Читать онлайн «Архивное дело». Страница 25

Вторую половину первого тома занимали следственные материалы, относящиеся к обнаружению у Ерошкиной плотины утопленника через год после исчезновения Жаркова. В деле имелись протоколы опознания трупа и ремня, которым была привязана негодная вальцовая шестерня, валявшаяся в прошлом году возле пруда и неизвестно когда исчезнувшая с берега. Лукьян Хлудневский и Ефим Инюшкин предполагали, что «ремень с латунной морской пряжкой» принадлежал Жаркову. При опознании останков утопленника понятые заявили, что перешитый из серой шинели армяк с дореволюционными солдатскими пуговицами раньше они видели на березовском жителе Хоботишкине. Судя по останкам, потерпевший был малого роста, примерно, как сам Илья Хоботишкин или его старший сын Емельян. Районный врач дал заключение, что труп пролежал в воде не менее года.

Из дальнейших материалов было видно, как Тропынин стал разыскивать отправленного в Нарым Илью Хоботишкина. По его запросу сотрудники Томского управления ОГПУ отыскали семью Хоботишкиных в селе Подъельник, расположенном в нескольких километрах от пристани Нарым на Оби. Жена Хоботишкина Анна Кузьминична показала, что ее муж Илья Тимофеевич и старший сын, двадцатипятилетний Емельян Ильич, в начале октября 1931 года отправились на пассажирском пароходе «Пролетарий» в Томск продавать кедровые орехи и домой не вернулись. Где они находятся, Анна Кузьминична не знала. Младшего сына Дмитрия Хоботишкина,ввиду его умственной неполноценности, оперуполномоченный допрашивать не стал.

Во многих протоколах дознания чувствовалось, как Тропынин старался выявить связь между исчезновением Жаркова и обнаруженным трупом предполагаемых кого-то из Хоботишкиных, но все его старания оказались бесплодными. Допрашиваемые в один голос заявляли, что после того, как раскулаченного Илью Хоботишкина отправили в Нарым, не видели в здешних местах ни самого Ильи, ни его сына Емельяна, ни других, чем-то похожих на них людей.

Заканчивался первый том материалами о нападении на Половниковых. Большую часть их занимали показания сына кузнеца, содержание которых Бирюков уже знал из рассказа Федора Степановича и с удивлением отметил, насколько хорошо тот помнил буквально все подробности происшествия. Предсмертные показания самого Степана были короткими. Умирающий кузнец успел сообщить Тропынину, что при допросе в томской милиции «оборванец», укравший у него мешок зерна, предъявил милиционеру справку, будто он является членом колхоза «Знамя Сталина». Была колхозная справка и у Половникова. Когда их сравнили, то оказалось, что у «оборванца» в справке и печать другая, и подпись председателя не та. Степанову справку подписал Хлудневский, а «оборванцеву» — Жарков. На очной ставке с «оборванцем» кузнец заявил, что видит этого человека впервые и что никакой он не колхозник, а самый отпетый вор. В ответ «оборванец» закричал, что за такие слова Половникову ни одного дня не жить на белом свете. И еще Степан сообщил Тропынину: начальником милиции в Томске служит бывший мельничный подрядчик Ерофей Колосков, который по ранешнему знакомству отпустил Половникова, хотя другой милиционер, проводивший дознание, настаивал задержать Степана вместе с «оборванцем» до полного выяснения их личностей.

В медицинском заключении о ранении Степана врач районной больницы констатировал: полученное Половниковым пулевое ранение в спину — смертельно.

После заключения врача в деле были подшиты запрос в Томское управление ОГПУ и ответ на него, из которого явствовало, что начальник районного отделения Ерофей Нилович Колосков бесследно исчез в тот же вечер, когда было совершено вооруженное нападение на Половниковых. Накануне исчезновения Колоскова от коновязи угнали служебного жеребца вороной масти с белыми «чулками» на передних ногах. Задержанный за попытку хищения у Половниковых мешка с зерном гражданин, числящийся по справке Губановым Семеном Павловичем, при этапировании из камеры предварительного заключения в следственный изолятор совершил побег и след его затерялся.

