Читать онлайн «Рожденные убивать». Страница 68

Это была книга.

Книга, сделанная из кожи и костей.

Книга была примерно 35 сантиметров в длину и 15 в ширину. Шесть малых костей горизонтально пересекали корешок в виде трех равноудаленных друг от друга звеньев, каждое из которых состояло из двух костей. Они слегка пожелтели и были покрыты каким-то составом, который придавал им блеск в лучах солнца. Я не уверен, но мне показалось, что это были кончики реберных костей. Они казались гладкими на ощупь, по сравнению с текстурой материала, который они скрепляли. Обложка книги была прокрашена в глубокий красный цвет, сквозь который проступали линии и морщины. В левом верхнем углу чернела родинка.

Это была кожа человека — высушенная, сшитая в полотно из кусочков стежками из сухожилий и кишок. Осторожно коснувшись пальцем переплета, я почувствовал не только поры и складки кожи, использованной для его изготовления, но и форму костей, образовавших раму, на которую это все было натянуто. Похоже, это были лучевая и локтевая кости и, может быть, еще куски ребер. Все это создавало ощущение, что книга сама по себе когда-то была живым существом, которому теперь не хватало только плоти и крови, чтобы вновь ожить.

Ни на переплете, ни на корешке не было никаких надписей, никаких указаний на то, что может быть внутри. Единственной меткой оказалась иллюстрация на обложке, выполненная в янсенистском стиле, с повтором одного мотива во всех четырех углах. Это был рисунок — паук, вдавленный в золотой лист, с восемью лапками, сжимающими золотой ключ.

Кончиками пальцев я открыл книгу. Корешком служил фрагмент позвоночника, кости его соединялись с помощью золотой проволоки — это, кажется, был единственный материал, использованный при изготовлении этой книги, который не имел отношения к телу человека. Страницы крепились к корешку с помощью сухожилий. Изнутри обложку не протравливали, и была заметна разница в пигментации кусочков кожи, использованных для переплета, что позволяло легче отличить один от другого. Из середины корешка свисала закладка, сделанная из полосок человеческих скальпов с волосами, заплетенными в косички.

Здесь было около тридцати страниц разного размера. Две или три состояли из единого куска кожи, вдвое превышающего размер книги. Они были сложены пополам и вставлены в корешок так, чтобы получался разворот из двух страниц. Другие страницы были изготовлены из кусков кожи, тщательно скрепленных между собой стежками; некоторые из этих кусочков не превышали по длине и ширине пяти-семи сантиметров. Листы оказались разными по толщине: один из них был таким тонким, что сквозь него просвечивала моя рука, но остальные — гораздо плотнее. Большинство кусков выглядели как кожа, снятая с нижней части плеча, хотя на одной странице обнаружилась странная впадина — пупок, а на другой — сморщенный сосок. Так же, как и при изготовлении пергамента из кожи овец или коз, одна сторона кожи была тщательно выскоблена, и с нее удалены все волоски, а другая оставалась практически необработанной. Гладкая сторона использовалась для иллюстраций и текста, хотя на двойных страницах разворотов рисунок и текст занимали только правую сторону листа.

Все страницы, написанные красивым почерком с узорными начальными буквами, представляли собой отрывки из Откровения Иоанна Богослова. Некоторые были полными главами, другие — только цитатами, связанными по смыслу с темой иллюстраций. Стиль букв исходно относился к школе Каролингов, одной из версий прекрасного четкого письма, сформировавшегося под влиянием ученого англосаксонского происхождения Алькуина из Йорка, с присущими ему наклонными буквами и четкими простыми линиями для достижения большей разборчивости. Фолкнер при работе старался обойти места, в которых были естественные складки, дырки или царапины, а иногда маскировал их подходящими буквами или орнаментом. Заглавные буквы на каждой странице были унциальными, без острых углов и завитушек, каждая из них на пару сантиметров возвышалась над остальными, прописанными ровными рядами по линеечкам, нанесенным простым карандашом. Гротескные фигуры людей и зверей располагались у нижней части каждой такой буквы и вдоль вертикальных линий.

