Читать онлайн «Привратник Бездны». Страница 45

- ... ?!.

5. Изыскание предыдущего смысла

Подвергаться всяческим казуистическим (или иезуитским) унижениям, подвергаться безо всякого с моей стороны позитивного ответа... То есть, добровольно соглашаться на все те (и эти, и будущие, вероятно) эмпирические малоувеселительные упражнения с моим не геркулесовым организмом, - это значит прослыть нетипичным героическим персонажем из какой-нибудь греческой мифологической новеллы...

Нося всю жизнь нынешнее свое фамильное прозвище, я как-то притерпелся к всякого рода типичным малоуютным ударам и шлепкам судьбы. Впрочем, эти болезненные знаки-символы, уже давно стали частью моего обывательского существования, моего нехитрого миросозерцания, в сущности, вполне типичного, распространенного среди мужского народонаселения моей малоотзывчивой странной родины, носящей ныне прозвище: Российская федерация...

Причем, по-моему, обывательскому разумению, типичный российский обыватель - это такое яркое нетипичное героическое явление природы, вернее даже - Божьего космоса, - понять, уразуметь которое никакому западному интеллектуалу-обывателю не по силу.

И поэтому, хочешь, не хочешь, а приходиться постоянно, вопреки своей воли, примерять (а то и без примерки влезать) шкуру и доспехи непобедимых былинных сказочных персонажей.

И с горем пополам влезши, порою чувствуешь всем нежным городским тактильным своим прикровом, до чего же эти волшебные личины узки, тягомотны, омерзительно зловонны, неудобоносимы...

И разгорается в моем обидчивом холостяцком сердце мстительное желание отвергнуть все эти предусмотрительные причуды судьбы, - отвергнуть самым преднамеренным образом...

Вывернуться как-нибудь по благородному, по джентельменски, блюдя, так сказать, мужественную мину лица героического российского обывателя, - увы, не получается.

Потому что в реальных немифологических обстоятельствах все гораздо проще и страшнее, - а именно меня, все эти милые предупредительные (объективные!) обстоятельства толкают на нарушение шестой Христовой заповеди, которая гласит: не убий...

Во имя сохранения собственной тленной оболочки я обязан отбирать и рушить близкие, родственные и чужие оболочки, - во имя...

И поэтому, чтобы не преступить сие Божественное предписание, я вынужден нарушить другой христианский постулат, - я личной своей волей вынужден предать себя смерти...

Оказывается, чтобы я выжил, моей бывшей полуразлюбленной жене пришлось распрощаться с собственным, так, ею, нежно, лелеемым, дамским, существованием, которое, она умудрялась заполнять какой-то псевдоблаготворительностью и прочим бутом феминистской активности...

В сущности, кто дал мне право судить образ жизни женщины, с которой столько лет-зим делил спальное вконец опостылевшее супружеское ложе?..

С какой такой стати я возомнил, что моя единоличная персона главнее (или - ценнее, нужнее Божьему промыслу) в этом земном вполне грешном тленном недолговечном существовании?

...Мою, видимо не окончательно проснувшуюся физиономию согревало некое чрезвычайно знакомое (и знаковое!) с детства праздничное утреннее ощущение...

Я страшился разорвать еще отяжеленные сновидческими осколками веки, я не хотел вновь упереться своими истосковавшимися жадными зраками в жуткую топкую темь, - в искусственную черноту...

Однако сквозь неотжмуренные нежные кожные створки пробивался кумачовый сказочный жар, - солнечный жар детства...

Не знаю, сколько бы я еще трусил, но в носовой полости, в самой ее обонятельной глубине зародился предательский прохладительный сквозняк, - и вместо степенного невозмутимого хладнокровного отмыкание верхней части век от паникующих нижних, они напротив еще плотнее притиснулись друг к дружке, и - случился непредусмотрено пошлый сочный чих...

- Апх-чхи!!! Чхи-иа!

И этот неестественно бодряцкий шумовой эффект заставил меня отворить паникующие глаза навстречу нахраписто благожелательному солнечному круглолицему лику, расточающему лично моей счастливо недоуменной физиономии, какие-то ненастоящие - фамильярно профессиональные клоунские улыбалочки...

Я вновь находился в положении лежа. Вновь на чьем-то обширном опочивальням ложе, укрытый белоснежно-госпитальной простыней до самого подбородка, вернее сказать, - короткой колючей бородки, отпущенной по случаю... По случаю моего нынешнего местопребывания, растянувшегося на какие-то, видимо, невообразимые часы-дни-недели, - по крайней мере - не месяцы, - потому как не летаргического же забвения удостоился хмельной молодец, брошенный неким подзабытым психом-родственничком на тропу маленькой победоносной войны...

