибание (arc de cercle). Но эмпирические шаблоны проявляются здесь в относительно более мягкой форме, чем при возбужденной депрессии, они существенно изменены и окрашены позднейшими травмирующими событиями. Природа и временная последовательность биографических компонентов в основном согласуется с фрейдовской теорией. Это типичные сексуальные травмы тех времен, когда пациент достиг фаллической стадии развития и разрешал комплекс Эдипа или Электры. Сами движения при истерическом припадке можно расшифровать как символические намеки на некоторые специфические черты подразумеваемой травмы детства.

Глубокая связь между возбужденной депрессией и конверсивной истерией ясно проявляется в ходе ЛСД-терапии. Сначала истерические симптомы усиливаются, и пациенту приходится повторно прожить и проработать специфические сексуальные травмы детства. Когда биографическая работа завершена, то в последующих психоделических сеансах возникают элементы, напоминающие возбужденную депрессию, которую пациент в конечном итоге расшифровывает как отголосок борьбы в БПМ-Ш. Разрешение наступает, когда устанавливается эмпирическая связь с элементами БПМ-IV.

Истерический паралич рук и кистей, невозможность стоять (абазия), потеря речи (афазия) и другие конверсивные симптомы основаны по-видимому на конфликтной иннервации, отражающей мощную и хаотичную генерацию нейронных импульсов, вызванную ситуацией рождения. Паралич вызван не отсутствием моторных импульсов, а динамическим конфликтом мощных антагонистических иннервации, которые при взаимодействии гасятся. Эту интерпретацию истерических конверсивных симптомов впервые предложил О. Ранк в своей новаторской книге "Травма рождения" (Rank, 1929). В то время как Фрейд видел в конверсии отражение психологического конфликта, выраженного на языке соматизации, Ранк считал, что их истинная, основа — в физиологии, отражающей исходную ситуацию во время рождения. Вопрос для Фрейда был в том, как первичная психологическая проблема переходит в телесный симптом, тогда как Ранку нужно было объяснить, как чисто соматическое явление может со временем приобретать (через вторичную биографическую проработку) психологическое содержание и символический смысл.

Некоторые серьезные проявления истерии, граничащие с психозами (психогенный ступор, неконтролируемые грезы наяву и фантазии относительно реальности), видимо, динамически связаны с БПМ-I. В них отражена глубокая потребность восстановить блаженное эмоциональное состояние, свойственное безмятежному внутриматочному существованию и симбиотическому единству с матерью. И если эмоциональный компонент и состояние телесного довольства, связанные с этим, легко распознать как относящиеся копыту желанной хорошей утробы и хорошей груди, то в конкретном содержании грез и фантазий проступают темы и элементы, касающиеся детства и взрослой жизни индивида.

В тревожной истерии роль перинатальной динамики непривычно очевидна; по самой своей логике, тревога прослеживается назад до переживания серьезной угрозы для жизни. Я уже отмечал, что Фрейд в ранних работах предположил, что ситуация рождения может быть главным источником и прототипом всевозможных тревог в последующей жизни (Freud, 1964). Но он не стал разрабатывать эту идею дальше, а когда ее позднее сформулировал его ученик Ранк (Rank, 1929), Фрейд выступил за исключение Ранка из психоаналитического движения.

Вообще говоря, нефиксированная тревога может быть прослежена в прошлое более или менее точно до смертельной тревоги во время рождения. В различных фобиях, которые скрывают в себе тревогу, кристаллизованную в специфические страхи перед людьми, животными или ситуациями, первоначальная тревога рождения присутствует в измененном и смягченном позднейшими биографическими событиями виде. Если интенсивность аффекта приоткрывает глубокий перинатальный источник, то обобщенный тип фобии отражает конкретную стадию рождения, а специфический выбор людей, объектов и ситуаций определяется более поздними биографическими событиями.

Связь фобий с родовой травмой наиболее очевидна в боязни закрытого и узкого пространства (клаустрофобии). Она возникает в тесноте — в лифте, в маленьких комнатах без окон или в подземном транспорте, причем эмоциональная подавленность строго ограничена временем пребывания в этих местах. Клаустрофобия по-видимому специфично относится к начальной фазе БПМ-II, когда ребенок ощущает, что весь мир сжимается, навит и душит. Переживание этого аспекта БПМ-II в чистой и несмягченной форме сопровождается всеохватной, недифференцированной и необъяснимой тревогой за свою жизнь и общей паранойей. Наблюдения в ходе работы с глубинными переживаниями позволяют установить неожиданно плотную динамическую связь клаустрофобии и паранойи (или по крайней мере, основной формы паранойи, имеющей перинатальные корни). Клаустрофобия — более поверхностное расстройство. и ее симптомы привязаны к специфическим ситуативным факторам, тогда как паранойя глубока, генерализована и относительно независима от обстоятельств. На биографическом уровне СКО, относящиеся к паранойе, включают ситуации с общей угрозой на очень ранних стадиях развития, тогда как клаустрофобия связана с травмами, случающимися позднее, когда личность уже до некоторой степени сложилась. Здесь особенно значимы ситуации, сочетающие в себе физическое сжатие и удушье.

Патологический страх смерти (танатофобия) имеет корни в сопутствующей рождению тревоге за жизнь и ощущении неминуемой биологической катастрофы. В этом неврозе исходное чувство перинатальной аварийности только минимально видоизменяется позднейшими биографическими событиями, потому что соответствующие СКО типично связаны с ситуациями, представляющими угрозу выживанию или цельности тела, — с операциями, повреждениями и особенно с болезнями, нарушающими дыхание. Пациенты, страдающие танатофобией, переживают эпизоды смертельной тревоги, которые считают началом сердечного приступа, апоплексии или закупорки дыхательных путей.

Постоянные медицинские обследования, к которым склонны прибегать эти люди, не обнаруживают никаких органических нарушений, которые объяснили бы субъективные жалобы — ведь пациенты испытывают ощущения и эмоции, относящиеся не к происходящему в настоящий момент физическому процессу, а к эмпирической памяти телесных травм, в том числе и травмы рождения. Это, конечно, не делает их страдание менее реальным. Единственный выход в том, чтобы смело встретить переживание возникающих гештальтов при помощи различных активизирующих техник; таким образом, танатофобию можно излечить через опыт смерти и возрождения.