Читать онлайн «Р.А.Б.». Страница 56

Постепенно все происходящие вокруг события перестали меня интересовать. Напряжение последних месяцев, ощущение всеобщего бардака, ежедневное наблюдение за снующими группами торговых представителей с пустыми глазами, отчаянная карьерная гонка вогнали меня в устойчивую апатию. Дома я, казалось, появлялся только для того, чтобы поздороваться или попрощаться с женой, или оставить денег, или отвезти ее в магазин бытовой техники (мы почти закончили ремонт). Иногда я находил себя в компании наших «общих» друзей, удивленно таращил глаза, не понимая, что я тут делаю, и снова проваливался в анабиоз. Моя настоящая жизнь была связана теперь с другим человеком.

Я встречался с Аней практически каждый день и только благодаря этим встречам пережил тот октябрь. Мы гуляли по московским переулкам, засиживались допоздна в маленьких кафе с мягкими шторами, ходили в кино, музеи (вы не поверите, оказалось, что они существуют и туда все еще пускают менеджеров среднего звена).

Мы могли часами слушать друг друга, и каждый раз я поражался тому, как можно практически ежедневно видеться с человеком и всегда находить новую тему для разговора. Или за всю эту жизнь мы просто не нашли повода выговориться? Оказалось, мы любим одни и те же книги, фильмы, музыку. Откуда-то из глубины моего сознания всплывали имена литературных героев, сюжеты, фамилии актеров, какие-то занимательные факты и истории. То, что я, казалось, давно забыл, а может, берег до поры?

Та часть суток, которую я проводил на работе или дома, тянулась бесконечно, время, проведенное с Аней, укладывалось минут в пять. Хотя, понятно, с ней я находился много дольше, чем на работе или в домашнем заточении.

Именно заточении. Со временем я начал придумывать поводы, чтобы слинять в один из выходных. Вечеринка у друга, встреча по работе, день рождения папиной подруги. День рождения бабушки папиной подруги. В ответ на вопрос, где меня опять носило до двух ночи, я мог бы написать повесть. Я мог бы стать королем авторов женских романов, а стал королем врунов. Хотя – о какой правде или лжи можно говорить, когда тебя не интересует ничего, кроме еще одного часа, проведенного с ней? Касание пальцев, звук льда, ударяющегося о стенку бокала, ее улыбка, ее глаза, ее… все…

Со временем обнаружилось, что помимо совпадающих биоритмов, привычки ложиться спать под утро, практически полного отсутствия друзей, даже предпочтения в еде у нас были одинаковые. Удивительно, как мы могли быть такими похожими и не встретиться раньше?

Мы стали лучшими друзьями, готовыми делиться проблемами и спешить на помощь. Мы узнавали о том, как идут дела, по выражению глаз и кивку головы. Мы стали отчаянно нуждаться друг в друге. Наша мнимая независимость от окружающих таяла, как дым от свечи (да, еще мы оба обожали свечи с ароматами, что, в общем, понятно). Очевидно, что за всеми этими фразами про «лучше одному, чем в дурной компании», или о том, что ты настолько устаешь от людей, что ценишь каждую возможность побыть в тишине, зияло одиночество. Смешно рассказывать человеку о твоих «лучших друзьях – книгах» и самодостаточности, проводя с ним несколько раз в неделю по семь часов. И так уже больше месяца.

Когда не были вместе, мы отчаянно эсэмэсились. Коллеги и знакомые уже начинали смотреть на меня как на больного, потому что я, и без того будучи человеком не самым внимательным, вообще перестал концентрироваться на предмете разговора, ежеминутно утыкаясь в экран iPhone’а или отстукивая на нем очередную записку. Мы желали друг другу «спокойной ночи» и «доброго утра», знали, кто из нас что сегодня ел и с кем завтра должен встречаться. Особенно непривычно это было для меня, человека, который не помнил собственного расписания. Мы переписывались настолько часто и были в курсе того, что происходит с каждым так детально, что, казалось, мы живем вместе, не ночуя в одной постели в силу какой-то странной и временной причины. К сожалению, из литературы будущего переписка вообще, и, в частности, любовная, исчезнет как жанр. Наши пылкие письма сгинут навсегда в «корзинах» электронной почты и «удаленных папках» мобильников. И ни у кого не будет шанса лет через двадцать, читая переписку Иванова и Петровой, улыбнуться, думая о том, что любовь всегда говорила на одном языке.

Любовь… то, что я лицемерно именовал «дружбой двух очень близких людей», оказалось совершенно другим состоянием. Мы были отчаянно влюблены, влюблены без памяти и, конечно, боялись себе в этом признаться. Как истинно самодостаточные люди.

Ты не можешь точно сказать, в какой момент это рождается. Просто однажды вдруг ощущаешь, что картинку быстро поменяли. Что-то неожиданно щелкает перед глазами, и спустя мгновение мир обретает другие краски.

В тот день мы гуляли по парку, смотрели на диких гусей, бесцеремонно расхаживавших по берегу пруда, и на уток с подрезанными крыльями. Аня крошила в воду хлеб, который успевал размокнуть и проплыть довольно далеко, если ветер чудом не относил его к клюву одной из птиц, настолько они были ленивы и сыты. А потом прямо перед нами выпрыгнула белка, и мне показалось, что мира, в котором люди пользуются мобильниками с двумя сим-картами, «чтобы все успевать», больше не существует. Аня спросила, нравится ли мне Джон Леннон, и я хотел ответить, что нравятся некоторые вещи, хотя мне он совершенно не нравился, но вместо этого прижал ее к себе и впился в ее губы. Мы целовались бесконечно долго, и я не мог оторваться, утонув в ее запахе. А потом утки уплыли, и стало смеркаться. Мы углубились в парк, туда, где под кронами лип лежат кучи пожухлой листвы, где пахнет подлеском, хвоей и еще чем-то осенним. И я взял ее за руку, крепко сжал и не отпускал, пока мы не вышли из парка.

А потом мы поехали к ней и занимались любовью так, как это обычно происходит на первом курсе института в квартире друзей, чьи родители уехали на дачу. Безостановочно и безоглядно. Совершенно не понимая, который час и остался ли в мире за стенами квартиры хотя бы один живой человек. Пространство и время стираются. Их размывает, как задние стоп-сигналы машин, едущих перед тобой, в момент, когда дождь только начался.

Я вернулся домой к четырем утра совершенно расхристанный. Разобранный на части, наполненный какой-то безумной, совершенно не свойственной мне энергетикой. Света не спала, видимо, женское чутье подсказывало ей, что именно теперь моего прихода следует дождаться. Увидев мое лицо, она спросила, что произошло, и я, как мне казалось, совершенно неубедительно наплел ей про новый аудит. Про то, что в этот раз всех нас, кажется, уволят. Наверное, мои глаза были настолько безумны, что она действительно поверила и даже попыталась пожалеть меня, погладив по голове, и сказав, что все образуется…