Читать онлайн «Дети из камеры хранения». Страница 23

Хаси занял у Кику денег. Кику спросил его, что он будет делать, если встретит бросившую его женщину. Хаси помотал головой — не знаю. «Если бы можно было просто ее увидеть. Я не хочу с ней встречаться. Когда думаешь об этом, встреча пугает. Я хотел бы издалека, так, чтобы она не заметила, посмотреть, как она говорит, как ходит».

Открытка пришла от Хаси всего один раз. На ней было написано: «У меня все в порядке». Почтовый штемпель — Токио. Без обратного адреса. Кадзуё нюхала открытку, подносила к свету. Они уже подали заявление на розыск. Несколько раз в газетных объявлениях, в колонке розыска ушедших из дома, мелькало имя Хаси, но найти его следы не удавалось. Кику взял в руки открытку Хаси, и его охватило причудливое желание. Ему захотелось уехать далеко-далеко и тоже отправить кому-нибудь открытку. Он старался по возможности не думать о Хаси и все равно никак не мог сосредоточиться на тренировках. Дело было не только в Хаси. Кику не понимал причины, но неожиданно все вокруг ему опротивело. Природа острова, блеск моря, запах сушеной рыбы, канны, холм, лай и повадки собак, прыжки с шестом — от всего этого его тошнило. «Мне все надоело», — решил он. Особенно раздражал теплый ветер, который дул на спортивную площадку с моря.

В синкансэне Кику читал книжку. Прошло полгода, как Хаси ушел из дома, и летом Кадзуё наконец-то решила отправиться в Токио на поиски. Кику поехал вместе с ней. Кадзуё со слезами на глазах жевала в поезде бэнто, купленный на станции, а Кику хотелось петь. За окном все такое новое! Ему казалось, что они приедут в Токио, а на платформе их с улыбкой встретит Хаси. Быть может, на него повлияла книжка старой писательницы «Яблоко и кипяток».

Книга была написана как воспоминания женщины, жившей с мошенником. Родная семья была слишком бедной, поэтому в детстве ее отдали как приемную дочь в семью владельцев лавки конняку, где ее унижали и утром, днем и вечером кормили одним конняку. Она не вынесла голода и вернулась в родной дом, но ее отец, заявив, что его терпение лопнуло, избил ее и бил всякий раз, когда видел. Тогда она ушла к тетке. В первый же день тетка сказала, чтобы она не рассчитывала на то, что к ней отнесутся как к родному ребенку. Поскольку родному ребенку было всего три года и ей не приходилось терпеть от него насмешек, она быстро смирилась с тем, что является в этом доме прислугой. Ей даже позволили ходить в школу. Однажды, когда она купала трехлетнего малыша, тетка ошпарила ее кипятком. У малыша было фиолетовое родимое пятно на животе, и тетке показалось, что девочка над ним посмеялась. Девочка ушла из теткиного дома, но идти ей было некуда. Она бродила по улицам, а когда устала и села отдохнуть, к ней подошел пьяница-калека, угостил яблоком, выслушал ее историю и предложил удочерить ее. Калека был добрым человеком и очень стыдился того, что его не призвали на войну. Девочка начала воровать. Она жила тихой спокойной жизнью в доме калеки и занималась воровством. Зачем она это делает, она и сама не понимала. Ее поймали и отправили в исправительное заведение. Когда через полгода ее отпустили, ее пришел встретить калека и сказал, что хотел бы, чтобы она была ему не дочерью, а женой. Она со смехом приняла это предложение. Потом она жила с пятидесятилетним мошенником. Как-то раз она украла в лавке пряжку для шнурка, завязываемого поверх пояса-оби. Ее поймали и отрезали ей мизинец. На этом воспоминания заканчивались, и продолжал развиваться сюжет. Расставшись с мошенником, она продолжала воровать, пока не попала в тюрьму, и теперь, сидя в тюрьме, вслушивалась в звуки воздушных бомбардировок. Где-то вдали бомбили порт. Она молилась, чтобы сгорела вся Япония. Боль ожога стала ее другом на всю жизнь. Кислый вкус яблок был таким безмятежным, что она и не подозревала, что ей следовало от него в свое время отказаться.

