Читать онлайн «Время АБРАКадабры». Страница 23

Противным, буро-желтым и густым.

Людей у полковника Заратустрова было мало. Очень мало. Но все они крайне быстро соображали. В структуре Спецуправления «Й» ФСБ России (произносилось, как «йот») до сих пор не было ни одного кадрового разведчика или бывшего чекиста, не считая самого полковника да нескольких кураторов региональных отделений – Уральского и Дальневосточного. Попадали в «Й» с улицы, но… после тщательного отбора.

По городам и весям России, щедро обсыпая афишные тумбы листопадом объявлений, колесили улыбчивые люди с вполне русскими фамилиями: Золотов, Дорохов, Ярославцев, Рыбалко, Гришин, Воевода – или же совсем не русскими, но звучными: Джеббер, Бейлингорди, Ясон, Байсатенгизов, Броди. Они проводили самые разные мероприятия, которые обычно назывались семинарами. Они занимались психодрамой в спортивных залах, укладывали людей на маты, заставляя дышать особым образом, погружали в сон в залах кинотеатров или же сливали нагие тела в чистой и целомудренной Тантре. Они занимались трансперсональными, мистическими, гиперзвуковыми, спарринговыми, аситуационными, хронодисперсными и прочими тренингами, смехотерапией и дыхательной гимнастикой. Они много улыбались, охотно шутили, вокруг них после любого семинара трепетала радостно возбужденная толпа. Участники семинаров в обязательном порядке сдавали проворным спутникам заезжих богов символические, копеечные суммы оплаты и ксерокопии паспортов или свидетельств о рождении, на худой конец. Зачем? Да никто и не спрашивал.

А через несколько дней, когда очередной кудесник согласно газетным сообщениям уже покидал город, в квартире у одного-двух человек из сотни, если не тысячи бывших участников раздавался телефонный звонок. Или его встречали на входе в родной вуз. Или же особо недоверчивым звонили их лучшие друзья и немедленно приглашали на вечеринку с шашлыками по неизвестному адресу. А там уж составить разговор для профессионалов труда не представляло. Технику общения мастера Спецуправления «Й» знали в совершенстве. Отбирали не тех, кто умел быстро бегать или обладал зоркостью молодого орла. В Волгограде, например, вежливые люди нагрянули в дом девушки, прикованной к инвалидной коляске ДЦП. В Красноярске в автомобиль с грязными, а потому нечитаемыми номерными знаками сели две слепые от рождения сестры, трогательно держась за руки. В Екатеринбурге собеседником «йотовцев» стал молодой парень, безногий инвалид, контуженный в голову под Урус-Мартаном. Были и здоровые, совершенно классического вида «ботаники» или девушки со странным, нездешним взглядом, но таких обычно оказывалось меньше.

И все они обладали какой-нибудь, часто запредельной – поэтому скрываемой от окружающих! – способностью: кто-то видел сквозь стены, кто-то двигал предметы силой мысли, кто-то взглядом кипятил воду в стакане, а кто-то считал быстрее суперкомпьютера.

Им кратко рассказывали об истории службы «Й», созданной одним из бывших кремлевских генералов при старом и немощном президенте. Имя этого генерала помнили только заядлые читатели политических передовиц, а те, кто услышал в первый раз, так ничего и не понимали. Всем предлагалось поработать… нет, не на благо Родины, а, как было принято тут говорить, на благо «мирового позитива». Самых недоверчивых отвозили в некий дом в центре любого крупного города – Самары или Новосибирска, Киева или Иркутска – обязательно замшелый и запущенный. Золотые жуки аббревиатур, ползущие по черным вывескам, сообщали о расположении в домах организаций с диковинными, скучными названиями, будто позаимствованными у Ильфа и Петрова с их «Фортинбрасом при Умслопогасе». Но под осыпавшейся штукатуркой, за пахнущей мочой дверью обнаруживался зачастую хорошо отделанный коридор; затем лифт, бесшумно опускающий прибывших на глубину, явно большую, чем глубина метро; а потом они попадали в огромный зал, где на столах мерцали тонкие листочки мониторов суперсовременных машин, уютно пахло хорошим, свежезаваренным кофе, булочками, а иногда – табачным дымом дорогой сигары.

