Читать онлайн «Лед Бомбея». Страница 39

Я плечом оттолкнула совсем беззубого человека, пытавшегося продать фотографию Роджера Мура с автографом, и споткнулась о сидевшего на тротуаре мальчишку, предлагающего почистить прохожим уши с помощью набора металлических приспособлений, которые очень напоминали инструментарий для ремонта машины. С цветастой скатерти дантиста, работавшего под открытым небом, мне улыбнулись несколько белоснежных искусственных челюстей, сам же дантист, когда я показала ему визитную карточку ювелира, сверкнул в ответ безупречным рядом золотых моляров.

– Да, да, мадам.

Он указал в сторону еще большего скопления людей. И тут я ощутила аромат – смесь куркумы с имбирем. И последовала к источнику этого запаха, проходя мимо нищих, подобно уличным псам рыскающих по тротуару в поисках микроскопических осколков драгоценных камней. В Бомбее, городе мусора, эти отбросы торговцев брильянтами были самыми ценными.

Я нашла ювелира за накрытым бархатом столом, стоявшим позади его лавки. Томас сообщил мне, что Шреник – джайн из Гуджарата, так же, как примерно пятьдесят процентов торговцев золотом и драгоценными камнями на рынке.

– Чем могу помочь? – спросил он, отрывая глаза от старого каталога «Сотбис». – Обручальное кольцо?

– Я хочу, чтобы вы оценили одну золотую монету.

– Может быть, мы вначале выпьем чаю, как раз то, что нужно в столь омерзительно жаркий день. – Он жестом отправил за чаем мальчишку, сидевшего на корточках перед лавкой, после чего вставил в глаз увеличительное стекло и протянул руку. – Монету, пожалуйста.

Он несколько раз повертел ее перед своим увеличительным стеклом, взвесил на крошечных весах, затем снял книгу с полки над столом, отодвинув в сторону подборку нью-йоркских, франкфуртских и лондонских каталогов, наверное, за целое десятилетие, положил мою находку на разворот книги с изображением старинных монет и что-то пробормотал.

– Значит, она фальшивая, – сказала я.

– Нет, эта монета – настоящая. Видите имя Джахангира? Это – одна из монет, которую он отчеканил в 1602 году, чтобы утвердить свое единовластие после захвата им Аллахабада и свержения отца. Незадолго до того он приказал убить всех своих родственников мужского пола, а также придворного историка своего отца.

– Весьма привлекательная личность.

– О да! Великий меценат и покровитель искусств, Джахангир, как утверждают, с большого расстояния мог отличить подделку от настоящей вещи. В своих воспоминаниях он писал: «Если мне покажут картину с множеством портретов на ней и каждое лицо будет творением разных мастеров, я сумею определить, кисти какого из них принадлежит любое из этих лиц, и не только лицо, но и глаз, и бровь». Так же, как мать узнает своего ребенка из тысячи других детей.

Вернулся мальчишка с подносом, на котором стояли маленькие стаканчики с чаем. Отхлебывая этот восхитительный напиток с небольшим добавлением молока, столь типичный для Гуджарата, я почувствовала ностальгию по Керале, где торговцы всегда угощали маму своим любимым чаем, когда она приходила к ним за покупками.

– Можно мне посмотреть эту книгу? – попросила я. Передо мной лежала книга со знакомым названием «Изобразительное искусство Индии и Пакистана», опубликованная Индийским обществом охраны памятников.

– Незаменимая книга для всех серьезных исследователей индийских произведений из золота и бронзы, а также из камня, – пояснил торговец. – Обратите внимание на качество фотографий и на точные сведения относительно размеров и веса рядом с каждым предметом. Очень полезная вещь для установления подлинности.

– Здесь в Бомбее существует какой-нибудь рынок по торговле фальшивыми золотыми монетами? – спросила я. – Или настоящими?

Торговец бросил на меня хитрый взгляд своих желтых глаз.

– В основном торгуют старинными монетами, да и то не очень широко, часто для отмывания денег. Золотые медали и мелкие бронзовые изделия – это совсем другое дело. Очень выгодно. Лучше всего вывозить крупными партиями в Европу или США.

