Читать онлайн «Печальная принцесса». Страница 25

До дома Татьяны они бежали, прячась под зонтами, укрылись под навесом, принялись стучать. Она сразу открыла, увидев их, улыбнулась, обнажая розовые гладкие десны:

– Входите, дождь-то какой валит! Но это хорошо, я люблю дождь. У меня печка пышет, тепло, входите. Вы не извиняйтесь, что разбудили меня, вы меня тогда, ночью, вовсе и не разбудили, у меня бессонница как раз была, я телевизор смотрела, по ночам все сериалы повторяют, какие я днем не успеваю посмотреть. Мне одна радость – кино да поесть. Вы не смотрите, что я такая худая, ем я много и вообще поесть люблю.

Татьяна пригласила их в дом, где действительно было тепло, и в этот раз Рите показалось, что в кухне не так уж и грязно, как в прошлый раз. Разве что хозяйка постаралась и навела блеск, почистила посуду, выстирала занавески и вымыла полы.

– Татьяна, мы связались с вашим участковым, и он сказал нам, что мужа Лили Бонковой, Виталия Бонкова, не видели с тех самых пор, как он поехал в Москву. Вам что-нибудь известно об этом?

– Нет, не знаю, и никто ничего не знает. Хотя, поговаривают, якобы он там, в Москве, женился, нашел богатую тетку, постарше его.

Рита с Мирой переглянулись. Чувствовалось, что сочиняет Татьяна прямо на ходу, глаза блестят, сама она возбуждена, ей радостно, что ее мнением интересуются, что справляются у нее. Когда же она увидела на столе пластиковую коробку с пирожными, то и вовсе растаяла.

– Но это люди говорят, а как на самом деле – никто не знает, никто его не видел. А это что? – Впалые щеки ее порозовели.

– Пирожные, угощайтесь. – Рита открыла коробку, Татьяна метнулась к полке, достала стаканы, бухнула на плиту чайник, зажгла газовую конфорку.

– Татьяна, нам бы попасть в дом Бонковых, осмотреть его, может, письма какие-нибудь найдутся, записки, документы, следы пребывания Виталия. Это очень важно…

– Вы все-таки его подозреваете? А я вам что говорила? Это он придушил Лилечку, гад! А в дом-то попасть – проще простого. Я знаю, где она ключ оставляет. Здесь все имеют потайные места, о которых знает, как правило, вся деревня. Но это – на случай пожара, например. Знаете, какой пожар в августе был? Два дома сгорели и стог сена… так полыхало! Мы думали, что Санька, один наш алкаш, сгорел, кто-то даже всплакнул о нем. А когда дом потушили, вернее, от дома-то ничего не осталось, он вдруг появляется, неизвестно, где спал, может, под кустом и заснул, чтоб ему! Так мужики на него набросились и избили.

– За что? – не поняла Мира.

– Как за что? Дом стоял пустой, вот Саньке и разрешили там пожить, а он курил, папиросу свою не загасил, вышел, может, отлить или еще куда-то, а дом-то и заполыхал. Жара еще была страшная. Пока один дом горел, из второго, что по соседству, люди повыскакивали, стали поливать стены водой, чтобы не загорелось, но уж слишком сильным был огонь.

– Значит, вы поможете нам войти в дом Лили?

– А чего ж не помочь хорошим людям? Вы как, прямо сейчас пойдете или когда дождь стихнет?

Рита пожала плечами. За несколько минут, что они бежали к дому Татьяны, она успела вымокнуть, куртка была – насквозь, сапоги тоже.

– Вы посидите, чайку попейте, отдохните, работа-то у вас, наверное, собачья. Вы давеча спрашивали у меня про писательницу английскую. Я тогда уснуть не могла, все думала, почему вы заинтересовались ею?

Она смутилась, видно было, что она сгорает от любопытства. Рита улыбнулась:

– Понимаете, так получается, что Лиля уехала из Хмелевки сразу же после того, как с вами, с местными женщинами, поговорила Диана Шеперл, призвала вас, простых деревенских женщин, терпящих насилие со стороны мужей, начать, грубо говоря, решительные действия, направленные на освобождение от домашней тирании. Вот я и подумала: Лиля, красивая девушка. Она что, не знала себе цену? Не понимала, что та жизнь, которой она живет, на самом деле является настоящим адом? Я так понимаю, что они с мужем нищенствовали, раз он пил. У нее тоже не было никакой профессии, да она нигде и не работала.

– Одно время она на почте служила, но там платят копейки, – вздохнула Татьяна, отправляя в рот огромный кусок кремового пирожного. – Такой торт вкусный, забыла, когда так сладко ела! Все молоко, да хлеб, да жареная картошка с огурцами.

– Скажите, вот после того, как эта Диана уехала, не произошло ли чего-нибудь экстраординарного в вашей деревне, кто-нибудь из женщин сделал для себя выводы, может, кто-то развелся с пьяницей-мужем или тоже уехал, последовал примеру Лили?