На одной из стен, как правило, всегда зеленели огромные жидкокристаллические экраны: карта страны и соответствующего региона. А на картах перемигивались, словно точки на звездном небе, светлячки – белые, красные и холодно-голубые огоньки. Голубых огоньков было всегда ощутимо больше, и они медленно перемещались по экранам-картам, а красные чаще всего сбивались кучками, в основном ближе к границам. Редко кому приходилось пояснять, что красные – это «наши», а голубые – наоборот. Обычно новички стояли, совершенно завороженные этой картиной, и уже в глубине их души созревал ответ: да, они согласны, они вольются в тайное сообщество йогов (магами своих тут не называли), получат, как книжные Джеймсы Бонды, несколько нулей к номеру, разрешающих выполнение чудес, пройдут спецподготовку. Ответ вызревал именно у карты. И за всю историю спецуправления «Й» только один новенький, круглоголовый, низенький и накачанный паренек ткнул пальцем в точку на карте, вначале не очень заметную, и негромко спросил утверждающим тоном:

– Главный центр, да?

Он показывал пальцем на увеличенный фрагмент территории Москвы, примерно между Васильевским спуском и зданием гостиницы «Россия». Стоящий за спиной паренька полковник Заратустров и худой полковник из Екатеринбурга переглянулись загадочно. Помолчав, Заратустров мягко ответил:

– Там – ГЛАВНЫЙ НАШ ЙОГ. А ты, сынок, как думал?

Больше этого круглоголового и лопоухого никто не видел. Только через пару дней вылетел с военного аэродрома спецборт в Москву, а еще через неделю родным лопоухого, уже обзвонившим все морги, курьер доставил официальную бумагу с гербом, в которой говорилось, что юноша зачислен в состав слушателей Президентской Академии кадрового резерва и, в силу технических причин, вынужден приступить к занятиям немедленно. Мол, проживает юноша в городе Москве, в режимном общежитии на полном пансионе, получает стипендию, размер которой мгновенно снимал у родных все тревоги, и по окончании Академии подлежит обязательному устройству на работу в органы госвласти.

Поэтому среди сотрудников «Й» почти не было брюхастых, с животами-мозолями, ушлых майоров, капитанов с красными от водки носами и грузных, невнятных подполковников. Вернее, были и лейтенанты, и капитаны, и майоры, но молодые, загорелые, а иные едва тянувшие на студента-второкурсника, с сережками в ушах, пирсингом в носах или пупках, в рэпперских штанах, байкерских косухах или же хиппарских разодранных джинсах. Они веселились на вечеринках, отбивали танцполы клубов, участвовали в КВНах. Изредка исчезали из дома: то на областные интеллектуальные игры, то на сплав по Катуни, то за границу по программе студенческого обмена, либо как члены загадочного стройотряда, о котором в их родном вузе знали только то, что такой вроде как проходит по документам профкома. Возвращались домой смертельно усталые, с синими кругами под глазами. А если бы в их отсутствие кто-нибудь позвонил по указанному контактному номеру, то трубку бы снял один из кураторов территориального отделения… и объяснил все в лучшем виде.

В Новосибирске таких кураторов было трое: сам Заратустров, улыбчивая, обаятельная женщина-астролог Элина Альмах и невысокий, с выправкой и усиками жандармского ротмистра, практикующий экстрасенс Игорь Горский.

Сейчас к дому на улице Профсоюзной подъехал почти новенький зеленый «Москвич» модели, в народе ласково названной «кАлека», – машина, вполне подобающая ее хозяину, седоватому невзрачному полковнику с простым армейским лицом, одетому в коричневый офицерский плащ-пыльник без погон.

Домик этот примыкал к зданию Речного училища, подъезд которого увенчивали два морских трехлапых якоря. На самом деле Речное училище квартировало в помещениях бывшей Ново-Николаевской каторжно-пересыльной тюрьмы, к двум этажам которой в двадцатые пристроили еще три сверху – и кладка выдержала! Из того же кирпича, с налетом вековой темени, был сложен и двухэтажный домик в отдалении – бывший особняк коменданта тюрьмы. На подъезде его вывеска сообщала о том, что тут находится Хозуправление второй базы Жилкоммунхоза. Впрочем, никто никогда не видел оживления у этого подъезда, лишь иногда крутился там ополоумевший снабженец или иной хозяйственник; покрутится да уйдет ни с чем. База исправно платила за свет, воду и тепло, а больше ничего государственным органам не было нужно.

Заратустров, на ходу расстегивая пыльник, поднялся по ступеням, сунул два пальца в какую-то щель двери, не боясь быть прижатым, и та распахнулась мягко, на суставчатых рычагах. Полковник исчез за ней, а там прошел по коридорчику, и лифт с тихо закрывшимися дверями понес его в преисподнюю. Вышел же Заратустров глубоко внизу – этажа на три ниже линии Новосибирского метро.