Читать онлайн «Ложная память». Страница 3

Дасти любил и Мазервелла и Скита, хотя по различным причинам. Мазервелл был остроумным, веселым и надежным — если, конечно, был справедлив. Скит был кротким и добрым, но, вероятно, обречен на жизнь, посвященную безрадостному самооправданию, жизнь, полную дней, прожитых без цели, и одиноких ночей.

Из этой пары Мазервелл был гораздо лучшим работником. Если бы Дасти строго следовал правилам, изложенным в учебнике для менеджеров, то он уже давно прогнал бы Скита из команды.

Конечно, руководствуясь одним только здравым смыслом, можно значительно облегчить жизнь, но порой легкий путь и верный путь не суть одно и то же.

— Судя по всему, дождь не даст нам работать, — сказал Дасти. — Тогда непонятно, зачем же ты послал его на крышу? Это во-первых.

— Я не посылал его. Я велел ему прочистить песком оконные коробки и отделку на первом этаже. И сразу же после этого я обнаружил, что он сидит там и говорит, что намерен брякнуться вниз о мостовую своей глупой головой.

— Я сниму его.

— Я уже пытался. Но чем ближе я к нему подходил, тем истеричнее он становился.

— Он, вероятно, боится тебя, — предположил Дасти.

— И он чертовски прав. Если его убью я, то это будет куда больнее, чем раскроить череп о бетон.

Охранник со щелчком открыл свой сотовый телефон.

— Может быть, я лучше вызову полицию?

— Нет! — Понимая, что его голос прозвучал слишком резко, Дасти глубоко вздохнул и уже спокойнее пояснил: — Жители таких районов не любят, когда начинается суета, которой можно было бы избежать.

Если приедут копы, то им, возможно, и удастся благополучно спустить Скита с крыши, но ведь после этого они передадут его в руки психиатров, а те продержат парня самое меньшее три дня. Но скорее всего, гораздо дольше. А Скит сейчас меньше всего нуждался в том, чтобы попасть в руки одного из тех передовых докторов, которые с непоколебимым энтузиазмом ринулись в объятия психоактивной фармакопеи и щедро поят всех без разбора пуншем из лекарств для коррекции поведения, а это хотя и успокоит его на непродолжительное время, но в конечном счете приведет все его синапсы в еще больший беспорядок, нежели сейчас.

— В таких местах, — повторил Дасти, — не любят спектаклей.

Окинув взглядом огромные дома, выстроившиеся вдоль улицы, королевские пальмы и величественные фикусы, ухоженные лужайки и цветники, страж принял решение:

— Я даю вам десять минут.

Мазервелл поднял над головой правую руку и погрозил Скиту кулаком.

Скит, над которым вороны продолжали свой хоровод, помахал в ответ.

— Во всяком случае, он не кажется настроившимся на самоубийство, — проворчал охранник.

— Этот маленький выродок говорит, что он счастлив, потому что рядом с ним сидит ангел смерти, — объяснил Мазервелл, — а ангел, дескать, показывает ему, каково там, на той стороне, и рассказывает, что там-де царит самый что ни есть благоговейный покой.

— Я пойду поговорю с ним, — сказал Дасти.

Мазервелл нахмурился.

— Поговори, черт бы его подрал. А еще лучше — подтолкни хорошенько.

Тяжелое небо, набрякшее от непролившегося дождя, опускалось все ниже к земле, ветер усиливался. Марти с собакой на поводке рысью бежала домой. Она несколько раз поглядела вниз, на следовавшую за ней тень, но вскоре штормовые облака закрыли солнце, и ее темный компаньон исчез, как будто просочился сквозь землю, вернувшись в какой-то потусторонний мир.

Минуя близлежащие дома, она окидывала их взглядом и снова и снова задавала себе один и тот же вопрос: если бы кто-нибудь выглянул в окно и заметил ее эксцентричное поведение, показалась бы она наблюдателю такой же странной, какой сама ощущала себя?

В этом живописном районе дома были в основном старыми и маленькими, хотя многие из них были любовно отделаны и обладали большим обаянием и чертами характера, чем половина людей, с которыми была знакома Марти. Преобладала испанская архитектура, но попадались и котсуолдские коттеджи, и французские хижины, и немецкие сельские дома, и бунгало в стиле «арт деко»[5]. Все это эклектичное смешение объединялось воедино зеленой вышивкой лавров, пальм, ароматных эвкалиптов, папоротников, каскадами бугенвиллей и было очень приятным на вид.

