Читать онлайн «Ядерные материалы». Страница 38

Так путано рассуждал бывший коммунист, кавторанг Забелин, бредя в промозглой осенней дымке раннего утра на работу в порт, к расплывающимся в плотной, обложной мороси контурам погрузочных кранов и пароходных труб.

Через лабиринты нагромождений серых и бурых контейнеров он проходил к причалу, где стояла, готовясь к скорому отбытию, многотонная белая туша "Скрябина" - мокрая и холодная стальная скала - его будущий дом с теплой кельей собственной каюты.

Его немало настораживала усиливающаяся, сверлящая и неотступная боль в бедре и под коленом и немеющая от ходьбы нога - видимо, одна из позвоночных грыж увеличилась, давя на нервный корешок. А он-то надеялся, что перестроившийся на иной жизненный ритм организм сумеет хоть чуточку подавить хворь. Увы, чуда не произошло. И он уже со страхом размышлял, каким образом сумеет справиться с надлежащими обязанностями и не спишут ли его на берег еще до того, как "Скрябин" отправится в плавание. Спасение было лишь в болеутоляющих таблетках и в силе воли.

Необходимое оборудование, как уверил его некто Крохин - помощник руководителя экспедиции, уже прошло таможню и находилось на борту корабля. Сам же руководитель - молчаливый пакистанец с безучастным лицом и неподвижными, как приклепанные пуговицы, глазами, в чьей радужной оболочке растворялись тусклые зрачки, - удостоил Забелина лишь небрежным наклоном головы, увенчанной чалмой.

Команду составляли молодые мужчины не старше тридцати лет, чей национальный признак был весьма разнообразен: арабы, украинцы, дагестанцы, азербайджанцы, русские, пакистанцы, а научный корпус экспедиции был представлен исключительно выходцами с Аравийского материка, окончившими, как выяснил Забелин, самые знаменитые университеты Англии и США. Исключением являлся некто Филиппов - пожилой лысый человек с каким-то хронически испуганным выражением лица - специалист по глубоководным работам и батискафам.

Капитан представлял из себя личность замкнутую и крайне молчаливую, и подготовкой судна к плаванию верховодил второй помощник Еременко - крикливый неопрятный тип с гнилыми зубами, узким лицом и с глазами дохлой трески. С физиономии его не сходила бессмысленная пакостная ухмылка, при общении с научной элитой, впрочем, преобразующаяся в слащавый оскал, разивший вопиющей, а потому даже зловещей фальшью. За плечами его, как выяснилось, стоял огромный морской опыт, хотя по манерам и лексике он походил не на старожила-морехода, а на проведшего всю жизнь в тюрьмах и зонах урку.

Роль Забелина была проста: скорректировать погружения глубоководных аппаратов таким образом, чтобы были проведены контрольные заборы воды непосредственно у тех участков корпусов лодок, где находился ядерный боезапас и реакторы. Таким образом определялись источники утечек радионуклидов, дополнительно, как пояснили специалисты, регистрируемые специальными датчиками.

Каким образом арабы намеревались проводить глубоководные работы, Забелин толком не понимал. Толстостенный шар необитаемой батисферы мог погружаться до определенного уровня, покуда чудовищное давление выдерживали лебедки и тросы, но бездна у Бермудских островов никакой надежды на их прочность не оставляла, и аппарату предстояло неуправляемое падение в черноту пучины, что означало неминуемый промах мимо цели. Да и зачем в принципе нужно было использовать батисферу вместо одного маневренного батискафа, выпуском бензина и дроби способного маневрировать на глубинах, вдвое превышающие заданные, с хирургической точностью?

Филиппов хмуро и путано объяснил ему, что, во-первых, в батисфере, стоящей в десятки раз дешевле управляемого батискафа, существуют корректирующие погружение механизмы, управляемые программой, во-вторых, батисфера используется в качестве дублирующего варианта, если погружение батискафа окажется неэффективным, а в-третьих, возможно, она останется на дне морском на веки вечные в качестве стационарной станции слежения, передающей длинноволновую информацию.

- А какой тогда у нее источник питания? - поинтересовался Забелин. Ядерный, что ли? Если на веки вечные...

- Я так, к слову... - торопливо обронил Филиппов и, сославшись на занятость, ушел.

Впрочем, нюансы научных манипуляций Забелина особенно не интересовали: он получил свой чек, дорогу ему оплатили, удобную каюту предоставили, а вскоре на судно прибыл Уолтер, которого, как главного поставщика оборудования и снабженца экспедиции, обязали присутствовать при проведении исследований, дабы в случае отказа аппаратуры составить со специалистами надлежащие рекламационные акты.

