Читать онлайн «Рыба, кровь, кости». Страница 29

Должно быть, я молчала очень долго, поскольку осознала, что все трое смотрят на меня.

— Простите, что вы сказали, доктор, то есть профессор Гершель?

Который из них?

— Пожалуйста, называйте меня Кристиан или Крис. Я говорил, что вам, возможно, было бы небезынтересно взглянуть на кое-какие данные, собранные Джеком об этом маке.

— О да, конечно.

За исключением блокнота с рисунками, исписанного на языке, который даже Бен не смог определить (он считал, что больше всего это похоже на восточно-тибетский), материалы Джека в основном состояли из технических рисунков, сделанных в девятнадцатом веке; они относились в опытам, проводившимся с маком сперва на фабрике Флитвуда, а позже в Калькуттском ботаническом саду. Рисунки выполнили несколько туземных художников и ботаников, и все они не оставили своих имен, заявил Джек. Это мне показалось странным, потому что я заметила крошечные инициалы «АР», вплетенные в рисунок шести акварелей, которые мне понравились больше всех.

— Кто такой «АР»? — спросила я Джека, зная, впрочем, что даже и без этой почти невидимой подписи я смогу узнать смелую руку и уверенные мазки этого художника, если увижу их снова.

— «АР»? — переспросил Кристиан. — Где? Покажите.

— Понятия не имею, — отрывисто бросил Джек, словно я в чем-то несправедливо его обвинила. — Это часть серии научных рисунков, которые я отыскал, пока исследовал опиумные алкалоиды в Калькутте.

— Но они не совсем научные. Вот здесь на этом рисунке смешаны два разных цветка с разными периодами цветения, но общей корневой системой.

В ответ Джек смерил меня таким надменным взглядом, какого мое замечание явно не заслуживало.

— Художники, следовавшие индусской и могольской традициям Индии, как эти, редко делали различия между прошлым и настоящим, — сказал он. — Во всяком случае, до тех пор, пока их не переучили новые британские хозяева.

Я пригляделась к другой картине АР, еще менее научной. Сад на бумаге, такой же великолепный, как те, что мы с Салли видели в Кью, изображал фрагмент могилы, почти скрытой под зелеными маками.

— В этом месте погребена любовь великого могола Джахангира, Hyp Джахан, — мягко сказал Бен, сбрасывая вдруг шутовскую маску, с которой не расставался весь день. — Женщина, пришедшая к власти благодаря пристрастию своего мужа к опиуму и которая прославилась не только как политик, но и как поэт.

— И это говорит тератолог, — заметил Джек.

Бен улыбнулся.

— Ну да, это дивная сказка. Вы знаете, что Hyp Джахан сама придумала надгробия себе и Джахангиру? И на своей могиле — той, что нарисовал этот художник, — она велела высечь эпитафию, которую написала себе сама. Мольба о безвестности. — И он медленно прочел стихи, будто сам сочинял их на ходу:

Пусть над могилой, что мой прах хранит,

Жасмин не зацветет, фонарь не возгорит,

Пусть пламя бледное, неровное свечи

Не осенит ее безмолвия в ночи,

И птицы певчие, что поутру звенят,

Не скажут миру: больше нет меня.

— Всегда имеет смысл написать свою собственную эпитафию, — сказал Джек.

Следуя за моим высоким родственником на обратном пути в офис Гершеля, я надеялась завязать что-то вроде личного разговора, но застать его наедине мне удалось, лишь когда он вышел на улицу покурить, а я присоединилась к нему. Моя хитрость, кажется, пришлась ему не по нраву. Еще меньше удовольствия он выразил, когда я принялась расспрашивать его о том, как он впервые заинтересовался опиумным маком. Прежде чем ответить, он потушил сигарету и взял следующую.

— Опиум имеет долгую историю в нашей семье, разве вы не знали? — Его напряженное лицо слегка расслабилось. — Особенно со стороны Флитвудов.

— Я смогу больше выяснить о Флитвудах в Индии? — быстро спросила я, чувствуя себя назойливым терьером, хватающим за пятки. — Я думала поехать сначала туда — в Калькутту то есть — и покопаться там в архивах, а потом подъехать к вам в Калимпонг. То есть если я решу присоединиться к экспедиции.

— Вам могут не понравиться те Флитвуды, которых вы откопаете.

— Что вы хотите сказать? — Меня-то как раз беспокоили Айронстоуны, семья Джозефа. Но я не могла сказать этого Джеку. — Многие люди интересуются своей семейной историей, какой бы она ни оказалась.

Он уронил сигарету на землю и аккуратно растер окурок ногой.

— Ваш отец ведь не испытывал такого интереса, не так ли? И сказать по правде, история всю жизнь угнетала меня, как других угнетает погода. — Он, казалось, издевался над моим восторгом. — Давайте, раскапывайте семейное древо Флитвудов, Клер, и вы найдете там опиум, опиум и еще раз опиум.