Между тем в горле набряк малосъедобный суховатый гастритный ком, который бы в самый раз размочить сейчас чашкой моего китайского чая...

Впрочем, не отказался бы от доброго глотка "Мартеля", на худой случай пригубил бы пузырчатой французской бражки "Вдова Клико"...

Господи, а всего лучше - граненую кружку родимого "жигулевского" темного выцедить, не отрываясь, и отдуваясь от прилива постмохмельной треморной озябшести...

Моему лицу было почти горячо, однако тело требовало порядочного верблюжьего, стеганного, в крайнем случае, полевого покрывала на гагачьем пуху. Потому как клинического цвета простыня представлялась настоящей насмешкой в моем содрогающемся положении навзничь, в вызывающе нудистском неглиже, - и все члены мои какие-то странно охолонутые, едва ли не осклизлые, точно их в леднике или морозильнике некие доброжелатели содержали-хранили...

Эдакий - nakedman! В сущности, находиться в подобном uniform, - мне было не привыкать. Видимо, сия естественная органичная униформа стала моим фирменным парадно визитным смокингом, - на все случаи жизни.

Все чаще и чаще матушка-судьба вкупе с архангелами из Ордена "посточевидцев" помещают мою земную грешную сущность в такие превратности жизненные, - так обставляют все мои интимные и бытовые обстоятельства, забрасывая в неведомые чужие альковы, оставляя на мне один единственный природный мой мундир, - что остается бедному пехотинцу...

И вопиет в чужое надышенное, намоленное пространство подневольный дурно обмундированный странник-пехотинец, - вопиет никому не интересные недоуменные молитвы-призывы-восклицания...

Разумеется, никакого жалостного вопежа мое пересохшее горло не производило. Хотя, где-то там, поблизости - за грудиной копошился мальчишеский щенячий скулеж на несправедливость и злонамеренность вышеупомянутых сопроводителей.

Будучи заматерелым заправским пехотинцем, прошедший (и уцелевший!) черт знает какие чужеродные и воинственные местности, я догадывался, что изводить себя (вероятно и уши прислушивающихся), свои голосовые связки убедительными воплями - пустое и бездарное времяпровождение.

Таращась в матово-блескучий плафон казенного светильника, ощущая, как с каждой секундой моего ничком-неделанья, заоконное родное светило подвигается все далее и далее по своим земным делам, - и горячая ладошка его вот-вот соскользнет с моей пригревшийся физиономии... Я несколько затосковал, пока еще не допуская до сознания паникующих домыслов о своих неопрятно охладелых конечностях, которые сейчас в эти мгновения, существовали сугубо в автономном режиме, не подчинясь моим вяло мыслительным указаниям - пошевелиться, поерзать, поелозить...

Я чувствовал его - мое прохладительное тело, - а вот оно, многострадальное, вроде как закапризничало, и не желало идти на контакт с моими подсознательными импульсами. Я же мечтал о взаимоуважении, взаимовнимании...

Нынешнее ощущение отдаленно напоминало отлежалую руку, только вместо одной, охладело ватной конечности - присутствовал весь мой, ко всему привычный организм. И при этом, чрезвычайно осязаемое присутствие собственной утробы - внутренностей, о месторасположении которых до сего мгновения я всего лишь догадывался.

И зачем мне эти дополнительные (доподлинные!) познания - столько-то во мне мотков метража кишок, объем печени, пульсация почечных лоханок и селезенки, ритмическая служба сердечных желудочков, - и аскетическая пустошь основного желудка?..

До сего дня весь этот хитроумный жизнедеятельный механизм не подавал каких-то особенных привередливых признаков своего присутствия и участия в моей жизни.

Причем нынче - в эту созерцательную минуту, суетиться по какой-либо надобности-нужде не было никакой необходимости, - все внутрибрюшные отстойные полости и емкости сияли глянцем и гигиеничностью, все равно, что у новорожденного...

Замечательная хирургическая чистота и благолепие!

... И все сильнее и сильнее теребило подлое желание наследить, натоптать, в этих чародейственно дистиллированных коридорах полостной родимой системы!

Очень хотелось кушать.

А ежели быть весьма пунктуальным - я готов был сожрать целый банный таз манной отвратительной (с младенчества не обожаемой) размазни.