Читать онлайн «Флавиан. Жизнь продолжается». Страница 40

Посреди арсаны, словно вбитый гвоздик, чернела фигурка в длинном тёмном одеянии, по приближении оказавшаяся невысоким пожилым монахом в застиранной рясе и такого же вида греческой скуфье-кастрюльке. Сдвинутые густые седеющие брови, растущая из под самых глаз густющая борода и глубоко посаженные глаза придавали ему грозный вид какого-нибудь славянского Перуна (Господи, прости за подобное сравнение!). Он выждал, пока наша группа, состоящая из десятка российских православных мужчин (не считая пары деловито направившихся к монастырю монахов, прибывших на этом же пароме) сгрузится на пристань со своими рюкзаками и спортивными сумками, затем, окинув нас строгим взглядом, объявил:

— Меня зовут отец А-ий! Сейчас вы, паломники, пройдёте в архондарик, зарегистрируетесь у архондаричьего и оставите там свои вещи. После того, как вас угостят кофе с лукумом и вы получите ключи от келий, вы пройдёте вон в те ворота на территорию монастыря и там, на площади перед собором святого Пантелеймона, ровно через час, я буду вас ждать! Я проведу для вас ознакомительную экскурсию по монастырю, вы подадите сорокоусты и остальные поминания. Итак! Меня зовут отец А-ий! Я жду вас ровно через час! Я затрепетал.

В архондарике нас встретил худой, в очках, простуженного вида монах, похожий на моего старого экспедиционного приятеля Витьку-Маркиза, романтика-архивариуса. Он показал нам стеллажи в гулком вестибюле, куда мы положили вещи, собрал паспорта и «диамонитирионы» и пригласил нас на время оформления пройти в гостевую трапезную, чтобы отведать традиционное афонское угощение — чашку крепкого кофе (Флавианову чашку, памятуя заветы матери Серафимы, я, естественно, реквизировал в свою пользу), маленькую стопочку ракии — «узы» — анисовой настойки, запотевший стакан холодной воды и очень нежный рассыпчатый лукум.

Подавал нам всё это молодой высокий инок, тоже в очках, с совершенно по-детски радостным и приветливым лицом и добродушной улыбкой. Его искреннее желание услужить и утешить выражалось всем его видом, и лицом, и движениями, и мягким голосом с похожим на прибалтийский акцентом.

— Отче честный! — решил я утолить своё любопытство, — как ваше святое имя?

— Г-й — так же доброжелательно ответил инок — монах Г-й.

— А вы, отец Г-й, случайно не из Прибалтики будете?

— О, да! Почти из Прибалтики, немножко западнее. Я из Дании, датчанин.

И продолжая мягко улыбаться, он слегка поклонился нам и отошёл к соседней группе паломников пополнить их блюдо лукумом.

Мы с Флавианом и Игорем переглянулись.

— Однако! — заметил я.

— Да! — подтвердил Игорь.

— Афон! — резюмировал Флавиан.

Едва успели мы прикончить: Флавиан — третий стакан воды, я — вторую чашку кофе и три четверти блюда лукума, Игорь — всего понемножку, как явившийся отец К-л призвал всех получать ключи от келий.

Флавиану досталась одноместная, нас с Игорем поместили в двухместной. Успев раньше Игоря захватить со стеллажа флавианов рюкзак, я понёс его к доставшемуся нашему батюшке жилищу, оказавшемуся через одну дверь от нашего, и, подождав, пока Флавиан справится с замком и распахнёт дверь, внёс внутрь свою ношу.

Едва я вслед за Флавианом перешагнул порог его кельи, как меня обдало волной характерного узнаваемого благоухания.

— Миро? — удивлённо посмотрел я на Флавиана.

— Миро! — не менее удивлённо подтвердил он.

— Может, кто флакон с миром незакрытый здесь забыл? — предположил подошедший Игорь.

Однако наши поиски в аскетическом интерьере гостевой кельи, состоящем из кровати (типа самой дешёвой «икеевской»), стола, стула и вешалки, ничего не дали.

— Иконы! — озарило меня.

Но висевшие над кроватью небольшие «софринские» иконки Богородицы Казанской и великомученика Пантелеймона были абсолютно сухими и не пахли ничем.

Аромат не ослабевал. Мы недоуменно переглянулись.

— Афон! — пожав плечами, сказал Флавиан.

Грозный отец А-ий уже ждал нас на маленькой площади между трапезной и главным храмом монастыря (по-гречески — кириаконом) — собором святого Пантелеймона, посверкивая пронзительным взглядом из-под мохнатых бровей.

— Отцы и братие! Сейчас я проведу для вас обзорную экскурсию по монастырю, затем в Покровском храме вы сможете заказать сорокоусты, поминовения на год и прочие поминания. Заказать сорокоуст у нас стоит дорого, но…

Тут я отвлёкся от объяснений отца А-ия о разновидностях и стоимости поминовений в Пантелеимоновом монастыре, причём отвлекающим фактором послужило не какое-либо внешнее впечатление, а возникшее где-то в глубинах моего существа, казалось бы, даже и отдалённо знакомое, но вместе с тем и совсем новое, причём нарастающее, ощущение.

Я попытался проанализировать и понять его.

Как-то хорошо мне было внутри. Дышалось как-то по-другому. Но не от воздуха, воздух — как воздух, свежий морской, конечно, но дело не в нём. Что-то как будто растворено, что ли, было в этом воздухе. Не запах, нет. Что-то тоньше запаха, нематериальное что-то. Но реально ощутимое, наполняющее грудь непривычным каким-то ощущением, хорошим таким, тихо-радостным. Очнувшись, я обнаружил, что вся наша небольшая группа уже вошла в собор. Я кинулся следом.

Вроде бы храм как храм: росписи не слишком высокого художественного достоинства, высокие деревянные кресла-стасидии по всему периметру, мощные низко висящие паникадила, откуда-то издалека раздаётся голос отца А-ия, строго что-то вещающего. И в то же время что-то здесь не как в других известных мне церквах, что-то присутствует особенное. Густота какая-то, я бы сказал — прозрачная густота.

Это ощущение лично моё. Может, я, конечно, чего не так воспринимаю, но уж раз взялся рассказать…

Вспомните, когда в тёмное помещение проникает из окна луч яркого света, в нём хорошо видны плавающие и перемещающиеся в воздухе мириады мельчайших пылинок, невидимых в темноте. Причём, чем более насыщен воздух пылью, тем труднее дышится в таком пространстве. А тут…

У меня возникло ощущение обильной насыщенности пространства храма какими-то невидимыми «пылинками», проникающими в меня с дыханием, но не затрудняющими его, а, наоборот, «вентилирующими» всё моё существо, оживляющими и насыщающими его. Эти «пылинки» были живыми и добрыми. Я бы даже сказал — любящими, или — любвеносными. Вобщем, вот так я это ощутил.

Приложившись к чудотворной иконе святого великомученика Пантелеймона (его честную главу обещали вынести из алтаря для поклонения после литургии в воскресный день), мы отправились вверх по лестницам братского корпуса в расположенный на верху храм Покрова Пресвятой Богородицы. По дороге я успел выпить воды из крана-источника, находящегося в нише стены, и приложился к уже зацелованному братией и паломниками локотку преподобного Силуана Афонского на стенной фреске промежуточной площадки. Тут я, задержавшийся со своим водопитием, увидел поддерживаемого под руку Игорем, задыхающегося от подъёма по крутым ступенькам Флавиана, левой рукой уцепившегося за перила и еле переводящего дух. Я подскочил.