Читать онлайн «Без названия». Страница 17

- А в городских музеях есть подобные коллекции?

- Нет. Даже частных коллекций, кроме моей, почти не существует.

- Гилевский знал о ней?

- Возможно. Мы с ним на эту тему не беседовали. Мы были знакомы только визуально: я знал его в лицо и знал, кто он, а он, возможно, и видел меня на какой-нибудь выставке, но не знал, кто я.

- Что это вы так уничижительно? Говорят, вы талантливый скульптор.

- Талантлив был Роден, Манизер, Мухина. Я добротный профессионал, многое делаю лучше других. Вот в этом я уверен.

- Что вы думаете об убийстве Гилевского?

- Дикая история. Что-то произошло на их музейной кухне, а что именно, - даже не задумывался. Что там за дрязги, кто кого опередил - понятия не имею. Вот если б вы спросили про Союз художников, тут бы я вам развернул рельефную панораму. А музеи - как запечатанные консервные банки.

- У вас хорошая память?

- Не жалуюсь.

- Тогда вспомните, пожалуйста, где вы были двадцать первого июня, во второй половине дня, скажем с семнадцати до двадцати одного часа.

- Зачем мне мучить память, у меня кондуит есть, - из нагрудного кармана он извлек затрепанный блокнот без обложки. - Я, чтоб не запутаться в делах, расписываю себе наперед каждую неделю, - он послюнявил палец, полистал блокнот. - Так... вот двадцатое... Что тут у нас? Поездка за глиной на скульптурную фабрику, легкий банкетос у Иванцева по случаю аванса... Так... Двадцать первое... Встреча с детьми в художественном кружке, поездка на автосервис, чтобы поменять амортизатор, в два обед с Оксаной, Оксана - это моя новая натурщица, - сказал он, глядя на Паскалову... - Дальше... Исторический музей, выставка старинной мебели... Значит в интересующее вас время я был на этой выставке, - он спрятал блокнот. - Вас это устраивает?

- Меня да... Скажите, Борис Никитич, а вы не знакомы с Жаданом и Чаусовым?

- Хорошо знаком. Случается, выпиваем вместе.

- Я смотрю, в ваших записях все - дела, а о работе - ни слова, улыбнулась Кира.

- А что записывать о работе? - пожал он плечами. Работа есть работа. Каждый день с шести утра до двенадцати. Это железное правило нарушается в редких случаях.

- Борис Никитич, возможно ли, чтоб во время посещения вами выставки мебели там был в это же время кто-либо из ваших знакомых, но вы его или ее, если это она, не увидели?

- Исключено! Зальчик там небольшой, вход и выход один, движение вдоль экспонатов произвольное, хочешь иди слева направо, хочешь справа налево. Так что все время перед глазами чьи-то физиономии. Да и народу в тот день там было немного, человек десять-пятнадцать. Вот если мы пойдем с вами туда в одно время, я обязательно вас увижу, - игриво заключил он.

А она подумала: "Кто из них в таком случае врет: либо Чаусов с Жаданом, либо он". Но не сказав об этом своем предположении, поблагодарила его, и он ушел...

Кира собрала бумаги, заперла в сейф, три экземпляра книги профессора Самарина "Челлини, Фаберже, Диомиди - великие мастера", оставленные ей Чаусовым, аккуратно, чтобы не выпали закладки Чаусова, положила в большой целлофановый пакет и отправилась в библиотеку Академии наук.

Это было старинное трехэтажное здание с широким порталом, над которым декоративный балкон поддерживали две могучих консоли в виде львиных голов. Пожалуй, со студенческих лет Кира не была в этой богатой библиотеке.

Предъявив удостоверение дежурной, Кира прошла к замдиректора по научной части. Ею оказалась немолодая женщина весьма строго и немодно одетая, но хорошо причесанная.

- Садитесь, - пригласила она Киру. - Я вас слушаю.

- Мне нужны публикации, связанные с именем художника-ювелира Георгоса Диомиди.

- Я не знаю, что у нас есть. Сейчас попрошу библиографа, пусть посмотрит. Вам придется подождать, - женщина позвонила по внутреннему телефону: - Виктория Антоновна, пожалуйста, поищите, что у нас есть, связанное с художником-ювелиром Георгосом Диомиди... Да... Сейчас, пожалуйста...

- Я не буду мешать вам, если здесь посижу? - спросила Кира.

- Ради Бога, сидите...

Минут через пятнадцать позвонила библиограф, что-то стала диктовать, замдиректора записывала на формулярную карточку, затем, закончив, поблагодарила и протянула карточку Кире:

- Вот все, чем мы располагаем.

Кира читала: "А.Самарин. Челлини, Фаберже, Диомиди - великие мастера, издания 1957-го, 1959-го, 1970-го годов", "Альбом-буклет. Фотоизображения изделий Диомиди. 1955 г.", "Дж.Бэррон. К истории ювелирного дела. Издательство "Артистик букс", Нью-Йорк, 1960 год, перевод с английского", "М.Гилевский. Сравнительное исследование, 1966 г. Университетское издательство". "А.Чаусов. Место Диомиди в русском ювелирном деле, 1970 год. Университетское издательство".