Марти, Дасти и Валет жили в миниатюрном прекрасно отделанном двухэтажном викторианском строении с изящными декоративными карнизами. Дасти довелось расписать, иначе и не скажешь, несколько домов на различных улицах Сан-Франциско в красочной, но притом весьма замысловатой викторианской традиции: бледно-желтый фон, синие, серые и зеленые орнаменты и немного розового в единственной детали карниза и на оконных проемах и рамах.

Марти любила свой дом и считала, что в его отделке великолепно проявились талант и умение Дасти. Однако ее мать, впервые посмотрев на окрашенный дом, заявила, что он выглядит так, будто здесь живут клоуны.

Когда Марти открыла деревянные ворота в ограде с северной стороны дома и проследовала за Валетом по узенькой дорожке, вымощенной кирпичом, к заднему двору, у нее вдруг мелькнула мысль: не мог ли ее беспричинный испуг каким-то образом зародиться от угнетающего воздействия телефонного звонка матери? В конце концов источником самых больших напряжений в ее жизни был отказ Сабрины принять Дасти. А ведь этих двоих людей Марти любила больше всего на свете и очень хотела, чтобы между ними установился мир.

Дасти был ни при чем в этой ее проблеме. Единственной воюющей стороной в этой грустной войне была Сабрина. И, что самое парадоксальное, твердая решимость Дасти отказаться от участия в сражении, казалось, только укрепляла ее враждебность.

Остановившись около мусорных бачков около задней стены дома, Марти подняла крышку одного из них и добавила к его содержимому синий полиэтиленовый пакет с произведением Валета.

Возможно, ее внезапное необъяснимое беспокойство было порождено именно воздействием матери, постоянно скулившей по поводу того, что, как ей казалось, у Дасти не хватает жизненных амбиций и недостаточно того, что Сабрина считала полноценным образованием. Марти опасалась, что материнский яд в конечном счете может отравить ее брак. Она могла бы против своего желания начать смотреть на Дасти беспощадно критическим взглядом своей матери. Или, возможно, Дасти начал бы обижаться на Марти за неуважительное отношение к нему Сабрины.

На самом деле, Дасти был самым мудрым человеком из всех, кого Марти когда-либо знала. «Двигатель», установленный между его ушами, работал точнее, чем даже у ее отца, а Улыбчивый Боб был неизмеримо более значительным человеком, чем это можно было заключить из его прозвища. Что касается амбиций… Лично ей больше нравилось иметь доброго мужа, чем честолюбивого, а в Дасти было больше доброты, нежели алчности в Лас-Вегасе.

Кроме того, и карьера самой Марти не оправдывала ожиданий матери. Получив степень бакалавра (с высокими оценками по бизнесу и пониже — по маркетингу) и квалификацию «Специалист делового администрирования», она свернула с дороги, которая должна была привести ее к славному положению высокопоставленного руководителя корпорации. Вместо этого она стала внештатным разработчиком компьютерных игр. Она продала несколько незначительных удачных работ, которые сделала сама от начала до конца, а потом стала заключать контракты на разработанные другими сценарии, персонажи и фантастические миры. Она зарабатывала хорошие, а может быть, даже и большие деньги и подозревала, что в этой сфере деятельности, практически полностью занятой мужчинами, она как женщина имеет в конечном счете значительное преимущество, так как обладает свежим взглядом. Она любила свою работу и недавно подписала контракт на создание абсолютно новой игры на основе знаменитой трилогии Дж. P.P. Толкиена «Властелин Колец». Эта работа могла бы повлечь за собой столько лицензионных платежей, что это произвело бы впечатление даже на Скруджа Мак-Дака. Однако мать, ничтоже сумняшеся, называла ее работу «карнавальной чепухой», очевидно, потому, что в представлении Сабрины компьютерные игры были связаны с галереями игровых автоматов, автоматы — с луна-парками, а луна-парки — с карнавалами. Марти предполагала, что ей еще повезло, так как матери ничего не стоило сделать еще один шаг и обозвать ее работу как создание аттракционов для наркоманов.

Поднимаясь в сопровождении Валета по черной лестнице к двери, Марти сообщила ему о своих мыслях:

— Возможно, психоаналитики станут утверждать, что именно в ту минуту моя тень оказалась олицетворением моей матери, ее негативной ауры, — Валет усмехнулся в ответ и помахал своим пышным хвостом, — и что этот легкий приступ волнения явился проявлением неосознанного беспокойства по поводу того, что с мамой… все в порядке, что она окажется в состоянии рано или поздно посеять хаос в моем сознании и отравить меня своим ядовитым отношением к нам.