Читать онлайн «Три короба правды, или Дочь уксусника». Страница 40

— Они застрелили ее? — спросил тот.

— Ох, я ничего не знаю! — всхлипнула Вера.

— Я видела, это был дьявол! — сказала дама, кричавшая в поезде «пожар». — Он появился прямо в окне, как раз мы только проехали Александровскую.

— А сами они где?

— Да вот же их несут!

На тормозную площадку первым появился Артемий Иванович, у которого из-под мышек торчали ноги генеральши в галошах. Фаберовский нес ее за плечи, то и дело коленом поправляя у нее на голове капор, который все время норовил свалиться. Неуклюже развернувшись на площадке, они шагнули на дебаркадер.

— Ну, принимайте же! — крикнул жандармам Артемий Иванович. — Тяжело же держать!

— А ну, голубчики, руки вверх! — крикнул ротмистр, доставая из кобуры револьвер. Он сразу узнал двух мазуриков по словесному описанию, телефонированному из Петербурга.

Артемий Иванович, а за ним и поляк послушно подняли руки, и генеральша мешком шлепнулась о перрон.

— Палачи! — крикнул кто-то из пассажиров. — Убийцы!

Жандармы, как один, повернули в сторону кричавшего головы.

— Да поднимите вы бабку! — рявкнул ротмистр, а сам двинулся сквозь толпу, чтобы арестовать горлопана.

— Ну, желаем выздоровления вашей матушке, — сказал Артемий Иванович и взял у Веры судок. — Давай-ка, Степан, в буфет поскорее! Отсидимся там. Неровен час, жандармы сдуру стрелять начнут, бумажек не спрашивая.

И они с Фаберовским поспешили укрыться в буфете. За сегодняшний день они были первыми посетителями. Буфетчик, в длинном белом фартуке и черном пиджаке, с постным лицом проверял на запах блюда, стоявшие на прилавке. Те, запах которых вызывал у него сомнения, посыпались им перцем из ящичка, который он выдвигал из-под низа большой мельницы.

— Вот тут я единственный раз в жизни икрою блевал, — сказал Владимиров, обводя рукою кругом. — А не пропустить ли нам малым делом? Буфетчик, нам с этим господином водочки. Ну, я и перепугался, Степан. Думал, это нас арестовывать будут. А у них тут в Гатчине весело — смотри, как жандармы по платформе носятся, будто потеряли что. Видать, тот горлопан сбежал. Ан нет, споймали. Вон двоих ведут. Один в шубе, вполне приличный господин. А вон еще одного в шубе поймали, а рядом с ним другого, поплоше. Может, тут у них в шубах не дозволено ходить теперь? Ты, Степан, покуда из буфета не выходи. А вон и генеральшу понесли к карете. Ну, наконец-то. Вишь, как ее здесь любят. Кирасир для сопровождения прислали. Ох, опять уронили. Да где ж тут здоровье сохранишь при таком отношении? Человеколюбивей надо быть с государевыми подданными!

На станцию действительно прибыл полуэскадрон кирасир, которые бестолково и хаотично скакали по привокзальной площади, пугая извозчичьих лошадей, мирно дремавших справа от вокзала. Сквозь буфетное окно Артемий Иванович с Фаберовским наблюдали за их странными экзерцициями, размышляя вслух, что бы это могло значить.

— Ну, да нас это не касается! — подытожил их беседу Артемий Иванович. — Давай еще по одной дернем, и на морозец. Времени уже полдень, а нам еще в Дворцовое управление, пропуск к Черевину получать.

Они взяли в буфете еще по стопочке, выпили, крякнули, и вышли на улицу.

— Вот они! — крикнул жандармский ротмистр. — В буфете прятались! Держи их!

Он выхватил револьвер, пальнул в воздух и побежал к воображаемым злоумышленникам. Еще двое жандармов присоединились к нему.

— Кажется, все-таки это по нашу душу, пан Артемий, — неуверенно сказал Фаберовский.

— Может, побежим? — спросил Артемий Иванович.

— Лучше сдаться. У нас же открытые листы.

Однако затем произошло совершенно неожиданное. Услышав выстрел жандармского офицера, кирасиры сперва сбились в кучу, потом командовавший ими корнет с жидкими усиками подал команду «Шашки вон!» и «Марш-марш!!!», сверкнули клинки, и дюжина лошадей понеслась по площади.

— Мама! — промолвил Артемий Иванович и побежал налево, туда, где виднелись деревенские избы и ограда Приоратского парка. Шагов через двадцать, несмотря на тяжелую шубу, поляк обогнал его.

— Если добежим до парка, может быть, спасемся, — крикнул он на бегу.

— Руби их! — услышали они за спиной. — Не дай им в Загвоздки уйти!

