Читать онлайн «Исповедь гейши». Страница 46

Тем не менее я каждый вечер забавлялась охотой и находила в этом удовольствие. Когда мы посыпали желтый порошок — смесь из далматской ромашки и хризантемы, так называемый пиретрум, — наших мучений поубавилось. Атак как шея продолжала немного зудеть, я не прекращала борьбу на два фронта. В конце концов нам удалось избавиться от блох.

В хозяйском доме жила крестьянская семья, однако отец семейства уже шесть лет как умер. С хозяйкой жили ее совершенно очаровательная двадцатилетняя падчерица Кикуэ и семилетний сынишка.

Она была второй женой хозяина, ибо мать Кикуэ рано умерла, и обе после смерти главы семейства управляли хозяйством. Кроме того, имелся еще «амбарный дедушка». Это был младший брат хозяина, но, хотя ему перевалило за пятьдесят — он был всего лишь на год моложе покойного, — он не имел семьи, так как был вторым сыном, и жил один в амбаре за хозяйским домом.

Спустя годы я прочитала роман «Дзумму из Тохо-ку» Фукадзава Ситиру, и мне тотчас вспомнился «амбарный дедушка». Не только в Тохоку на севере Японии, но и здесь приходилось второму или третьему братьям искать иные средства заработка или же оставаться, подобно «амбарному дедушке», холостыми и работать на рисовых наделах и полях своих старших братьев.

«Амбарный дедушка» был очень словоохотлив. Он с удовольствием разговаривал с матерью и бабушкой, и, когда у нас открывались двери и ставни, он устраивался на нашей завалинке и начинал рассказывать. Вторая жена, дескать, плохая, тогда как мать Кикуэ была очень тихой, добродетельной женщиной, но она умерла, когда Кикуэ ходила лишь в шестой класс, и мачеха с Кикуэ не очень-то ладят…

— Кикуэ выглядит доброй, но на самом деле она черствая, ужасно черствая, — жаловался он.

«Амбарный дедушка» боялся второй жены брата и взрослой племянницы, но постоянно твердил, какой он нужный работник, ведь приходится иметь дело с исключительно женским хозяйством. Но у обеих женщин он пользовался дурной славой, они считали его «лентяем и выпивохой», «плутом, который не работает, а только бьет баклуши».

И тем не менее хозяйка, Кикуэ и «амбарный дедушка» были очень славными людьми, к которым я хорошо относилась. Кикуэ иногда уходила в поле и приносила нам четыре или пять пучков зеленого лука. Но мы не должны были проговориться хозяйке. К тому же она передавала для малыша несколько сушеных сладких картофелин.

Поскольку Кикуэ считала меня молодой и я ходила сажать рис, полоть сорняки и плести соломенные шляпы, несмотря на то что была городским жителем, она прониклась доверием ко мне. Кроме того, как бывает присуще молодой женщине, она сопереживала мне, поскольку я не знала, жив ли мой муж, и должна была рассчитывать только на себя.

Хозяйка была крепкой женщиной и, когда она видела, как я вытаскиваю воду, кричала: «Погоди, я сейчас». Затем доставала для меня без всякого надрыва два кувшина воды.

Поскольку мой сын совершенно не страшился незнакомцев, каждый вечер его забирал с собой в баню какой-нибудь мальчишка. Когда ребята на велосипедах показывались на проселочной дороге, малыш с криком устремлялся к ним. Он любил всех без разбора — учащихся начальных, средних классов или подростков постарше.

Больше всего ему нравилось, когда ребята навещали его вечером, после работ в поле. Как раз тогда он начал говорить и горделиво пел «Прекрасный Ку-сацу» — про горячий целебный источник — или «Песенку сборщика чая». Эти песенки доставляли ему огромную радость.

Моя бабушка и мать недовольно морщились, но малыш весело орал свою песенку. Но когда позже, в поезде на Токио, он своим детским голосом, хоть и проявляя музыкальный дар, громко запел «Загляни в прекрасный Кусацу», даже я слегка покраснела.

Тогда ежедневно в газетах писалось, сколь бессердечно обходились с эвакуированными их хозяева (крестьяне), сколь заносчивы горожане и как они свысока смотрят на деревенских жителей, которые, со своей стороны, желали как можно быстрее избавиться от этих «выскочек» из города. Совместное ежедневное проживание и без того чревато конфликтами. Я думаю, что пришлось хлебнуть горя и крестьянам, и горожанам.

Мы же, напротив, были счастливы, и я могла бы пожить в деревне дольше, поскольку все там оказались такими отзывчивыми. Я представляла себе возвращение мужа, то, как расскажу ему, сколь доброжелательно отнеслись к нам эти радушные люди, и как он будет смеяться, узнав, что наш сын во все горло распевает «Прекрасный Кусацу» и «Песенку сборщика чая».

Когда я чудными лунными ночами с плачущим ребенком на спине шла рядом с проселком, поскольку мы боялись с шумом бредущих рядом коров, я порой спрашивала себя, а не смотрит ли и мой муж сейчас на эту самую луну, похвалит ли он меня за все старания, когда увидит мои натруженные руки, которым приходилось выполнять крестьянскую работу. Мне нужно было набраться терпения. Мысль о том, что после возвращения мужа я буду с грустью вспоминать обо всем, придавала мне сил.

В индийском лагере для интернированных Иида Миюки постоянно твердила стихи «Прежде мир вызывал у меня отвращение, но вот ныне я тоскую о нем». Придет время, когда мы со смехом будем вспоминать наши теперешние мытарства, говорила она тогда.

Мне просто доставалось больше… ведь от меня целиком зависели бабушка, мать и сынишка. К счастью, мои услуги в качестве помощницы невесты, которая наряжает и красит ее, пользовались большим спросом, и это давало возможность выживать нашей семье из четырех ртов.

Старики в деревне обычно собирались в храме, чтобы посмотреть танец цветения вишни в исполнении девочек из союза молодежи. Им я тоже предоставляла все свои уцелевшие кимоно. Из бумажных носовых платков мы вырезали вишневые цветы, красили их румянами и украшали ими тонкие веточки. Таким способом мы мастерили для храма цветущие вишневые ветки.

Собиравшихся в храме крестьян, особенно стариков, это трогало до слез. За всю свою жизнь мы не видели столь чудного танца, говорили они. Разумеется, многие из них были дедушками и бабушками юных танцовщиц…

Я делала это в знак благодарности за то, что все так радушно принимали меня, беженку.

Тем временем моему сыну стало недостаточно только грудного молока, и мне пришлось думать о пище для него. Ему требовался отвар из белого риса, яйца и вареные овощи. Тогда и в помине не было детского питания.

Я уже не могла полагаться только на хозяйский дом, так что мне приходилось отправляться за покупкой еды и в другие деревни.

Это случилось чудесным солнечным днем.

Когда я, как обычно, шла по проселку с малышом на спине, мне повстречалось несколько человек из города, которые также шли за продуктами. Сами они были из городов Нумадзу и Мисима. Большинство составляли женщины средних лет, возглавлял шествие мужчина пятидесяти лет, владелец лавки по продаже насосов.