Дочитав книгу до конца. Кику почувствовал, как ему хорошо, что случалось довольно редко. История была мрачной, и он несколько раз прерывал чтение. Кику задумался над тем, почему книга произвела на него такое впечатление. Он не смог прочитать ее от начала до конца не отрываясь, но, когда все-таки прочитал, почувствовал, что освободился. Интересно, о чем думал Хаси, когда читал. Наверняка искал о бугенвилии и бормотал про себя, бегая глазами по строчкам. Когда они встретятся, нужно обязательно поговорить про «Яблоко и кипяток», решил Кику.

«Следующая станция Син-Йокогама», — объявили в вагоне. Объявление повторили несколько раз, и Кику стало от этого противно. Как будто поезд ему говорил: «Вспоминай о Йокогаме». Само звучание слова «Йокогама» было связано с воспоминаниями о камере хранения. Никаких других воспоминаний о Йокогаме у него не было, так что напрасно они стараются, — решил Кику.

На станции в Токио их встречал сотрудник Федерации легкой атлетики среди юниоров. Учитель физкультуры из школы Кику связался со своим приятелем и просил его встретить Кадзуё, у которой не было в Токио знакомых. Низкорослый мужчина в зеленом пиджаке стоял на платформе возле лестницы и громко повторял имя Кику. Голос был тот же, что объявлял названия станций в поезде. Мужчина без малейшего выражения на лице открывал рот и хватал воздух. Кику подумал, что он похож на куклу. Скрестив руки на груди, он выдыхал, словно паровоз: «Куваяма Кикуюки, Куваяма Кикуюки». Увидев низкорослого мужчину в зеленом пиджаке, Кадзуё достала из сумки зеркальце и припудрилась. Потом подошла к нему и принялась кланяться. Два-три слова, поклон, два-три слова, поклон. Кику стало раздражать то, что Кадзуё непрерывно кланяется. Кадзуё сказала: «Мой сын очень любил музыку». Низкорослый в зеленом объяснил, где обычно собираются молодые ребята, убежавшие из дома. Район Синдзюку.

Кадзуё разыскала гостиницу по журналу о путешествиях внутри страны и заранее заказала номер. Гостиница располагалась в районе Хигаси Накано, по другую сторону здания с игровыми автоматам. «Отель „Весеннее Солнце“» было написано неоновыми буквами на здании, правда, буква "т" в слове «отель» отвалилась. Внешний вид гостиницы сильно отличался от фотографии в журнале. На фотографии был пруд с золотистыми карпами, маленький водопад с красными кленовыми листьями, несколько иномарок, нарядная пара иностранцев — мужчина и женщина, выходящие под руку из гостиницы, и свешивающиеся с крыши флаги разных стран. Бетонная стенка, по которой когда-то стекал водопад, потрескалась, и на нее налепили афишу какого-то фильма. Пруд высох, на дне валялись картонные коробки. Возле дверей стояла уборщица с крашеными волосами. Она курила и водила мокрой тряпкой по полу. Уборщица смотрела телевизор, который стоял в вестибюле и орал на полную катушку. На экране летел военный реактивный самолет. Зажав в железных зубах сигарету, уборщица роняла пепел. В вестибюле стояли два портье в галстуках-бабочках. Когда Кадзуё окликнула их, они отложили шашки и поприветствовали постояльцев. Кадзуё аккуратно заполнила выданный ей бланк. В графе «профессия» крупными иероглифами написала «визажист». Затем взяла ключ. Портье в бабочке понес багаж Кику. Открылись двери лифта, из него вышли две негритянки, обладавшие крепким телосложением и сильным запахом, оглянулись на Кадзуё и Кику, что-то сказали на иностранном языке. Перед тем как двери лифта захлопнулись, они показали пальцем на Кадзуё, похлопали друг друга по плечу и рассмеялись. В зеркале лифта Кадзуё тщательно рассмотрела свою косметику, платье и чулки. Она искала причину, по которой женщины так смеялись. Портье в бабочке посмотрел на Кику. Кику ответил ему недружелюбным взглядом. Губы портье искривились, он усмехнулся и отвернулся в сторону. Из окна комнаты видны были полуразрушенное здание, барак и площадка для сушки белья.