Он сказал мне, что, несмотря на все правила, о которых мне говорил Ашок, даже достаточно крупные исторические ценности легко ускользают из-под всевидящего ока Индийского археологического общества. Вы покупаете какую-нибудь мебель с потайным отделением – старинный семейный сундук из Раджастана или платяной шкаф из Гоа, – что-то достаточно старое, но не настолько, чтобы требовалась специальная бумага, удостоверяющая отсутствие исторической ценности, заполняете потайной ящик более мелкими произведениями искусства и отсылаете все это за границу. Оплата производится по общему объему. При грандиозности экспорта из бомбейских портов местные чиновники просто не в состоянии за всем уследить. Фокус состоит в том, чтобы представить потенциальному западному покупателю предметы, спрятанные в потайном отделении, как неожиданную находку.

– Ну, вы должны принять во внимание, что я все это знаю только понаслышке, – закончил свои разъяснения Шреник. – Для более подробных и точных разъяснений вам лучше обратиться к этому человеку, – он записал имя и адрес на клочке бумаги, – в старом португальском квартале. Он обязательно вам поможет.

И вновь возникло впечатление, что небо стало приближаться к земле, его тяжесть отражалась в глазах прохожих. Человек колотил обмотанной культей по стеклу рядом с Томасом.

– Поехали быстрее, Томас, – сказала я.

– Не позволяйте этим людям докучать вам, мадам. Мне в голову пришло обращение Калибана из прозаической поэмы мистера Одена «Море и зеркало». Вы знаете, она ведь очень индийская по духу. Случилось так, что я выучил часть текста наизусть по библиотечной книге.

Мы остановились на красный свет, и Томас начал декламировать так, словно перед ним была громадная аудитория:

– «Не дело здесь сидеть нам, чистым и уютным...»

– Уютным? – Я перебила его, удивившись необычному выбору слова. – Вы уверены, что Оден употребил слово «уютным»?

– "...чистым и уютным, – продолжил он, не обратив внимания на мое недоумение, – наполнив животы, заняв почетнейшее место из тех, что может предложить нам этот дом, как если бы мы были в этом мире одни..." Я цитирую по памяти, мадам, но ведь как все здесь к месту, «...и не было других, кого пожрала буря или кому чужие берега ответили холодным небреженьем и враждой – не так, как нам; других, чьи тропы и пути болезнь и голод сделали кривыми».

– Томас, зеленый свет.

Одним глазом следя за дорогой, он продолжал читать:

– «...других, кто изуродован заразой или побежден восставшим и изменившим духу телом...»

При этих словах Томас громко пукнул.

– Простите, мадам. У меня слабый желудок. Ну вот, испортил все поэтическое настроение.

– Напротив, Томас. У вас получилась очень яркая иллюстрация к строкам Одена.

По словам Шреника, этот дом назывался Слоновым Домом из-за барельефов на воротных столбах. Он был похож на многие здешние городские дома богатых торговцев, и благодаря тонкой резьбе и трем ярусам широкой нависающей крыши он очень напоминал китайскую пагоду со срезанным верхом. Над крышей здания возвышалось несколько высоких пальм, что сохранились с того времени, когда здесь из них получали пальмовый сок. Что же касается рыбацкой деревни Мачча-грама, от которой произошло название этого старинного португальского квартала – Мазагаон, от нее не осталось и следа.

Не слишком презентабельно выглядел и перекупщик. Он сидел, скрестив ноги и расстегнув рубашку на груди, на циновке, тучный и оплывший. Над нами вокруг единственной сорокаваттной лампочки жужжали мухи. Время от времени наиболее отважное из насекомых приближалось к нам, кончик языка перекупщика появлялся между толстых губ, делая его похожим на лягушку, приготовившуюся схватить жертву, он поднимал свою мухобойку, и – шлеп! – еще одно крошечное мертвое тельце валяется на полу. Всякий раз, когда он наносил удар, я подпрыгивала от неожиданности.

Шреник предупредил меня, что прежде, чем мы перейдем непосредственно к делу, придется пройти определенный ритуал, но я не предполагала, что это будет нечто настолько первобытное.

Слуга открыл шкаф в старинном португальском стиле, единственный предмет мебели в комнате, за исключением жестяной коробки, стоявшей между нашими двумя циновками, и извлек оттуда несколько мешочков из выцветшей красной ткани. Я сделала глоток чая из прозрачной китайской чашечки и развязала первый мешочек. Внутри находились эротические миниатюры, демонстрировавшие характерное для дешевых местных поделок преувеличенное внимание к деталям.

– Не стоит пенисы изображать столь яркой гуашью, – заметила я. – И у женщин волосы на лобке слишком четко выписаны. И все же не так уж и плохо. – Я взглянула прямо в глаза своему экзаменатору. – Для копий.