Но не эти буквы, а сами иллюстрации привлекали внимание в первую очередь. В них были заметны мотивы офортов Дюрера и Дуве, Блейка и Кранаха, более поздних художников: Герга, Мейднера и Масерила. Это не были копии с оригинальных иллюстраций, это были вариации на тему. Некоторые написаны яркими красками, другие — сажей, смешанной с чернилами, чтобы изготовить такую смесь, которая, застывая, выступала над поверхностью листа. Один из видов Пасти Ада, срисованный из Винчестерской Псалтири, украшал первую страницу: сотни тощих тел, скрученных в чем-то, похожим на гигантский рот чудовища — наполовину человека, наполовину рыбы. Зеленоватый оттенок, добавленный в рисунок человеческих тел, создавал впечатление, что они выступают из кожи, на которой написаны, а чешуйки чудища были раскрашены, каждая в отдельности, оттенками синей и красной краски. В другом месте я увидел четырех Всадников Апокалипсиса Кранаха, выписанных красным и черным; Жатву мира Бургмайера — в зеленых и золотых тонах; образ паукообразного чудовища, вдохновленный полотнами Эдуарда Георга и подписанный цитатой: Зверь, выходящий из бездны, сразится с ними, и победит их, и убьет их. Здесь, на фронтисписе, была и вариация на тему Апокалипсиса работы Дуве (1555 г.), выписанная во всех деталях и изображающая святого Иоанна стоящим у врат большого города в окружении символов смерти, включая лебедя со стрелой в клюве.

Я пролистал всю книгу вплоть до последней иллюстрации, которая сопровождалась цитатой из Апокалипсиса 10:10: И взял я книжку из руки Ангела и съел ее; и она в устах моих была сладка, как мед; когда же съел ее, то горько стало во чреве моем.

Эта иллюстрация была подражанием Дюреру и также изображала Иоанна Богослова с мечом в руке в тот момент, когда он ест копию книги, которую я держал сейчас в своих руках, с костями позвоночника в корешке и пауком, держащим ключ в лапах, которого святой отправлял в рот. Ангел наблюдает за ним, ноги небожителя в виде колонн охвачены огнем, а голова подобна солнцу.

Фигура святого Иоанна была написана черной тушью, и его усилия были отражены очень точной прорисовкой выражения лица. Это был портрет Фолкнера — такого, каким он был в молодости и на фотографиях в газетах, опубликованных сразу после находки массового захоронения на севере штата. Я видел все тот же высокий лоб, те же впалые щеки и почти женский рот, те же прямые темные брови. Он был облачен в белый плащ, левая рука с мечом поднята к небу.

Фолкнер изобразил себя на всех иллюстрациях. Он был и одним из Всадников Апокалипсиса, и Пастью Ада, и святым Иоанном, он был чудовищем. Фолкнер — судящий, истязающий, пожирающий, убивающий, создавший книгу, которая стала свидетельством жестокой кары и сама по себе была этой карой. Она раскрывала правду о своем создателе: тщеславие и насмешка над тщеславием, произведение высокого искусства и работа каннибала. Это было делом всей его жизни, и началось оно, когда проявились человеческие слабости его последователей, и он отвернулся от них, уничтожив их всех с помощью своего выводка: сначала мужчин, потом женщин и, наконец, детей. Так он начал, так же и продолжал долгие годы, и его падение стало основой этой чудовищной книги.

Внизу каждой страницы, в правом углу, как сноски, стояли имена. Страницы, созданные из целого куска кожи, были подписаны одним именем, а те, которые были сшиты из кусочков, подписаны двумя, тремя, а то и четырьмя именами. Имя Джеймса Джессопа стояло на третьем фрагменте кожи, его матери — на четвертом, а его отца — на пятом. Остальные Арустукские баптисты тоже стали сырьем для большинства страниц книги, но здесь попадались и другие имена — я их не знал; судя по цвету чернил на коже, некоторые из них были относительно недавним пополнением. Имени Элисон Бэк среди них не было. Не было и Аль Зета, Джосси Эпштейна и Мики Шайна. Они все будут добавлены сюда позднее: как только книга возвратится к своему владельцу, он внесет сюда и Грэйс Пелтье, а может быть, и меня тоже.

Я снова вспомнил Джека Мерсье и книгу, которую он показал мне в своем кабинете: три полосы на корешке, изготовленные из золота, теперь превратились в кости. Такой мастер, как Фолкнер, просто не мог позволить, чтобы обожаемая им книга была просто украдена. И копия, подаренная Картеру Парагону, подтверждала это. Только теперь я понял, что у Фолкнера была гораздо более глубокая идея: создать текст, форма которого в точности бы отражала его содержание, книга о проклятии, сделанная из тел проклятых, письменный отчет о свершении Суда, созданный из останков осужденных.