Читать онлайн «Ниндзя». Страница 30

Несколько минут они бродили вдоль озера. Холодная синева оттеняла нежные бело-розовые цветы. По воде плавали игрушечные кораблики; их белые паруса надувались ветром, и маленькие капитаны радостно бегали за ними у самой воды.

— Однако самураи так легко не сдались, — прервал молчание полковник. — Эти крохотные, уверенно движущиеся вперед кораблики напомнили ему изящные средневековые гравюры. — Большинство из них открыто сопротивлялись, а потерпев поражение, стали объединяться в союзы. Самый крупный из таких союзов назывался Гэньёся — Общество Темного Океана. Появлялись и более мелкие, как, например, Кокурюкай — Общество Черного Дракона. Эти реакционные союзы весьма активны и сегодня — они исповедуют идеи империализма и японского господства на азиатском побережье.

Так вот, общество Гэньёся возникло в Фукуока и базируется там до сих пор. Впрочем, здесь нет ничего удивительного — этот район Кюсю ближе всех к материку.

Николас подумал о монгольских нашествиях и о том оголтелом национализме, который они должны были породить. Это заставило его вспомнить о Сацугаи.

Они присели на скамейку возле воды. На противоположном берегу озера резвился мальчуган со связкой разноцветных воздушных шаров, а дальше, высоко над верхушками деревьев, на фоне неба вырисовывался зыбкий силуэт коробчатого воздушного змея в виде огнедышащего дракона.

— Когда им не удалось открыто свергнуть режим Мэйдзи, члены общества предприняли попытки подорвать его изнутри. Это были умные люди. Они понимали, что новым властям для индустриализации страны не обойтись без экономической экспансии. Это означало дальнейшую колонизацию Китая.

Внедрившись в официальные политические структуры нового японского общества, люди Гэньёся вербовали союзников среди высших правительственных чиновников. Главной мишенью они избрали Генеральный штаб, где реакционная философия была скорее правилом, чем исключением.

Всеобщие выборы 1882 года помогли представителям Гэньёся.

Они заключили сделки со многими политиками, обеспечивая им сохранение занимаемых постов и подучив взамен уверения в том, что будет проводиться империалистический внешний курс Чтобы добиться своего на выборах, члены общества наняли провокаторов и разослали их во все округа для запугивания избирателей; нередко дело доходило до драк и поножовщины.

Мимо прошли два офицера американской армии с семьями. Они с достоинством носили свою форму, ступая твердо и уверенно, как и подобало славным завоевателям. Наверняка они видели, что происходит вокруг, но вряд ли хоть что-нибудь понимали.

— По мере воплощения этой политики и расширения экспансии в Маньчжурии и Шанхае росли заморские аппетиты японских бизнесменов. Экономика развивалась невиданными темпами, и в ее недрах родились четыре промышленных гиганта дзайбацу.

— Значит, Кансацу был прав, когда говорил, что экономика сыграла в развязывании войны не меньшую роль, чем милитаризм, — задумчиво заметил Николас.

Полковник кивнул.

— С точки зрения Запада, Япония была во многих отношениях отсталой — об этом позаботились Токугава. Но в то же время, они лучше других понимали дух своей страны. Боюсь, как раз этого недоставало Макартуру. Разумеется, он был достаточно умен, чтобы не тронуть императора, хотя повсюду раздавались требования судить его как военного преступника. И дело не в том, что император всячески помогал американцам после войны. Просто Макартур прекрасно понимал, что любая попытка лишить его трона ввергнет Японию в беспредельный хаос: на это не решались даже могущественные сегуны.

Американцы с самого начала поддерживали миф о том, что Японию втянули в войну генералы. — Он облизал липкие пальцы и достал трубку. — Но все далеко не так. Это дзайбацу загнали страну в угол, единственным выходом из которого стала война.

— Но что же японский народ? — спросил Николас. — Наверняка он не хотел войны.

Полковник сжал губами трубку, не зажигая ее. Он посмотрел вверх, где мягко качались тяжелые от цветов ветви.

— К несчастью, в этой стране народом помыкали на протяжении многих веков. Слепое подчинение — императору, сёгуну, даймё — вошло в кровь. — Он сидел выпрямив спину, слегка повернувшись к сыну и поддерживая рукой трубку. — Поэтому нет ничего странного в том, что накануне войны антивоенные настроения не проявились с достаточной силой. Более того, Социал-демократическая партия, открыто занявшая антивоенную позицию после вторжения в Маньчжурию, на выборах 1932 года потеряла значительную часть избирателей. Голос крохотной, но неукротимой Коммунистической партии был почти не слышен. Дзайбацу и Гэньёся умело манипулировали ключевыми фигурами в правительстве и в средствах массовой информации. Война становилась неминуемой.