– Двое – Галька Терентьева и Ирка Соснова – эти забеременели, – удивила их Татьяна. – А вот Антонина ела с мужем жареную картошку, тот обматерил ее, ну, как водится, так она взяла эту самую сковородку с горячей картошкой и шарахнула Николая по голове. У него – сотрясение мозга плюс ожог. Но он заявление писать не стал, побоялся, что она еще чего учудит. Да, вот еще. Нинка Елисова бросила своего мужа, взяла детей и отправилась в Днепропетровск, к матери. Не буду, говорит, терпеть твои кулаки, подам на развод, поеду к матери, там дети хоть отъедятся, успокоятся, забудут твои пинки да подзатыльники.

– Значит, была все-таки реакция! Не зря эта Диана приезжала к вам, может, эта ваша Нина и устроит себе нормальную человеческую жизнь. Вот только я не поняла, почему две женщины забеременели? Что это – совпадение? Или у них мужья не пьют?

– А у них мужей вообще нет, говорят, они в город съездили, в гостинице с командированными неделю пожили, с москвичами, что ли, с каким-то учеными, интеллигентными, чтобы дети были умными и, когда вырастут, не пили бы.

– Понятно, чтобы гены были хорошие, – улыбнулась Мира.

– А у нас недавно, весной, что ли, точно не помню, Мишка Илясов пропал, дружок Витальки Бонкова. Как в воду канул. Он один жил, родители его давно померли. Он хоть и пил, да знал меру. Он у нашего фермера в помощниках ходил: подай-принеси. Но исполнительный такой, хотя хи-и-итрый! – Татьяна, закатив глаза к потолку, взяла еще одно, шоколадное пирожное.

– Весной, говорите?

– Да. Но перед этим он в город зачастил. Оденется во все чистое, наглаженное, надушится духами, как баба, и на автобус – в город, значит. Мы уж подумали, что жениться собрался, а он вдруг исчез. Соседка Полина была у него в доме, хотела посмотреть, все ли вещи целы, может, он просто собрался и уехал насовсем в город. Меня позвала как свидетельницу или понятую. Короче, чтобы никто не подумал, что она у Илясова что-то спи…ила, ох, извиняйте, украла. – Она прикрыла рот рукой. Губы ее блестели от шоколада.

– И что? Что выяснилось? – живо заинтересовалась Рита.

– Все вещи были на месте. Чемодан – тоже. В холодильнике – котлеты, щи, он сам себе готовил. Получается, он вроде как на один день в город подался, но не вернулся. Он вообще-то аккуратист, экономный к тому же, не стал бы готовить себе обед, чтобы потом оставлять его в холодильнике до загнивания. Может, конечно, так влюбился, что отправился с невестой на юг, в Сочи, например, я так предполагала. Ну явно к бабе ездил, раз так наряжался да душился, раньше-то с ним такого не было. Полина говорит, что он даже пел, когда в душе мылся, чего раньше с ним тоже не происходило. Это мелочи, конечно, но она так сказала – пел. Настроение у него было хорошее, душа, значит, пела.

– А как он к Лиле относился? – неожиданно спросила Мира.

– К Лиле-то? Да он с ума по ней сходил, но она вышла замуж за Виталия. Илясов-то – он серый, как крыса, некрасивый, угрястый, какой-то неприятный, что ли. А Виталька – первый красавец был… ой, что я такое говорю! Был и есть. Никто же не сказал, что он помер. А может, напился, и ударили его по голове, и отшибло у него память. Сами небось знаете, как это бывает, сколько вон историй по телевизору. Жил человек, а потом очнулся в больнице. «Здрасте-пожалуйста, ты кто такой?» – «Понятия не имею». Ни имени своего не помнит, ни родных. Может, и наш Виталя или Илясов, дружок его, где-нибудь в больнице или в психушке лежат и ничего о себе не помнят. Иначе как объяснить, что их нет?

– Расскажите еще про Илясова. Как он выглядит?

– Как-как, – пожала плечами разомлевшая и раскрасневшаяся от вкусной еды Татьяна. – Говорю же, серый такой, невзрачный, с неприятным лицом, бледным. Весь в угрях, губы всегда мокрые, тьфу… противно. У него и девушки-то не было, да и кто же захочет с таким целоваться? Стошнит.

Рита задумчиво посмотрела на Миру. В ее ушах зазвучал голос Кати Пышкиной, рассказывающей о том, как она совершенно случайно застала Лилю с неизвестным ей мужчиной и что за этим последовало: «Думаю, Лиля не знала, что я дома, потому что она вошла в кухню в чем мать родила, красная, потная, и… она плакала! Увидев меня, она обомлела и бросилась вон из кухни, заперлась в своей комнате. Я недоумевала – почему она плакала? И что же это за свидание такое, после которого девушка плачет? Что случилось? Я слышала, как Лиля вышла из комнаты и заперлась теперь уже в ванной. И пробыла она там очень долго. За это время можно было десять раз вымыться. Я даже испугалась, не стало ли ей там плохо, от горячей воды. Я постучалась, спросила, все ли с ней в порядке, она мне долго не отвечала, а потом открыла дверь, и я увидела ее, сидевшую на краешке унитаза, в халате, с мокрыми волосами и припухшими от слез глазами. А к вечеру у нее поднялась температура, я перепугалась, предложила ей вызвать врача, но она отказалась. Потом ее вырвало. Словом, Лилечка моя расклеилась».