- Нашли что-нибудь подходящее? - спросила замдиректора.

- Да, - Кира подчеркнула на формуляре два издания: "Дж.Бэррон. К истории ювелирного дела" и "М.Гилевский. Сравнительное исследование". Если можно, эти две книги, они нужны мне на некоторое время.

- Хорошо. Вы имеете абонемент у нас?

- Увы, - сказала Кира смущенно.

Замдиректора снова позвонила:

- Виктория Антоновна, принесите мне, пожалуйста, Дж.Бэррона и М.Гилевского. Я сама тут оформлю.

Когда книги принесли, замдиректора заполнила на Паскалову формулярную карточку, вместо номера паспорта проставила номер удостоверения, Кира расписалась, поблагодарила, взяла книги и ушла.

Муж был дома, вернулся с полевых учений. Это она поняла по шумному плеску воды в ванной, он никогда не мылся в ванне, только под душем.

- Я пришла! - крикнула она, приоткрыв к нему дверь. Он стоял за занавеской, и она видела лишь контуры его высокой фигуры.

- Я скоро! - отозвался он.

Она принялась готовить обед. Борщ был, фарш на котлеты стоял в холодильнике. Оставалось начистить картофель. Муж очень любил жареную картошку.

Он вышел из ванной в майке и спортивных брюках. Тело белое, лишь кисти рук, шея, лицо обветрены, покрыты загаром.

- Устал? - спросила Кира. - Наползались, настрелялись?

- Маленько устал... Чеснок есть?

Она очистила два зубка. Он кусал чеснок и хлеб сильными белыми зубами, на челюстях ходили бугры желваков. Ел с удовольствием, шумно. Обедали они обычно в столовой, так он любил.

- Соскучился по домашней еде?

- Ага! - кивнул. - Что у тебя?

- Никаких новостей. Увязла в этом деле.

- Выберешься, - спокойно сказал он, как о деле решенном.

Съев почти сковородку картошки и три котлеты, муж по давней привычке выпил кружку воды из-под крана. Кира убирала со стола, мыла посуду. Когда вернулась в комнату, телевизор работал, а муж, лежа на диване, спал, сладко сопя. Она накрыла его пледом, достала из целлофанового пакета книги и села читать книгу профессора Самарина, где меж страниц торчали закладки Чаусова. Начала с предисловия, написанного Гилевским, в котором, оценивая труд Самарина, тот соглашался, что творчество ювелирных дел мастера Диомиди - это не отраженный свет, не эпигонство, вызванное к жизни такими художниками, как Челлини и Фаберже, а явление оригинальное. Далее Гилевский разбирал концепцию Самарина, его сравнительный анализ, доказывающие, что Георгоса Диомиди можно и нужно рассматривать как самостоятельный факт в искусстве ювелирной скульптуры...

Затем Кира открыла то место в книге, где была закладка, и на одной из страниц подчеркнуты синим строки: "...К великому сожалению, в судьбе трех мастеров есть нечто общее: прихоть временщиков и неудержимые социальные бури. Они-то и лишили нас, потомство, многого из того, что было и могло еще быть создано этими художниками. Что касается Диомиди, то у нас еще есть надежда, возможно, узнать о его замыслах, о том, где, в чьих частных коллекциях хранятся его издания. Узнаем мы это, надеюсь, в тот день, когда будет вскрыт пакет с его бумагами, хранящийся в музее этнографии и художественного промысла". На закладке наискосок написано, как поняла Кира, рукой Чаусова: "Как видим, никаких сомнений в том, что пакет хранится в рукописных фондах музея! Sic: это издание Самарина прижизненное, 1957 г.".

Кира взялась за следующий том той же книги, но переизданной в 1959 году. Опять предисловие Гилевского, и на той самой странице подчеркнуты Чаусовым те же строки, а на закладке написано: "Никаких изменений. Осторожен, ибо издано еще при жизни Самарина".

Третье издание книги, осуществленное в 1970-м году, ничем не отличалось от предыдущих. То же предисловие Гилевского. Но из текста Самарина исчезла фраза "...когда будет вскрыт пакет с его бумагами, хранящийся в музее этнографии и художественного промысла". А на закладке Чаусовым написано: "Почему изъята эта фраза? Не потому ли, что книга переиздана уже после смерти Самарина, и не потому ли, что редактор ее уже сам Гилевский?! Хозяин-барин".

Посмотрев выходные данные двух предыдущих изданий, Кира обнаружила, что редактором их была некая А.Школьник. В третьем же, посмертном издании фамилия Школьник исчезла, вместо нее напечатано: "Редактор и автор предисловия профессор М.Гилевский".