Читать онлайн «Человек неведомый: Толтекский путь усиления осознания». Страница 10

Наличие энергетических следов после длительной магико-колдовской деятельности может говорить о многом. Даже оценивая эти факты самым осторожным образом, мы приходим к выводу, что практическая деятельность подобного рода может влиять на расположение сил и энергий внешней среды. Любопытно, что медитации буддистов и индуистов, молитвенные усилия монахов и отшельников оставляют подобные следы существенно реже. Собственно, на этом наблюдении построен христианский миф, который коротко формулируется так: "чистая душа после смерти сразу направляется в Царство Божье, нечистая — терзается и страдает, прикованная к местам своих грехов". Насчет "терзаний" и "прикованности" нам ничего не ведомо поскольку интерпретировать посмертную психоэнергетическую активность (если таковая имеет место) можно по-разному. Я бы высказался просто: "Остается некая сила". Если это так, то ситуация должна наводить на размышления.

Итак, мы убедились в том, что путь дона Хуана, будучи прагматической дисциплиной, развившейся из древнего шаманизма, можно считать "путем магов". Эта традиция не позволила более поздней и абстрактной метафизике изменить направление и настроение толтекской практики. Своевременное акцентирование позиции воспринимателя, отделение Реальности от доступного наблюдению мира описания, негативное отношение к любым моделям, выходящим за рамки критического мышления, сделало толтеков антидогматичными и удалило вечный искус религиозного благоговения.

Не все согласны с тем, что толтекская дисциплина занимает особое и исключительное положение среди дошедших до нас магико-мистических доктрин. Иногда сложно осознать тонкий момент, связанный с характеристиками дон-хуановской Трансформации. За метафорами индейского шамана и увлеченным повествованием Кастанеды скрывается динамичность цели, обусловленная той самой процессуальностью мировоззрения, о которой уже было достаточно сказано. Открытие тол-текского знания произошло как нельзя вовремя — в те годы, когда стали оформляться революционные концепции развития человека. Это положение выразительно сформулировал Т. Лири: "Все философии и религии, созданные до 1946 года, оценивали человеческую судьбу в этом мире пессимистически. Индуизм, буддизм, стоицизм, эпикурейство, иудаизм, католицизм, ислам, протестантизм, марксизм... Ни одна из этих догм ничего не дала человечеству, кроме обещания вечного покоя..." Толтекский вариант магического поиска не знает ни "вечного покоя", ни Абсолюта. И если нейрологическая эволюция, о которой размышлял психолог, действительно так или иначе движет человеком, то описанная Кастанедой практика по своему настроению к ней очень близка. Ибо цель дон-хуановского учения жизнь, а не определенное состояние. Это очень важное положение, о котором стоит подумать. Перцептивная относительность любого опыта, будучи не просто философской декларацией, а непрерывно присутствующим живым опытом во всех поколениях практикующих нагуалистов, навсегда вывела новых видящих за пределы поля религиозно-философских символов, целей и присущей им ритуалистики.

Судя по всему, такое настроение магических школ древних толтеков послужило причиной их самоустранения также из социальных структур. Государственные образования доколумбовой Америки опирались на определенный тип официальной религиозности, который сильно отличался от духовных концепций древних магов. Сложилась типичная для таких условий ситуация — экзоте-рическия религия для строителей государства и его граждан, эзотерическая — для замкнутых групп адептов. Однако почитание древних практик сохранялось достаточно долго — те же процессы, длящиеся тысячелетиями, можно наблюдать в истории древнего Востока (Индии и Китая). И там и здесь государство не любило магов за особую психологическую независимость, но уважало их и даже испытывало перед ними трепет. Например, даосы в Китае на протяжении многих веков концентрировали в себе не только философское, но и политическое инакомыслие — тем не менее правящие сословия не могли решиться на их тотальное истребление. Подобно тому как учение дао в Поднебесной считалось первоистоком всех иных учений, включая государственный институт конфуцианства, в Месоамерике первоистоком государственных религий ацтеков и майя было учение о нагуале с его непостижимой и могущественной магией.

