Читать онлайн «Лед Бомбея». Страница 38

– А что произошло в день ее гибели?

– Я помню это чисто кинематографически: кадры, диалоги не очень точно. Дайте подумать... Майя сделала несколько очень плохих дублей с Нони, игравшей Миранду и Аннапурну, богиню изобилия и плодородия. Калеб изобразил ее крестьянской девушкой, несущей молоко, переливающееся через край, и с черпаком в руках, так, как она изображается в небольших махараштрийских алтарях. Нони сказала что-то оскорбительное в адрес своей партнерши, и Майя в ответ дала ей такую пощечину, что оставила красный след, такой же яркий, как на старых стенах, у которых вдовы совершали сати после смерти своих мужей. Она бросала ненавидящие взгляды то на Проспера, то снова на Нони и кричала: «Так что, мне сказать ей? Сказать?» Как видите, это была жуткая истерика. В конце концов Проспер попросил, чтобы ее увели со съемочной площадки.

– Нони. Это дочь Калеба Мистри. Истерика имела какое-то отношение к любовной связи Проспера с нею?

– Вы все это записываете? – Он наклонился, чтобы взглянуть на мой магнитофон. – В то время создавалось впечатление, что во всем этом есть какой-то больший смысл.

– А Шома Кумар? Она к этому какое-нибудь отношение имела?

– К тому времени милашка Шо уже окручивала мужа какой-то другой женщины.

– И потом Майю убили?

Бэзил отрицательно покачал своей массивной головой.

– Многие так думают, но лично я полагаю, что бедняжка сама свела счеты с жизнью. К следующему фильму она уже просто не способна была бы стать даже закадровой певицей, даже предоставить свой голос какой-нибудь молоденькой красотке. К моменту самоубийства она потеряла практически все, что когда-то делало ее великой Майей Шармой. Неужели вы не понимаете?

– Мне бы хотелось посмотреть сценарий Калеба.

– Первоначальная версия была отброшена много лет назад, моя милая девушка. Причин, которые сделали возможным тот сценарий, больше не существует, так же, как и тех актеров, кроме меня. Уверен, что Проспер сможет предоставить вам копию или позволит заглянуть в книжку, которую он именует своим съемочным дневником. Ту самую, которую мы называем его «Атхарва-Ведой». – По выражению моего лица он понял, что это слово мне ничего не говорит. – «Атхарва-Веда» – Тайная книга браминов, сродни запретным книгам древних колдунов и алхимиков. Насколько мне известно, Проспер очень ревностно относится к ней и никому не дает ее, но вы же все-таки член семьи... В ней он хранит самые разные интересные вещи: мысли по поводу эпизодов фильма, наброски сценариев, фотографии актеров, различные сведения по истории бурь и ураганов и текст шекспировской «Бури». – Он внезапно замолчал. – Странно, но ваше лицо мне определенно кого-то напоминает.

– Я очень похожа на сестру.

– На Миранду? Нет, вы напомнили мне кого-то еще. Чудовищно! Вот так начинаешь терять память.

– Томас, – спросила я, – у вас здесь есть какое-нибудь место, где продают и покупают старинные монеты?

– Самое лучшее место для сбыта и приобретения контрабандных вещей – это Маттон-стрит в Чор-Базаре – «Воровском рынке». Там вам могут продать детали от ваших собственных украденных часов, настолько квалифицированы тамошние карманники. Вся улица битком набита антиквариатом.

В этот момент он объезжал грузовик с бананами и на какое-то короткое, но ужасающее мгновение мы выехали на полосу встречного движения, и казалось, весь Бомбей всей своей грандиозной массой мчится на нас.

– Есть еще рынки «Джавери» и «Дагина», на которых тоже торгуют золотом и серебром, – сказал он, когда мы снова встроились в нужный ряд. Автомобиль при этом задел вокзального носильщика в красной куртке с металлическим диском на рукаве – форма тех, кто работает на вокзале Виктория, – но он засеменил дальше как ни в чем не бывало, покачивая мешком с бананами размером с сигарильо. – Но в вашем случае, мне кажется, нам следует отправиться на улицу Мохаммеда Али, которая ведет к пристани Масджид, самому большому рынку специй в Индии. На правой стороне улицы торгуют специями, на левой – брильянтами. Единственная улица в Бомбее, которую метут и чистят шесть раз в день. – Одной рукой он порылся в своей сумке и достал оттуда визитную карточку с картой на обратной стороне. – Я знаю одного человека. Он вам как раз подойдет. Этот парень полдня – брильянты, а полдня – золото.

– Ни минуты в этом не сомневалась, – сказала я.

Рыночные улицы рядом с улицей Мохаммеда Али были забиты ручными тачками, велосипедами, домохозяйками с жуткого вида громадными черными зонтами, уличными торговцами с механическими тайваньскими собачками, лотерейными билетами, свежим кешью из Кералы и розовым маслом из Кашмира.