Полковник и Николас подняли головы, услышав топот. Слева от них вниз по лестнице мчались двое полицейских в форме, перепрыгивая через три ступеньки и широко расставив руки для равновесия. Люди стали оглядываться по сторонам. Раздался громкий крик. Дети бросились к родителям, оставив кораблики одиноко качаться на воде. Несколько американских офицеров после минутного колебания последовали за полицейскими. Николас и полковник поднялись и двинулись вслед за остальными.

Из-за густых крон вишневых деревьев невозможно было разобрать, что происходит впереди. У лестницы уже собралась толпа. Полковник взял Николаса за руку и стал проталкиваться вперед. Там уже слышались крики и какая-то возня, но подоспевший полицейский отряд быстро остановил потасовку.

Люди немного расступились, и Николас с отцом увидели большую поляну. Зеленая трава была устлана опавшими цветами вишни. Николас заметил на земле кимоно. Сначала оно казалось серым, и только когда толпа вынесла юношу вперед, он разглядел, что на самом деде ткань была черной в белую полоску.

Вскоре Николас увидел стоящего на коленях человека, который касался лбом земли, усыпанной вишневым цветом. Правая рука его, скрытая в складках, одежды, была прижата к животу. Перед ним стояла небольшая лакированная шкатулка; рядом лежала длинная полоса белого шелка.

Полковник сжал плечо Николаса.

— Это Ханситиро! — сказал он, имея в виду знаменитого японского поэта.

Николас пригнулся. Сквозь частокол ног он разглядел лицо коленопреклоненного человека. Стальные волосы, широкое плоское лицо с крупными чертами. В уголках рта пролегли глубокие складки; глаза закрыты. Теперь Николас рассмотрел, что темные пятна на белом шелке, которые он сначала принял за тени, не что иное, как кровь.

— Сеппуку, — сказал отец. — Так уходят из жизни люди чести.

Николас невольно подумал о том, как строго и торжественно это выглядело. Он слышал много рассказов о войне, где смерть представала грязной и мучительной. Здесь же все было так спокойно и размеренно, будто само бесстрастное течение времени среди жизненной суеты.

— С тобой все в порядке? — Полковник обнял сына за плечи и с тревогой посмотрел ему в глаза. Николас кивнул.

— Да. Это было... слишком неожиданно. Я... Почему он сделал это в парке? Он хотел, чтобы все видели.

— Чтобы видели и помнили, — сказал полковник. Когда Николас с отцом поднялись в парк, воздушный змей все еще парил высоко в небе и изрыгал пламя, словно вопреки воздушным потокам, швырявшим его из стороны в сторону.

— Он был глубоко связан с прошлым и не сумел примириться с новой жизнью Японии, — Мимо прошла пожилая японка, толкая перед собой темно-синюю коляску с двумя розовыми близнецами. — Ханситиро был замечательным художником и благородным человеком. Так он выразил свой протест против будущего, к которому устремилась Япония и которое, как он считал, погубит ее.

Они поравнялись с молодым американским моряком и его японской подружкой, которые держались за руки и весело смеялись. Моряк обнял девушку и поцеловал ее в щеку. Она захихикала и отвернулась. Ее волосы развевались на ветру как хвост дракона.

— Таких людей, как Ханситиро, много, — произнес Николас. — Сацугаи, кажется, родился в Фукуока?

Полковник задумчиво посмотрел на сына, остановился, достал из кармана кисет и принялся набивать трубку.

— Я читал конституцию, отец, — сказал Николас, глядя на парившего в небе змея. — Я знаю, что ты участвовал в ее создании. Может быть, она и не японская по духу, но очень демократичная. Гораздо более демократичная, чем политика нынешнего правительства. Япония отклонилась далеко вправо. Никто и не пытался разрушить дзайбацу. Большинство довоенных чиновников остались на своих местах — я этого не понимаю.

Полковник достал зажигалку и, повернувшись спиной к ветру, стал раскуривать трубку. Наконец он спрятал зажигалку.

— Перед тем как ответить, я хочу знать, что ты чувствуешь. Тебя взволновала смерть Ханситиро? Или просто ты впервые увидел, как человек лишил себя жизни?