Толтеки почитались как наследники древней духовной традиции. Государственные чиновники и простые жители видели в них своеобразных хранителей "духа предков". Возможно, если бы не Конкиста, маги в конце концов ассимилировались и, следовательно, деградировали, поскольку такое "двоемирие" внутри организованного социума бесконечно продолжаться не может. Но оккупация мобилизовала тайные ресурсы магических школ и таким парадоксальным способом помогла дон-хуановскому знанию сохранить себя, не сливаясь с религией их погибающего мира. Надо понимать, что сложившаяся тогда в Америке ситуация была по-настоящему уникальной — ведь индейцы для конкистадоров были существами из иного мира, почти инопланетянами. Взаимное непонимание столкнувшихся культур предоставило возможность укрытия для некоторых неявных пластов культурно-духовного бытия индейцев. Все явное было уничтожено или ассимилировано, языческие государства завоеваны, языческие религии запрещены. Уцелеть могло лишь то, что не связывало себя ни с индейским социумом, ни с народными верованиями. Рассказ дона Хуана об этих событиях, изложенный у Кастанеды, безусловно, кажется убедительным.

Итак, сама история предоставила возможность сохранить в первозданной чистоте "путь магов" почти до наших дней. Народные боги были низвержены, а индейские мыслители, которые логическим путем приближались к пантеистическому либо объективно-идеалистическому мировоззрению, были восприняты христианскими миссионерами-конкистадорами как главные идеологи язычества и физически устранены.

Толтеки, храня свои тайны от завоевателей, остались магам~ и не превратились в "мистиков" (под этими словами я подразумеваю описанный выше подход, т. е. мистики идут к слиянию в том или ином виде, маги же сохраняют свое Я и занимаются поисками Силы и личного бессмертия).

Однако в среде магов тоже имеет место раскол. Кастанеда утверждает, что в результате целого ряда кризисов школы разделились на "старых магов" и "новых видящих". Хуан Матус в этом расколе также винил Конкисту, но, с антропологической точки зрения, это несколько упрощенный подход. На мой взгляд, раскол имел место с незапамятных времен. Внимательно изучив суть дела, мы поймем, что различие между древними магами и новыми видящими заключается не только и не столько в эффективности практики, не в особенностях принимаемой ими модели мира и не в системе ценностей, ими проповедуемых.

На самом деле данные направления ярко демонстрируют два психологических комплекса, присущих человеку с самого начала его познавательной деятельности. Я назову их так — "комплекс древнего мага" ("комплекс Зверя") и "комплекс Фауста". Эти комплексы, очевидно, опираются на архетипы коллективного бессознательного, и если уж говорить об этих комплексах, как о продукте истории, то это — продукт весьма удаленной, древнейшей истории.

В разные эпохи эти комплексы проявляют себя по-разному. История их активизации в конкретном человеке или сообществе всегда обусловлена своеобразием исторических условий изучаемого момента. Но все эти специфичности в итоге приводят к весьма сходным результатам. Так что я не буду говорить о древности (во-первых, там много неясного, а во-вторых, эта книга вовсе не посвящена исторической психологии). Давайте рассмотрим эти комплексы, их природу и проявления с точки зрения сегодняшнего момента. И вы легко поймете, почему эта тема так актуальна и имеет непосредственное отношение к результатам трансформационной дисциплины.

Начнем вот с чего.

В своих книгах я не раз повторял: мир нас угнетает. Конечно, это грустное утверждение справедливо не для всех, но долгое наблюдение за особенностями психологии оккультизма подсказывает, что именно те человеческие особи, что испытывают сильное и искреннее стремление к духовной самореализации (как бы они это ни называли — Трансформацией энергетического тела или Спасением), в наибольшей степени страдают от серого однообразия и монотонности повседневной жизни. Разве это не очевидно? Поиски измененного и расширенного сознания характерны для тех, кто утомляется миром, для тех, кто полагает очевидные радости и удовольствия социального бытия (лучше сказать, социобиологического) весьма неудовлетворительным и убогим способом скрасить жизненную активность.

Возможно, домашние психоаналитики и развращенные умственными спекуляциями теоретики от психологии склоняются к простой модели, поясняющей усилия человечества в области саморазвития и богопознания. Эти модели так очевидны, что просто напрашиваются на оформление их в виде научной теории. Например, духовный поиск легко назвать "невротическим симптомом". Привлекательно простым кажется разъяснение всех этих экзистенциальных томлений депрессивным неврозом, протекающим неостро, а то и вообще в латентной (скрытой) форме.