Я плечом оттолкнула совсем беззубого человека, пытавшегося продать фотографию Роджера Мура с автографом, и споткнулась о сидевшего на тротуаре мальчишку, предлагающего почистить прохожим уши с помощью набора металлических приспособлений, которые очень напоминали инструментарий для ремонта машины. С цветастой скатерти дантиста, работавшего под открытым небом, мне улыбнулись несколько белоснежных искусственных челюстей, сам же дантист, когда я показала ему визитную карточку ювелира, сверкнул в ответ безупречным рядом золотых моляров.

– Да, да, мадам.

Он указал в сторону еще большего скопления людей. И тут я ощутила аромат – смесь куркумы с имбирем. И последовала к источнику этого запаха, проходя мимо нищих, подобно уличным псам рыскающих по тротуару в поисках микроскопических осколков драгоценных камней. В Бомбее, городе мусора, эти отбросы торговцев брильянтами были самыми ценными.

Я нашла ювелира за накрытым бархатом столом, стоявшим позади его лавки. Томас сообщил мне, что Шреник – джайн из Гуджарата, так же, как примерно пятьдесят процентов торговцев золотом и драгоценными камнями на рынке.

– Чем могу помочь? – спросил он, отрывая глаза от старого каталога «Сотбис». – Обручальное кольцо?

– Я хочу, чтобы вы оценили одну золотую монету.

– Может быть, мы вначале выпьем чаю, как раз то, что нужно в столь омерзительно жаркий день. – Он жестом отправил за чаем мальчишку, сидевшего на корточках перед лавкой, после чего вставил в глаз увеличительное стекло и протянул руку. – Монету, пожалуйста.

Он несколько раз повертел ее перед своим увеличительным стеклом, взвесил на крошечных весах, затем снял книгу с полки над столом, отодвинув в сторону подборку нью-йоркских, франкфуртских и лондонских каталогов, наверное, за целое десятилетие, положил мою находку на разворот книги с изображением старинных монет и что-то пробормотал.

– Значит, она фальшивая, – сказала я.

– Нет, эта монета – настоящая. Видите имя Джахангира? Это – одна из монет, которую он отчеканил в 1602 году, чтобы утвердить свое единовластие после захвата им Аллахабада и свержения отца. Незадолго до того он приказал убить всех своих родственников мужского пола, а также придворного историка своего отца.

– Весьма привлекательная личность.

– О да! Великий меценат и покровитель искусств, Джахангир, как утверждают, с большого расстояния мог отличить подделку от настоящей вещи. В своих воспоминаниях он писал: «Если мне покажут картину с множеством портретов на ней и каждое лицо будет творением разных мастеров, я сумею определить, кисти какого из них принадлежит любое из этих лиц, и не только лицо, но и глаз, и бровь». Так же, как мать узнает своего ребенка из тысячи других детей.

Вернулся мальчишка с подносом, на котором стояли маленькие стаканчики с чаем. Отхлебывая этот восхитительный напиток с небольшим добавлением молока, столь типичный для Гуджарата, я почувствовала ностальгию по Керале, где торговцы всегда угощали маму своим любимым чаем, когда она приходила к ним за покупками.

– Можно мне посмотреть эту книгу? – попросила я. Передо мной лежала книга со знакомым названием «Изобразительное искусство Индии и Пакистана», опубликованная Индийским обществом охраны памятников.

– Незаменимая книга для всех серьезных исследователей индийских произведений из золота и бронзы, а также из камня, – пояснил торговец. – Обратите внимание на качество фотографий и на точные сведения относительно размеров и веса рядом с каждым предметом. Очень полезная вещь для установления подлинности.

– Здесь в Бомбее существует какой-нибудь рынок по торговле фальшивыми золотыми монетами? – спросила я. – Или настоящими?

Торговец бросил на меня хитрый взгляд своих желтых глаз.

– В основном торгуют старинными монетами, да и то не очень широко, часто для отмывания денег. Золотые медали и мелкие бронзовые изделия – это совсем другое дело. Очень выгодно. Лучше всего вывозить крупными партиями в Европу или США.

Он сказал мне, что, несмотря на все правила, о которых мне говорил Ашок, даже достаточно крупные исторические ценности легко ускользают из-под всевидящего ока Индийского археологического общества. Вы покупаете какую-нибудь мебель с потайным отделением – старинный семейный сундук из Раджастана или платяной шкаф из Гоа, – что-то достаточно старое, но не настолько, чтобы требовалась специальная бумага, удостоверяющая отсутствие исторической ценности, заполняете потайной ящик более мелкими произведениями искусства и отсылаете все это за границу. Оплата производится по общему объему. При грандиозности экспорта из бомбейских портов местные чиновники просто не в состоянии за всем уследить. Фокус состоит в том, чтобы представить потенциальному западному покупателю предметы, спрятанные в потайном отделении, как неожиданную находку.