— Но разве это по-своему не увлекательно — торговля опиумом?

— Вы смотрите на это романтически. Возможно, спустя сотню лет люди будут думать то же самое о торговле героином.

— Нет, ну, героин и опиум — это не одно и то же.

— Да ну?

Джек сказан, что может сообщить мне все, что нужно знать об опиумных корнях, «корнях семьи Флитвудов. Сэкономлю ваше время». Он заявил, что знает эти факты как свои пять пальцев.

Факты: большинство тех художников, писателей и поэтов (не говоря уже о сельских жителях и проститутках), что сформировали наше романтическое представление о восемнадцатом и девятнадцатом веках, время от времени до одури накачивались наркотиками. В школьную программу включили их книги, но не их источник вдохновения.

Факты: по субботам среди болот Норфолка опийную настойку расхватывали на ура. В девятнадцатом веке все знали, что в субботу начнется веселье.

Факты: с Гражданской войны в Америке солдаты вернулась наркоманами, употреблявшими морфий, опийную настойку и опиум. Наркотики избавляли от поноса и не давали крови приливать к голове. В книгах по истории этого никогда не писали. Не писали и о лете 1971-го, когда военные медики подсчитали, что почти тридцать семь тысяч военнослужащих во Вьетнаме принимали героин. Настоящие лихие вояки. У тех, кто вернулся домой, в воспоминаниях о войне зияли черные дыры.

Помести дым опиума под микроскоп, сказал мне Джек. Это возможно. И ты найдешь Ксанаду.

— О чем вы? — спросила я. — Хотите сказать, ваш рассказ как-то связан с экспедицией?

— Я хочу сказать, мы все еще не уверены в том, что именно вызывало измеримое наслаждение у испытуемых Флитвуда — хлорофилл или опиаты. Мы не знаем, отчего прекратились исследования мака — из-за смерти Флитвуда в тысяча восемьсот восемьдесят восьмом году или по другой, более зловещей причине.

Сначала мне надо понять, что такое опиум, объяснил Джек.

— Забудьте обо всех этих мекониевых, серных и молочных кислотах, смеси Сахаров и белков. Настоящее значение имеют алкалоиды, вещества настолько сложные, что никто не может объяснить, почему их производят такие незамысловатые растения, как мак. Странные соединения, часто галлюциногенные, нередко токсичные. Присутствие в растениях алкалоидов остается загадкой. Кто-то считает, что они таким образом отпугивают животных и насекомых.

— Но некоторые насекомые способны усваивать высокотоксичные алкалоиды, — продолжал Джек, почти улыбаясь. — Возможно, насекомым даже нужны токсины, чтобы выжить. Такие вот сложные симбиотические отношения.

Отношения людей с алкалоидами определяются таким же симбиозом. Кофеин, никотин, хинин, стрихнин, мескалин, кодеин — этот список можно продолжать до бесконечности; с одной стороны польза, с другой — вред.

— И потом, этот любимец семьи Айронстоунов — морфин, из которого мы получаем героин. — Джек не дал мне возможности спросить, что он имел в виду. — Какие свойства морфин разделяет со всеми алкалоидами? Он содержит азот — и у него горький вкус. Изучите историю опиума, если желаете узнать побольше о нашей семейной истории, горькой истории. Вы увидите, что я не первый в роду, кто занимается маскировкой дурных запахов. Когда Ост-Индская компания нуждалась в посредниках для незаконной перевозки опиума в Китай — чтобы, как говорили владельцы, не «навлечь позор» на нее «участием в недозволенной торговле», — Флитвуды вызвались одними из первых. Ранняя форма отмывания денег. Настоящие работники прачечных, вот кто они были, эти предшественники торговцев оружием и фармацевтических компаний, позволяющих нашему правительству не пачкать руки.

С одной стороны кости, а с другой — наркотики. Таково было наше наследие, если верить Джеку.

Я смотрела, как летние поля юго-восточной Англии расстилаются за окном поезда, словно новое лоскутное одеяло на старой кровати; укрощенный пейзаж, где «зеленые участки» были только ресурсами для строительных компаний, где каждая дорога намекала на разделение собственности: это ваше дерево, а это мое. В той дикой местности, которую описывал Джек, нам придется мыться в холодной воде, неделями не менять одежду; мы будем подниматься из субтропических долин, заросших гигантскими папоротниками, пробираться сквозь десять тысяч футов рододендроновых зарослей на горные перевалы, где альпийские цветы уменьшились от недостатка кислорода, а потом вновь спускаться в умеренные луга, утопающие в яблонях, абрикосовых и ореховых деревьях. Каков он на запах, на вкус, этот высокогорный тонкий воздух?