Второй том, за изучение которого взялся Антон Бирюков, начинался материалами дознания по существу самостоятельного уголовного дела, возбужденного по поводу исчезновения Ерофея Ниловича Колоскова. Труп бывшего начальника отделения милиции обнаружили лишь в апреле 1933 года, когда обильно стал таять снег, под обрывистым берегом Ушайки недалеко от ее устья при впадении в Томь, почти рядом с домом, где жил Колосков. Судебно-медицинский эксперт, производивший вскрытие трупа, дал заключение, что потерпевший убит выстрелом из нагана в спину. Это подтвердила извлеченная при вскрытии пуля, застрявшая в костях грудной клетки. А оперуполномоченный ОГПУ, проводивший расследование обстоятельств убийства, пришел к выводу, что причиной покушения на начальника милиции является не террористический акт, как предполагалось вначале, а стремление убийцы завладеть служебным револьвером системы наган №6342 выпуска 1930 года, которого не оказалось в кобуре на поясном ремне Колоскова. Несмотря на тщательную розыскную работу, выявить убийцу не удалось.

Вновь расследование было начато в январе 1939 года, когда Тропынин уже стал начальником районного отдела НКВД в Томске. Поводом для этого послужило письмо, написанное химическим карандашом, судя по сильному наклону влево, измененным почерком. Несколько высокопарно и с намеком на юридические познания в нем сообщалось:

«Глубокоуважаемый гражданин начальник! Пишу в НКВД впервые и обращаюсь к Вам от всего племени жильцов дома № 28, находящегося по Набережной Томи, рядом с пристанскими складами бывшего купца-пароходчика Горохова. Наряду с достопочтенными совслужащими речного флота проживает в нашем доме гражданка Снежкова Розалия, начавшая свой жизненный путь в публичном доме. После она была «нэпмановской барышней», то есть жила на содержании у преуспевающих фабрикантов, а теперь живет на средства приводимых ею клиентов-мужчин.

В последнее время почти каждую ночь посещает Розалию Снежкову представительный гражданин, выдающий себя за Петухова Павла Семеновича. В действительности — это внебрачный сын известного в Томске до революции скорняка Рафаила Валеевича Муртазина. В разные времена он привлекался к уголовной ответственности под псевдонимами Курочкина Ивана, Губанова Семена, Фуксмана Артура и так далее. Его уголовная кличка «Муха», хотя, считаю нужным предупредить Вас, что сей гражданин ростом — под потолок, а в плечах — косая сажень с четвертью. Если Вы пороетесь в уголовных делах дореволюционного периода, то без труда обнаружите криминальные преступления упомянутой «Мухи» в широком диапазоне, начиная от карманных и рыночных краж до грабежей с убийствами.

С появлением в квартире Снежковой этого рецидивиста всем жильцам нашего дома стало неуютно, поскольку «Муха» вооружен огнестрельным оружием и тем самым представляет большую социальную опасность. Например, находясь в нетрезвом состоянии, вчера он совершил террористический акт — застрелил из револьвера сиамскую кошку, принадлежащую одному из наших уважаемых жильцов — бывшему адвокату, ныне нетрудоспособному гражданину. Причиной теракта послужило то, что кошка нечаянно проникла в квартиру Снежковой и совершила попытку хищения копченой колбасы. Отсюда вытекает вывод, что «Муха» не порвал связей с преступным прошлым. Этим он унижает Советскую власть и органы НКВД, ведущие бескомпромиссную борьбу с террористами всех мастей и рангов.

При положительном решении моего заявления учтите, что гражданин, выдающий себя за Петухова П. С., появляется в квартире Снежковой регулярно после восьми часов вечера и остается у нее до семи утра. Где он находится в другое время суток, неизвестно.

Не думайте, гражданин начальник, что это письмо анонимное. Я не привык сочинять жалобы и ставить под ними свою фамилию. Поэтому подписываюсь просто — Наблюдатель».

В левом углу «заявления» стоял официальный штамп РО НКВД с указанием входящего номера и даты. В первый же вечер после поступления письма «Наблюдателя» на пути к Снежковой в Пристанском переулке был задержан «Муха», оказавшийся тем самым «Губановым», который в декабре 1932 года пытался украсть у Половниковых мешок зерна. При задержании у него изъяли наган с гравировкой на рукоятке «А. К. Жаркову — от Сибревкома. 1920 г.». Оперативно проведенные баллистическая экспертиза и исследование пули, извлеченной из трупа убитого семь лет назад начальника милиции Колоскова, показали, что Ерофей Нилович был застрелен в спину именно из этого нагана.

Тертый рецидивист «Муха» быстро сообразил, какое возмездие нависло над ним. Ознакомившись с неопровержимой экспертизой, он заявил Тропынину, что наган недавно подарил ему тот самый «сморчок», который когда-то сделал липовую колхозную справку. Теперь он работает на Томской пристани и проживает у старого адвоката Всеволода Станиславовича Акулича в доме № 28 по Набережной Томи, то есть именно там, где живет Розалия Снежкова.