Поездке своей Уолтер поначалу отчаянно противился, однако заказчик работ пообещал ему дополнительное вознаграждение, чья сумма нейтрализовала отрицательные эмоции, связанные с перспективой трехмесячного путешествия.

Помимо того Уолтеру гарантировали собственный телефон спутниковой связи, и он мог продавать свои сосиски, прокат и редкоземельные металлы, качаясь на волнах Мирового океана и поддерживая постоянную связь с квартирой-офисом, где в качестве секретарши сидела в его рабочем кресле жена - особа сообразительная и хваткая.

Да и сам Уолтер постепенно пришел к мнению о необходимости встряхнуться, подзарядиться свежими океанскими ветрами и впечатлениями, а будучи завзятым аквалангистом, прихватил с собой снаряжение для погружений, ибо рассчитывал понырять на мелководье тропических морей, через которые пройдет маршрут "Скрябина".

Приезду нью-йоркского приятеля Забелин обрадовался: и команда, и ученый состав теснились в своих кружках, держались с ним замкнуто, и товарищей по общению, несмотря на все старания, он не находил.

Утомленный многочисленными хлопотами Крохин также держался с ним отчужденно, был постоянно озабочен текущими организационными проблемами и как на привязи крутился возле своего шефа-пакистанца. Так что, пожалуй, единственным человеком, с кем Забелин сошелся, стал старпом Сенчук здоровенный, как шкаф, детина покладистого, общительного нрава. Было в нем что-то мальчишески-озорное, несмотря на изрядные годы. Когда же он снимал форменную фуражку, то открывавшаяся лысина придавала ему глуповато-простодушный вид. На язык, однако, старпом был остр, к разношерстной команде судна, набранной наспех, относился довольно критически, хотя был крайне предупредителен и вежлив ко всем без различия, будь то капитан либо простой матрос.

Забелин сразу же проникся к пожилому старпому искренней симпатией. Кроме того, они были людьми прежней закваски, военными морскими офицерами, и он сочувствовал сетованиям старого служаки и по поводу экспедиции, нанятой за иностранные деньги, и чужеземного ее состава, и экипажа судна, состоящего, по мнению Сенчука, из сплошных неумех.

- Измельчал народишко, - вздыхал Сенчук. - Что это за матросы? Им дай пароход - море высохнет! Да что море! По речке-вонючке на надувной лодке с алюминиевым веслом плавать не доверишь, и ту утопят... А боцман? Лежебока каботажный! Верхняя палуба - свинарник, мусор с наледью, чисто стадион после матча, а он и не чешется! Что за тип? - ни украсть, ни покараулить... И, представь, кавторанг, я, на горе свое, непосредственное начальство этой посредственной сволочи...

- А что капитан? - спрашивал Забелин.

- А капитан - человек с философской, как понимаю, жилкой... Находится в постоянном и глубоком самозабвении. Выслушает, плечами пожмет и-к биноклю... Старпом, сведя указательные пальцы с большими, поднес их к носу, откинул назад голову, показав тем самым, как именно капитан взирает через бинокль. - Чего он в этой оптике видит? Какие чарующие миражи и вообще натюрморты?

- В министерстве мне говорили, - заметил Забелин, - что у него громадный опыт, вообще... светлая голова...

- Ну да, он блондин... - безучастно подтвердил Сенчук, глядя в иллюминатор, где мутно тлели за пологом мороси береговые огни.

- Ответственности в людях поубавилось, - произнес Забелин. - Это уж точно, без бинокля видно.

- А почему, знаешь? - спросил Сенчук. - У дисциплины один из трех корней должен быть. Первый - страх, второй - денежный интерес, третий - культура. А потому немец служит за совесть, американец - за доллары, а русский человек, разбойный и лукавый, - за страх. Нет страха - не будет и службы.

- Не сказал бы я так о своих бывших товарищах, - покачал головой Забелин. - Мы-то как раз за совесть...

- А кто флот российский зачинал? - спросил Сенчук. - И вообще государственность? А? Немцы! От них и традиции. Это - раз. А вот тебе два: куда деться офицеру, если оплошал он? Что будет с ним на гражданке? В этих, братец, вопросах и есть тот же самый страх - отец и мать дисциплины. И героическое наше бесстрашие российское частенько, поверь, именно с перепугу случалось. Не пойдешь грудью на амбразуру - получишь свинец в затылок.

- Не очень-то вы любите русский народ, - заметил Забелин. - По-моему.