Читать онлайн «Мифы экономики. Заблуждения и стереотипы, которые распространяют СМИ и политики». Страница 34

Российские олигархи уникальны тем, что их состояние основано на активах, находившихся в собственности государства и приватизированных по заниженной стоимости. Но с точки зрения экономики такая приватизация всего лишь один из способов перераспределения общественных ресурсов в пользу узкого круга лиц. Олигархи из других стран не приватизировали свои империи, а строили их с нуля, но и они опирались на поддержку власти. Американские железнодорожные магнаты в XIX в. получали субсидии и земельные гранты. При этом они подкупали конгрессменов и сенаторов для лоббирования выгодных законов и не гнушались прямым подлогом. При сооружении трансконтинентальной железной дороги стандартной практикой стал «перенос гор», когда компания выдавала равнину за гористую местность и получала субсидии по горным ставкам. Неудивительно, что американцы назвали первое поколение крупных капиталистов «баронами-разбойниками», а президент Теодор Рузвельт говорил о них не иначе как о «преступниках с большим кошельком».

Так же неприязненно относилось общество и к крупнейшим корпорациям в Швеции в 1930-е гг., в Японии и Италии – после Второй мировой войны, в Корее – в начале 1960-х гг. В этих странах олигархи тоже построили свои империи, подкупая политиков и получая взамен налоговые льготы, субсидии, льготные кредиты, выгодные военные заказы и защиту от внешней конкуренции.

Олигархия расцветала, когда быстрее всего развивались отрасли, в которых «размер имеет значение», то есть сырьевые и инфраструктурные. Чем больше железная дорога, тем ниже удельные издержки и тем легче захватить лидерство на рынке. Поэтому первое поколение капиталистов хорошо понимало: победитель получает все. Впрочем, крупные предприятия выигрывали не столько за счет технологических преимуществ масштаба. Неразвитость правовой и политической систем позволяла крупным компаниям с успехом навязывать свои правила игры – слабая антимонопольная политика, неразвитость финансового сектора, защита от конкуренции с импортом, барьеры для развития малого бизнеса.

Тем не менее переболевшие этой «болезнью» страны сейчас живут совсем неплохо. Как же им удалось преодолеть барьеры развития?

Некоторые олигархические корпорации разваливаются под весом собственной неэффективности. Состарившись, талантливый основатель промышленной империи сталкивается с трудным выбором: его наследник чаще всего бывает менее предприимчив. Поэтому дело не может остаться в семье. Но если финансовые рынки неразвиты, то и продать бизнес можно лишь с огромным дисконтом. Именно так погибло большинство семейных фирм Италии.

Применительно к России этот сценарий не актуален, поскольку олигархи пока в расцвете сил: среднему олигарху все еще меньше 50 лет. Кроме того, хотя российский финансовый рынок и не позволяет мобилизовать средства для перепродажи крупных промышленных активов, это легко сделать на глобальном рынке.

Более радикально боролись с олигархами в Америке сто лет назад. После убийства президента Уильяма Маккинли власть досталась вице-президенту Теодору Рузвельту, представителю среднего класса. Он начал первую в истории антимонопольную кампанию, раздробил крупнейшие тресты и заложил основы открытой и конкурентной экономики с развитыми финансовыми рынками, что и сделало невозможным возвращение олигархов.

Даже в 2008 г., когда журнал Forbes насчитал в США небывалое количество миллиардеров – почти 500, их суммарное состояние составляло менее 10 % годового ВВП страны. Для сравнения: по тем же данным, состояние 87 российских миллиардеров превышало 30 % ВВП России.

В американской экономике и сейчас крупнейшие состояния возникают в отраслях, где «размер имеет значение» (например, Microsoft). Однако правила игры там защищены от влияния даже самых богатых собственников. Отсутствие избыточного регулирования и развитая финансовая система позволяют новым компаниям успешно конкурировать с крупными фирмами.

В Швеции и Корее ситуация развивалась по другому сценарию. Олигархам удалось заключить сделку с правящей элитой. В социал-демократической Швеции в 1930-е гг. олигархи договорились с профсоюзами, а в авторитарной Корее в 1960-е гг. – с военными. В обоих случаях сделка фактически состояла в перераспределении бюджетных средств в пользу самых богатых и самых бедных за счет среднего класса.

В Швеции это была налоговая реформа, которая финансировала социальное государство за счет крупного бизнеса, но ухудшала жизнь среднего и малого. В Корее президент пообещал так называемым чеболам (бизнес-группам) льготные кредиты в обмен на развитие экономики и рост экспорта.

Эти соглашения действовали до самого недавнего времени. В Корее их уничтожил кризис 1997 г., а в Швеции их эффект в последнее время нивелируется обязательствами перед Евросоюзом. Неудивительно, что в обеих странах до сих пор практически нет среднего бизнеса. Большинство крупнейших шведских корпораций по-прежнему в руках семей, подписавших соглашение 1938 г.

«Раскулачивание» олигархов ничего не меняет. В Японии после Второй мировой войны оккупационная администрация приказала раздробить и распродать (практически бесплатно) активы крупнейших бизнес-групп (дзайбацу). Однако объективные условия для их возникновения не были устранены, и уже через 10–15 лет эти группы восстановились фактически в том же составе, правда, с другими собственниками, в виде так называемых кейрецу, которые доминировали в японской экономике (и политике!) вплоть до конца 1990-х гг.

Для того чтобы действительно преодолеть олигархический капитализм, необходимы экономические, политические и правовые институты. Они должны обеспечить равенство возможностей для всех предпринимателей, независимо от размера и политического веса, защиту прав собственности от конкурентов и чиновников, честную и эффективную судебную систему, развитые финансовые рынки, внешнюю и внутреннюю конкуренцию.

Для любого экономиста защита прав собственности – краеугольный камень капитализма. Без нее не может быть ни инвестиций, ни эффективного функционирования рынков, ни экономического роста. Но как только речь заходит об интеллектуальной собственности, здесь все совсем не так очевидно. Чем дальше, тем больше у экономистов сомнений в том, что интеллектуальную собственность нужно безоговорочно защищать.

На первый взгляд защита прав интеллектуальной собственности просто необходима для стимулирования инноваций – чем лучше защищен изобретатель, тем более он заинтересован в получении результата. Кроме того, такой подход помогает получить исходное финансирование – даже самые рискованные инвесторы хотят знать, что их доходы будут защищены в случае успеха проекта. Похожей логикой руководствуется и российское правительство, которое собирается передать авторам права на результаты научно-технической деятельности, полученные за счет бюджета. Реализация этой идеи, по мнению чиновников, должна резко расширить возможности коммерциализации научных разработок и трансфера технологий. Опыт подобных мер – принятие акта Бэя – Доула (Bayh-Dole Act) в 1980 г. в США – убеждает в полезности такого шага. Но это лишь вершина айсберга.