Артемий Иванович обернулся. Кирасиры неслись плотной массой, пена падала у лошадей с удил, безумные лица всадников кривились в оскале. Ноги у Владимирова внезапно стали ватными, от страха он не мог сделать больше ни шагу. Скакавший впереди корнет промчался мимо Артемия Ивановича, настиг Фаберовского и рубанул шашкой по спине. Поляк кулем завалился в снег, вылезший в прореху соболиный мех окрасился кровью.

— А-а-а! — закричал в отчаянии Артемий Иванович и взмахнул судком. Наполненная свиными котлетами, жареной картошкой с каперсами, пикулями и спаржей мельхиоровая посудина описала в воздухе полукруг и смертельный удар, направленный кирасиром в голову Артемия Ивановича, не состоялся. Шашка глухо звякнула и улетела в сугроб. Последнее, что запомнилось ему, прежде чем он впал в безумие, было растерянное простецкое лицо кирасира, внезапно оказавшегося без оружия.

— Лягай! — завопил Артемий Иванович, размахивая судком. — Здесь бомба! Сейчас е…! Всех положу! Лягай, кому говорят! Все, бросаю!

Артемий Иванович зажмурил глаза, ожидая удара шашкой, но его не последовало. Он открыл глаза и увидел, что все кирасиры как один спешились и лежат плашмя, уткнувшись рожами в снег. Не переставая вращать над головой судком, он оглянулся и с облегчением увидел, что поляк стоит на четвереньках и ищет в снегу очки. Чуть дальше был виден корнет, мчавшийся среди домов Большой Загвоздки. Доскакав до последней избы, он сиганул с лошади прямо через забор и исчез. Раздался бешеный лай собаки.

Артемий Иванович подбежал к Фаберовскому и помог ему встать.

— Ну, как ты, Степан? — со слезами в голосе спросил он.

— Не вем, не вем… — бормотал поляк, обводя вокруг безумным взглядом.

— Бежим скорее, пока эти не прочухали, — сказал Артемий Иванович, поднял из снега очки, надел их поляку на нос и потащил его к парку.

Кирасиры быстро поняли, что пока взрыва не будет, вскочили на ноги, а затем и вернулись в седла. Артемий Иванович вновь принялся вращать над головой свой судок, но это было и не очень нужно. Кирасиры нагнали беглецов, однако приближаться ближе, чем на пять шагов не решались, хотя и размахивали воинственно шашками. Постепенно крики и вопли Артемия Ивановича оказывали на них все меньше влияния. Двое особенно отважных проехали вперед и преградили им путь в Большие Загвоздки.

— Все, взрываю! — бессильно сказал Артемий Иванович и сел на снег. Рядом плюхнулся Фаберовский.

— Рубай, рубай их! — раздался со стороны Загвоздок боевой клич, и к ним помчался корнет с воздетой над головой шашкой.

Поляк забормотал что-то по-латыни, Артемию Ивановичу тоже пришла на ум мысль помолиться, и он с криком «И хлеб наш насущный даждь нам днесь!» сдернул крышку с судка. Кирасиры, уже готовые зарубить затравленных беглецов, осадили коней назад, а лошадь корнета, только что мчавшегося, словно один из всадников Апокалипсиса, шарахнулась в сторону. Из ворот парка с гиканьем выскочили четверо казаков с пиками наперевес во главе с бородатым урядником.

Артемий Иванович и поляк хорошо знали этого урядника: звали его Стопроценко и был он одним из самых довереннейших лиц генерала Черевина в Собственном конвое. Стопроценко тоже узнал их и велел казакам окружить обоих и оттеснить кирасир от греха подальше. Артемий Иванович закрыл крышку судка и загреб рукавицей снег — ему страшно хотелось хоть чем-нибудь смочить пересохшее от страха горло. Кирасиры ярили своих коней, корнет страшно ругался и размахивал шашкой, прибывшие, наконец, к месту событий жандармы тоже не добавляли спокойствия, тем более, что ротмистр то и дело стрелял в воздух, пока в барабане револьвера не кончились патроны, но Стопроценко был неуступчив и страшен молчаливой уверенностью в своих казаках.

Из парка выехали крытые черные дворцовые сани с двуглавым орлом на стеклах фонарей, остановились напротив беснующихся кирасир и жандармов, из них вылезли два человека в штатском, подхватили корчившегося на снегу Фаберовского и оттащили в экипаж. Затем последовала очередь Артемия Ивановича с судком. Штатские уселись на запятках и сани в сопровождении конвойных казаков укатили в парк, оставив кирасиров и жандармов в недоумении и растерянности. В парке сани остановились.

Похожий на старого ворона свитский генерал, сидевший в санях, приоткрыл дверцу и велел Стопроценко, тотчас подъехавшему ближе:

— Отконвоируй этих молодцев в казарму. А то, видать, кирасиров сегодня на подвиги тянет, как бы Загвоздку не спалили. Я сейчас тоже подъеду.

— Степан, да очнись же! — затормошил Фаберовского Артемий Иванович. — Мы спасены! Это — генерал Черевин.